Под небом Испании - Александр Родимцев

Частыми гостями у нас были и руководители Коммунистической партии. Особенно запомнился приезд в Трнхуэке Долорес Ибаррури, которая часто бывала на фронте. Как всегда, жизнерадостная и веселая, Долорес Ибаррури была в тот день особенно в приподнятом настроении. Она изъявила желание пойти на передовую к бойцам.

– Как, Павлито, можно посетить бойцов в окопах? Зная, что пройти на передовую можно лишь с большим риском, я ответил:

– Конечно можно, но только необязательно. Вы же не агитатор бригады и не комиссар дивизии, который шел бы в подразделения на передовую, чтобы провести беседу. Вы руководитель партии, и вам нельзя рисковать своей жизнью.

Чувствую, что мой ответ ее не удовлетворил. И Листер соглашается идти вместе с ней. Ну, а раз Листер пойдет – пойдут и все остальные, а это значит, что наберется большая группа людей. При этом каждый из них станет вести себя героем, не будет маскироваться и там, где нужно переползти, пойдут в рост.

Наверняка наблюдатели противника увидят и вызовут артиллерийский огонь. Долго шел спор. В конце концов решили идти только вчетвером: Долорес, Листер, Пандо и я. Многие командиры обиделись, не попав в нашу группу.

Долорес переоделась в мужское платье, на голове у нее красовалась испанская пилотка.

Благополучно пришли на передовую. Не успели спуститься в окоп, как Долорес сразу же со всех концов окружили солдаты и офицеры. Бойцы обступили ее, тормошат:

– Долорес, посмотри наше убежище.

– Наше безопаснее, – перебивают другие.

– Долорес, подари свою фотографию.

– Долорес, отведай из моего котелка.

– Долорес, я тебе дарю на память пилотку.

Долорес ест из солдатского котелка, берет письма, осматривает окоп, прижимается своей черной с проседью головой к пулемету.

Каким-то образом она узнала, что в батальоне есть две девушки-пулеметчицы, сражающиеся уже более трех месяцев и особенно отличившиеся в боях под Трихуэке. Она захотела увидеть их, и мы прошли к ним.

Этих девушек мне приходилось встречать еще в первые дни боев на реке Хараме. При вынужденном отходе они с большим трудом тянули пулемет «максим». Тогда Пандо спросил их:

– Милые девушки, почему же вы отходите в тыл, а не стреляете по противнику?

Они с обидой ответили ему:

– У нас нет боеприпасов, поэтому мы и отходим…

На вид им можно было дать лет по шестнадцать. Теперь они, радостные и счастливые, стояли перед Пасионарией.

При встрече с Долорес было столько радости и шума, что итальянцы, по-видимому, увидели в этом что-то подозрительное. Недалеко от нас стали рваться мины и снаряды. Надо было немедленно уходить, пока итальянские артиллеристы не произвели точную пристрелку. Но Долорес и слышать об этом не хотела. Она оживленно беседовала с солдатами и офицерами, горячо говорила о неминуемом часе, когда итальянские интервенты покинут Испанию или найдут себе здесь могилу.

Теплые слова были сказаны о солдатах, унтер-офицерах и офицерах 2-й бригады, мужественно дравшихся с итальянскими войсками. Для бойцов бригады это было великой радостью. Они, затаив дыхание, слушали пламенного революционного трибуна.

В Трихуэке мы вернулись поздно вечером.

В эти дни боевые действия вели лишь небольшие разведывательные группы.

Авиация противника, стремясь сковать наши действия, проявляла большую активность; особенно много работала она в ночное время. Как-то вечером в небольшой долине рядом с Бриуэгой я проводил занятия с офицерским составом по изучению материальной части станкового пулемета «максим». В конце занятий ко мне подошел Николай Гурьев:

– Отменный ныне денек, ни одного самолета не появилось. Я хорошо позанимался с офицерами-артиллеристами, не заглядывая в небо. Боятся, видимо, стервятники, наших истребителей, днем перестали бомбить.

Не успел я ему ответить, как кто-то из офицеров крикнул:

– Самолеты противника!

Нам не было видно самолетов, так как мы стояли в лощине, окруженной высокими горами, но гул моторов нарастал. Офицеры разбежались: одни побежали по курсу самолетов, другие – в сторону, ближе к большой скале. Мы с Николаем тоже бросились к скале. Рвались бомбы. Горы вокруг содрогались, как во время землетрясения.

Бомба среднего калибра упала на то место, где мы все стояли несколько минут назад. Ударной волной нас отбросило к скале. Когда я очнулся, надо мной склонился офицер с повязкой Красного креста на руке:

– Как чувствуешь себя?

– Ничего, вроде жив. Только что-то голова кружится.

Нас с Николаем посадили в машину и отправили в Мадрид, в госпиталь Палас. Потом я узнал, что из моей группы были убиты четыре офицера, которые побежали по курсу самолета. Мы с Гурьевым отделались небольшими контузиями.

Ночь в госпитале прошла неспокойно. Спать не хотелось. Мысли перенесли меня за тысячи километров, в Москву, в мою квартиру на Октябрьском поле. Катюша и Ирочка, наверное, сидят за круглым столом и пьют чай с вареньем из черной смородины, А может быть, Коля Ларин с женой Тасей и сынишкой Аликом пригласили их в кино. Скучно, наверное, жене. Завтра обязательно напишу письмо.

На следующее утро я был снова в бригаде. Правда, чувствовал себя несколько дней неважно. Николай тоже долго ходил прихрамывая.

Авиация противника не давала ночью нормально отдыхать войскам. Что касается местных жителей, то они с наступлением темноты забирали детишек и уходили в поле, где располагались бивуаком, как цыгане. Днем истребительная авиация и зенитная артиллерия республиканцев, прикрывавшие район Торихи, не давали безнаказанно действовать фашистской авиации, Республиканские летчики постоянно наносили бомбовые удары и обстреливали с малых высот противника из пулеметов. Как-то утром во время массированного налета в районе Торихи зенитная артиллерия сбила два итальянских бомбардировщика. Этой удаче радовались не только военные, но и местные жители, они просто ликовали. Вечером этого дня зенитная батарея утопала в цветах. В знак благодарности зенитчикам принесли всевозможные сладости, продукты и, конечно, вино.

17 марта в 11-й дивизии началась усиленная подготовка к окончательному разгрому итальянского корпуса. Настроение в войсках было отличное, все были уверены в успехе предстоящих боев.

Листер с командирами бригад и офицерами штаба дивизии проводил рекогносцировку. Он поставил конкретные боевые задачи командирам бригад, указал, в каких боевых порядках производить атаки. В первую очередь предстояло захватить Бриуэгу, затем предполагалось перенести основной удар в направлении Французского шоссе и силами 2-й и 11-й бригад окончательно разгромить дивизию «Литторио».