Золотые пески Шейсары. Трилогия (СИ) - Лайм Сильвия

И встала с нагретой солнцем скамейки.

– Кажется, он прямо сейчас должен быть в лаборатории. Увидимся позже, хорошо? Не грусти, я знаю, все получится!

Миллита кивнула, и на этот раз на ее лице уже не было той тоски, что прежде. Казалось, разговор по душам ей немного помог. А дальше оставалось лишь верить.

Иллиана быстро пронеслась по ступеням дворцовых переходов, минуя несколько этажей и залов, чтобы уже через десять минут влететь в святая святых своего царевича.

Торриен стоял около громадного вытяжного шкафа, держа в руках подозрительно шипящую колбу. Возле него суетился какой-то низкорослый мирай в точно таком же черном халате, как и у царевича. На обоих мужчинах были круглые очки, защищающие глаза.

В помещении, несмотря на работу вытяжного шкафа, распространялся едкий, неприятный запах.

– Образец номер сорок девять из тридцать первой партии, – проговорил Торриен, и мужчина рядом стремительно склонился к тетрадке, что-то записывая.

Золотой змей капнул содержимое пробирки в стеклянную чашу, стоящую на столе, и тут же приставил к полученной жидкости микроскоп.

– Активируй огонь, – приказал он, и мужчина рядом тут же поднес кисть под пробирку. Из самого центра ладони вверх взметнулись мягкие голубоватые язычки пламени, которые явно предназначались не для нагрева.

– Илитротоксин нейтрализован на две трети, – радостно продолжил Торриен, но в следующий миг его голос понизился до разочарованного: – Белок крови свернулся.

И вдруг повернул голову, увидев в дверях застывшую девушку.

– Иллиана? Что ты тут делаешь?

– Пришла помочь, – честно отозвалась она и смело шагнула вперед.

– Помочь? – Торриен отложил пробирку, снял очки и пошел ей навстречу, слегка сдвинув брови.

Второй мирай, что остался стоять позади него, глубоко вздохнул, тоже откладывая писчее перо, сложил руки на груди и нахмурился.

Царевич подошел к Иллиане, беспокойно взглянув в глаза.

– Что-то случилось? – спросил он, безошибочно угадывая эмоции девушки.

Она поджала губы и кивнула.

– Узнала… про Миллиту.

Золотой змей стиснул зубы и вздохнул. Иллиане показалось, будто он принял решение не выпроваживать ее из лаборатории, как хотел прежде.

– Проходи, – махнул рукой, приглашая пройти дальше.

– Что? Но, Торриен, мы слишком заняты! – возопил, всплеснув руками, пухлый мирай, переминаясь с ноги на ногу.

Иллиана проследила за его движениями, удивляясь, почему один из Великих змеев за работой использует человеческий облик. Вроде бы в этой ипостаси они были слабее и медленнее. И большинство граждан Верхней Шейсары все-таки не признавали иных нижних конечностей, кроме хвоста.

Торриен снова проследил за ее взглядом и тут же проговорил, скрывая улыбку:

– Милая, это дженмирай Ниргуз.

А затем добавил тише, так, чтобы слышала только она:

– В лаборатории слишком мало места для истинного облика.

Иллиана представила, как огромные хвосты ползают по полу, сбивая столы, роняя стулья на пол и повреждая оборудование, и ее губы дрогнули в улыбке.

Все же не во всем мираи превосходили людей.

– Ниргуз, – продолжил царевич, – это Иллиана, моя хасси. Я думаю, она не будет нам мешать, если постоит и посмотрит на работу. Ты же понимаешь, что для нее это не менее важно, чем для нас?

На последней фразе Торриен сделал упор, добавив в голос металла. Ниргуз глубоко вздохнул и кивнул.

Иллиана же вздрогнула, осознав, что именно он имел в виду.

Усадив девушку в высокое мягкое кресло рядом с вытяжным шкафом, Торриен вернулся к своему занятию.

– Образец номер пятьдесят из тридцать первой партии, – проговорил он, поднимая в руки новую колбочку. Повторил все прошлые манипуляции, а Ниргуз стремительно подставил под пробирку ладонь с легким прозрачным пламенем. – Илитротоксин нейтрализован на три пятых, – продолжал наблюдения царевич. – Кровь свернулась.

Следующие полчаса ничего не менялось, кроме пробирок и чашечек, куда капала жидкость. Когда Торриен наконец отложил все, устало уперев руки в стол и склонив голову, Иллиана тихо спросила:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А огонь нужен для ускорения реакции?

Ниргуз бросил на нее высокомерный, чуть презрительный взгляд и отошел в сторону. Через минуту он и вовсе ушел в другое помещение, а девушка осталась наедине со своим царевичем.

– Да, – кивнул Торриен и вяло улыбнулся. – Ты молодец.

– Расскажешь мне, что конкретно вы делаете? – спросила она, с волнением сжимая и разжимая пальцы.

Честно говоря, она не надеялась, что царевич ударится в объяснения. Да и сама она не химик, вряд ли поняла бы хоть что-то. Однако Золотой змей вдруг придвинул кованый стул с кожаными вставками, сел на него и принялся рассказывать:

– Я уже говорил тебе, что давно пытаюсь подобрать антидот к нашему яду. Сегодня мы пробовали новый состав и попытались воздействовать магией. В роду Ниргуза сохранилась особенность: его пламя обжигает… меньше, чем у других. Мы подумали, что, возможно, в его наследственной силе чуть больше лечебного огня Иль-Хайят. Но, похоже, это все-таки не так.

Он глубоко вздохнул и немного нахмурился.

В этот момент Ниргуз вдруг вновь появился в комнате, подошел к Торриену и, слегка поклонившись ему, сказал:

– Полагаю, что мы закончили на сегодня, царевич? Могу ли я уйти?

Торриен приподнял бровь, но кивнул.

– Жаркой луны, – ответил он, и мастер-химик стремительно покинул помещение лаборатории, напоследок все же кивнув Иллиане.

Как только дверь за ним захлопнулась, девушка спросила:

– Что будет с Миллитой? Она погибнет?

Торриен сжал челюсти.

– Я стараюсь, Иллиана. И не только я. Все химики Шейсары бьются над этой проблемой. Погибают не только хасси и сайяхасси. Мирайи тоже отправляются в чертоги Иль-Хайят от нашего же яда. Это проблема первоочередной важности, поверь.

– Ты не ответил на мой вопрос, – выдохнула девушка серьезно. – Миллита, она же хасси. У нее действительно совсем нет ни одного шанса?

Торриен отвернулся.

Сердце Иллианы едва не остановилось от этого молчаливого доказательства. Но внезапно мужчина все же ответил:

– Ты волнуешься за Миллиту, и я могу это понять. Мне тоже далеко не плевать. Она носит моего племянника. Как и Райела, моя сестра. За свою жизнь от этой проблемы я уже потерял и мать, и мачеху. Теперь могу потерять племянников и сестру. И, возможно, когда-нибудь – тебя. Думаешь, мне может быть все равно? – Торриен хмурился, но не кричал. Он злился, но не на Иллиану, и это было заметно. – Нет ни одного мирая, в чьей семье не случилось бы ни одной подобной трагедии.

– Но ведь у Райелы есть шанс, – неуверенно произнесла девушка. – И у меня тоже…

Последнюю фразу она сказала значительно тише, и Торриен не обратил внимания.

– Мать Райелы и Дарьеша – моя мачеха, – ответил он мрачно. – Она умерла сразу после родов. Ее организм не смог нейтрализовать яд, несмотря на то, что она сама – мирайя. У моей сестры ее наследственность. Вероятность того, что она выживет, очень низка. Роды начнутся уже в ближайшие недели, а это значит, что совсем скоро я могу потерять сестру, ты понимаешь? – Он сделал паузу. – Но мы все равно не сдаемся.

Иллиану бросило в холодный пот.

Она боялась представить, каково ему было проживать новый день, зная, что близкий родственник, вероятно, скоро погибнет.

В голове мелькнула мысль, что, возможно, именно в этом кроется объяснение того, что большинство мираев хладнокровны и даже как будто бы безразличны к чужим судьбам. Их с детства учат не принимать близко к сердцу чужие жизни. Даже жизни родных. Иначе однажды обязательно будет очень больно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Обязательно…

– Значит, – задумчиво проговорила Иллиана, пытаясь собраться с мыслями, – в организме мираев и сайяхасси есть что-то, нейтрализующее яд. А в организме обычных людей – нет. Правильно?

Торриен повернул к ней голову, и его взгляд сделался очень серьезным. Так было всегда, когда речь заходила о его исследованиях.