Дом ужасов - Кирилл Андронкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ходила по краю бортика, а двое мужчин с ненавистью наблюдали за ней.
— Твой план плохо продуман, куколка, — сказал Джо. — Рано или поздно здесь появится полиция, и твоего Профессора арестуют.
— Не думаю, — спокойно возразила Бет. — Когда вы устанете плавать, мы отгоним вашу машину миль за тридцать-сорок в горы, здесь много ущелий… И если вас все же когда-нибудь найдут и опознают, ничто не будет связывать вас с моим мужем, ничто.
— Джо, — прохрипел Макс. — Я немного передохнул, но долго мне не продержаться. Даже на спине. Я очень слаб. Ты должен что-нибудь придумать, Джо.
— Не ной. Я уже придумал. — грубо сказал Джо. — Мой рост — шесть футов. Если ты встанешь ко мне на плечи, то легко выберешься из бассейна.
— Понятно, — радостно затараторил Макс; — Ты подплывешь к борту, я взбираюсь к тебе на плечи и вылезаю отсюда. И тогда мы ее схватим.
Бет предупреждающе подняла свои шлепанцы.
— Ты не забыл, что тебя ждет. Макс?
— Ха, — фыркнул Макс.
Он уже плыл к стенке бассейна вместе с Джо.
— Дай мне только добраться до тебя, куколка, я тебе все ноги переломаю. А, может, и хребет. А может, стащу тебя сюда, тогда посмотрим, что ты запоешь. Во всяком случае, от пары ударов я не умру.
Джо вынырнул из воды, и Макс неуклюже попытался взобраться ему на плечи. Первая попытка не удалась, но они начали снова. Бет, понаблюдав за ними с минуту, побежала в гараж, схватила шланг, которым они пользовались для мытья кафельной площади вокруг бассейна, и быстро вернулась назад. Джо уже выпрямился в воде, и голова Макса показалась над краем бассейна. Он упал грудью на кафель и, цепляясь за плитки и задыхаясь, дюйм за дюймом поднимался вверх. Бет торопливо привернула шланг к трубе и открыла кран. Со шлангом в руке она подбежала к бортику и остановилась в трех футах от Макса.
— Попробуй это, Макс, — крикнула она и направила на него шланг.
Сильная струя воды ударила Максу в лицо. Задыхаясь, он соскользнул с бортика, судорожно ловя ртом воздух. Он попытался сделать вдох, а вместо этого наглотался воды и плюхнулся в бассейн прямо на Джо. Пытаясь удержаться на поверхности, он схватил Джо за шею, и они оба ушли под воду.
— Отпусти меня. Макс, ты нас обоих утопишь, — с трудом прохрипел Джо, вынырнув на мгновение.
Макс не отпускал его, и они снова скрылись под водой.
Через несколько секунд они в последний раз показались на поверхности, но лишь на секунду. Бет услышала последний отчаянный вопль Джо, и в это же время у нее за спиной тихо застонал Джордж.
Бет подбежала к нему и, опустившись на колени, прошептала:
— Джордж, дорогой.
Он глубоко вздохнул и, открыв глаза, осмотрелся. С трудом улыбнувшись, он спросил:
— С тобой все в порядке. Бет?
— Да. У меня все хорошо. А как ты себя чувствуешь?
— Как-то не очень здорово. Помоги мне подняться, пожалуйста.
Через несколько минут Джордж был в порядке и, как бы вспомнив случившееся, осмотрел бассейн и площадку вокруг него.
Бассейн был пуст, поверхность воды спокойна. На площадке тоже никого не было.
— Где они? — спросил Джордж. — В доме?
— Нет, — сказал Бет, крепко держа его за руку. — Их там нет.
Он недоуменно посмотрел на нее.
— Тогда где же они?
— Мы избавились от них. Я и мой бассейн. Я сразу поняла, что сделаю это, как только они захотели искупаться. Я знаю, ты бы этого не позволил. Но это необходимо было сделать. Бандиты не пощадили бы нас. Я — женщина, Джордж, а женщина любой ценой защищает свое счастье. Никто не сможет разлучить нас, Джордж, никогда.
Она спрятала лицо у него на груди и разрыдалась.
Придя в себя, она объяснила Джорджу, что еще они должны сделать, чтобы уничтожить все следы происшествия. Выглядела она совершенно спокойной и удовлетворенной.
перевод В. ПолищукЛ. П. Хартли
B.C
Первая открытка пришла из Фортфара.
«Думаю, вам понравится этот пейзаж, ведь вас всегда интересовала Шотландия. Кстати, в этом одна из причин, почему я сам заинтересовался вами. Я в восторге от ваших книг, но скажите, приходилось вам когда-либо по-настоящему соприкасаться с людьми. Лично я в этом сомневаюсь. Оставляю вам это раздумье вместо рукопожатия.
Ваш неизменный почитатель
B.C.»
Подобно многим другим писателям, Вальтер Стритер нередко получал письма от незнакомых людей. Обычно это были дружелюбные, теплые, реже — критические послания. Привычка все делать как следует заставляла его отвечать как на те, так и на другие. Подобная переписка, естественно, требовала уймы времени и сил, и поэтому сейчас Вальтер явно обрадовался: на открытке не было обратного адреса. Вид Фортфара оставил его равнодушным, и он с легкостью порвал этот кусочек картона. Однако критицизм анонимного корреспондента почему-то запомнился. Может, он действительно недостаточно глубоко вскрывает характеры своих персонажей? Что ж, не исключено. Он понимал, что в большинстве случаев они являлись либо проекцией его собственной личности, либо ее полной противоположностью. Это — Я, а это не Я. Очевидно, это и подметил B.C. А ведь давал, не раз давал он себе слово быть более объективным.
Дней через десять пришла еще одна открытка, на сей раз из Бервика-на-Твиде.
«Как вы относитесь на Бервику-на-Твиде? Пожалуй, в чем-то это местечко сродни вам — тоже находится рядом с границей. Льщу себя надеждой, что это не прозвучало грубо. Я и не думаю намекать на то, что ваша психика находится в пограничном состоянии. Ведь вам известно, как мне нравятся ваши произведения. Кое-кто даже говорит, что вы пишете их как бы из потустороннего мира. Думаю, вам следовало бы определиться, какой из двух миров вы предпочитаете — этот или тот?
С очередным рукопожатием
B.C.»
Вальтер задумчиво посмотрел на открытку. Кто же ее отправитель? Мужчина или женщина? Почерк похож на мужской — деловой, без признаков застенчивости, да и критичность текста явно указывала на мужскую особь. Однако было здесь что-то и от женщины — осторожное прощупывание, смесь лести и стремления зародить сомнение в его особенностях. Он почувствовал некоторое любопытство к этому человеку, хотя вскоре выбросил все это из головы, ибо никогда не любил экспериментировать с новыми знакомствами. Да и странно было всерьез думать о неизвестном авторе открыток, оценивающем его творчество, размышляющем о его характере. И правда, как в потустороннем мире!
Стритер перечитал две последние главы своей новой книги. Возможно, его персонажи действительно не слишком прочно стоят на земле, а сам он, как и многие другие современные романисты, проявляет слишком поспешную готовностью к бегству в мир двусмысленностей, туда, где нормальные мысли изменяют свое естественное направление. Но так ли уж все это важно?.
Открытка с видом Бервика-на-Твиде также полетела в огонь ноябрьского камина, а писатель вновь попытался сосредоточиться на бумаге, будто продираясь сквозь частокол его разыгравшейся самокритики.
Прошло несколько дней, но Вальтер продолжал ощущать смутное неудобство от некоей раздвоенности, как будто неведомая сила вцепилась в него и пытается разорвать на части. Обычный процесс творчества утерял свою прежнюю однородность; теперь в нем боролись два начала, противоположные друг другу и непримиримые друг с другом, и чем больше он пытался разобраться в собственных мыслях и чувствах, тем тяжелее ему работалось. «Ничего, — думал Стритер, — вероятно, просто попал в колею, а это отнюдь не всегда приятно. Но я найду новый источник вдохновения! Вот только удалось бы соединить эти два начала и сделать их конфликт плодотворным, как это удается многим художникам».
Третья открытка изображала Йоркминстер.
«Я знаю, вы интересуетесь соборами. Не думаю, что это свидетельствует о вашей мании величия, но, на мой взгляд, маленькие церквушки часто приносят больше радости. Двигаясь на юг, я встречаю немало церквей. А вы сейчас поглощены написанием новой книги или ищете свежие идеи? Еще одно сердечное рукопожатие от вашего друга
B.C.»
Вальтер действительно был неравнодушен к соборам. Например, собор Линкольна был объектом его юношеских восторгов и он уделил ему достаточное место в одной из своих книг. Правильной была и оценка его пристрастия, к большим храмам, тогда как он явно обходил своим вниманием приходские церкви. Но откуда B.C. знает про все это? Может, это действительно мания величия? Да кто он такой, этот B.C., в конце-то концов?!
Впервые за все это время он заметил, что B.C. — это и его собственные инициалы. Впрочем, нет, не впервые. Он отмечал это и раньше, но ведь подобные буквосочетания так широко распространены. Миллионы людей имеют такие же инициалы. Однако сейчас это совпадение показалось ему странным. «А может, я сам пишу себе эти открытки? — подумалось ему. — Такое бывает, особенно у людей с раздвоенной личностью». Впрочем, он, конечно же, к их числу не принадлежит. И все же нельзя было не заметить в их числе определенные и труднообъяснимые изменения: дихотомия письма, отчего один абзац получался затянутым и рыхлым вследствие частого употребления точек с запятой и придаточных предложений, а другой — острым и колким благодаря выразительным глаголам и точкам.