Край неба - Андрей Александрович Васильев

Все так, права моя свита. И потом — Валера же упоминал о том, что батя его патенты у Левинсона скупал, только я тогда на это особо внимания не обратил. И не особо тоже. Да и Нифонтов что-то такое говорил, но я тогда значения этому не придал.

— Так ты мажор! — не без иронии произнес я. — Ага?

— Грешен, шалил по юности, — кивнул Швецов. — И не очень того стесняюсь. Оно ведь как — было и прошло. Да и вообще — прошлое есть прошлое. Если им все время жить, то будущее медным тазом накроется.

— Да я ж без претензий. Мажор и мажор, чего такого? Вот, смотри, куда нам ехать надо.

— Ага. — Валера проговорил адрес, навигатор построил маршрут. — Кстати, захочешь в музей сходить, скажи, я тебе бесплатный билет подгоню. Или билеты, если девушку с собой прихватишь.

Может, правда развеяться? Взять ту же Ваську и с ней отправиться на встречу с прекрасным. Оно, конечно, лучше бы с Викой, но ведь она хрен пойдет. Или дождаться, пока Бэлла оклемается? Подозреваю, что ей живопись куда ближе, чем шалой зеленоглазой ведьме.

Короче — что-то придумается. Но потом, когда все закончится. Вернее — если.

— Да, чуть не забыл. — Швецов обернулся назад и сказал: — Добрый день. Рад, что вы решили составить нам компанию.

— Это он нам? — изумилась Жанна. — Ничего себе!

— Уважаю! — протянул Толик.

— Мы же не одни в машине? — глянул Хранитель кладов на меня. — Верно?

— Верно, — подтвердил я. — И мои спутники очень впечатлены твоим поступком. Более того — тронуты.

— Чистая правда! — томно произнесла Жанна. — Ах, сладкий, где же ты был года четыре назад!

— Так мы едем? — решив, что последнюю фразу можно и не передавать адресату, спросил я. — Или еще постоим?

— Пару минут постоим. Просто есть одна тема, нужно ее обсудить, — еще раз глянув назад, тяжело вздохнул Валера. — Она такая… Неприятная.

— Теперь ты меня пугаешь, — признался я. — Ну, выкладывай.

— Сань, я тебе соврал, — понурил голову мой новоявленный родственник. — Вернее, не соврал, а всей правды не сказал, но это ни разу не лучше.

— Все еще непонятно.

— Короче, мне Левинсон этот любопытен не только в плане посмотреть, как ты его того. У меня есть к нему вполне конкретный интерес. Я тогда тебе про это не сказал, а потом посидел, подумал, и так мне тошно стало. Нет, по жизни вроде все ровно выходит, подобным образом поступают все, кто такие, как мы — сотрудники отдела, ведьмы, вурдалаки, даже лесовики с речными. Все в таких ситуациях, как наша, гнут свою линию под себя, особенно если она не выпирает за рамки Покона. Ты получишь свое, я свое, вроде как всем хорошо. Но не хочу я так. С тобой — не хочу, особенно после того, как мы кровь смешали. И не буду. Потому вот сказал, что есть.

— А что за интерес-то?

— Да, понимаешь, еврей это дядька сильно умный был при жизни, потому деньги вкладывал не в то, что обесценивается, а в то, что, наоборот, стабильно в цене растет.

— В камни и золото?

— Почти. Он антикварную ювелирку скупал. Большей частью, конечно, незамысловатую и сравнительно новую — Фаберже, Бойвины, Герц.

— Фига себе! — присвистнул я. — Фаберже незамысловатый? Я, конечно, не спец, но слышал, что его работы ого-го сколько стоят.

— Ну, во-первых, сам Карл Фаберже не так и много чего сделал, основную массу изделий с его клеймом изготовили наемные мастера, во-вторых, его продукция, по сути, есть потоковое производство. Очень стабильное в плане качества, изысканное, но потоковое. Так что поверь, там ничего интересного для меня нет. Зато года два назад Марк Аронович прикупил на закрытом аукционе одну вещичку, которая мне очень нужна. И что самое обидное, он сам не понял, что попало в его руки.

— А что попало в его руки? — всерьез заинтересовался я. — Если не секрет?

— Не секрет. Брошь работы Жереми Позье. Замечательной красоты вещица, сделанная на пике творческой формы этого мастера. Но главное не это, а то, кому она принадлежала ранее.

— Валер, не делай паузы в рассказе, — попросил его я. — Тем более что я все равно не знаю, кто такой Позье.

— Позье — ювелир, который работал у нас, в России, во времена правления как Елизаветы Петровны, так и Екатерины Алексеевны, — пояснил Хранитель кладов. — Великий мастер. Кстати, именно он создал корону, которой венчали на царствование всех Романовых, начиная с Екатерины Второй. Ну и еще кучу всякого разного, в том числе и брошь, которой некогда обладала Дарья Щербатова, фрейлина ее императорского величества. Именно она мне очень нужна. Не фрейлина, разумеется. Брошь.

— В коллекцию? Или еще зачем?

— Дело в том, Сашка, что некоторые предметы, за которыми стоят время и история, могут сохранять в себе нечто особенное, некие эманации своих бывших владельцев. Особенно если те были личностями неординарными и волевыми, как, например, Щербатова. Эта девушка путем интриг, многоходовых манипуляций и вроде бы незапланированной беременности умудрилась отбить любимого мужчину не у кого-то, а у Екатерины Второй. То есть у первого лица государства, которому она сама служила. А это не нынешние условно-демократические времена, а эпоха абсолютизма.

— Сильно, — признал я. — Хотя, если честно, тогда сбежать от обиженных влиятельных особ было отчасти проще, чем сейчас. Механизм поиска людей еще не был настолько качественно налажен. Но девчонка все равно молодец. Нечасто в мировой истории вот так по носу королевам да императрицам щелкали.

— Не то слово. Другое дело, что ничего путного из всей этой суеты сует все равно не вышло. Из четырех детей, что Щербатова родила, трое умерли, Дмитриев-Мамонов, бывший фаворит императрицы, а ныне ее муж, быстро к законной супруге охладел и чуть ли не локти себе грыз, глядя на то, как Платоша Зубов, новый амант Екатерины Алексеевны, в ее дарах купается, да еще и сплетни такие по высшему свету ходили, что ни к ним в дом никто не совался, ни к себе не звал. Короче, такая злоба бывшую фрейлину до самой смерти ела, что ужас просто. И часть ее осталась в той броши, о которой я веду речь.

— Ясно, — кивнул я. — Выходит, это украшение для людей может быть опасно, верно?

— Верно. Но не для всех. Тому же Левинсону эта вещица ничем и не грозила, так как он мужчина, к тому же немолодой. А вот попади она в руки его дочери — и кто знает, чем дело кончится? Потому лучше броши лежать в другом месте, там, где она никому навредить не сможет. И сразу скажу — я этим занимаюсь не из