Сага о Рунном Посохе - Майкл Муркок

Но безумные глаза не узнавали его, а из оскаленного рта текла слюна. Острые когти снова метнулись к лицу герцога, и он едва увернулся.

— Иссельда…

Безумный Бог хохотал, вцепившись в прутья решетки:

— Убей его, мой цыпленочек! Разорви ему горло!

— Что за сила лишила ее воли? Что заставило ее забыть о любви?

— Сила Безумного Бога, подчинившая и меня, — ответил Стальников. — Красный Амулет всех обращает в рабство.

— Да — если он в недобрых руках… — Хоукмун снова увернулся от когтей Иссельды и бросился к клетке.

— Руки, в которые он попадет, обязательно станут недобрыми, — со смехом произнес Стальников, когда когти разорвали Хоукмуну рукав. — Любые руки!

— Только не руки слуги Рунного Посоха! — произнес гулкий голос. В дверном проеме стоял Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

— Помоги! — крикнул ему Хоукмун.

— Я не вправе, — ответил Рыцарь.

Убегая от разъяренной Иссельды, Хоукмун споткнулся, и тотчас когти впились ему в плечи. Он схватил ее за запястья и вскрикнул от боли — в ладони вонзились острые шипы. Но все же он сумел высвободиться и отшвырнуть девушку, а потом бросился к клетке, где верещал от восторга Безумный Бог.

Подпрыгнув, он ухватился за прутья решетки и подтянулся. Потом ударил Стальникова, и тот упал. Клетка дергалась и кружилась; Иссельда приплясывала внизу, пытаясь дотянуться до Хоукмуна.

С круглыми от ужаса глазами Стальников жался к прутьям. Подобравшись к двери, Хоукмун распахнул ее и протиснулся в клетку. Внизу в бессильной злобе выла Иссельда; красный свет амулета отражался в ее глазах.

Глядя на чудовище, в которое превратилась его любимая, Хоукмун заплакал. Потом с ненавистью посмотрел на Безумного Бога.

По залу разнесся глухой, скорбный голос Стальникова, направляющего в глаза Хоукмуну луч амулета:

— Назад, смертный! Повинуйся мне! Повинуйся могуществу амулета…

Хоукмун застыл, не сводя глаз с сияющего амулета и чувствуя, как слабеет тело, как тает воля…

— Спускайся! — властно сказал Стальников. — Иди навстречу своей гибели!

Но Хоукмун напряг всю свою волю и шагнул вперед. Безумный Бог от изумления открыл рот.

— Прочь! — взвизгнул он. — Я повелеваю… именем Красного Амулета…

— Над ним амулет не властен, — твердо произнес Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Не властен только над ним. Герцог Кельнский имеет право его носить.

Стальников вскрикнул и заметался по клетке. У Хоукмуна подкашивались ноги, но он решительно приближался к Безумному Богу.

— Назад! — закричал Стальников. — Прочь из клетки! Иссельда ухватилась за прутья и полезла вверх, не сводя с горла Хоукмуна остекленевших глаз.

— Назад! — Стальникову удалось проскочить мимо Хоукмуна к двери и распахнуть ее.

Иссельда вскарабкалась наверх и висела снаружи, скаля зубы и корча страшные гримасы. Безумный Бог стоял к ней спиной, направляя свет амулета Хоукмуну в лицо.

Просунув руку между прутьями, Иссельда ударила Стальникова по затылку. Завизжав, он спрыгнул на пол. Иссельда увидела Хоукмуна и стала пробираться к двери в клетку.

Хоукмун понимал, что сейчас не время убеждать свою обезумевшую невесту. Он проскочил мимо когтистой пятерни, спрыгнул на неровные плиты пола и несколько мгновений лежал, отдыхая.

Видя, что Иссельда тоже вот-вот спрыгнет, он с трудом поднялся. Безумный Бог вскарабкался на высокое кресло и уселся на спинке, как петух на насесте. С его шеи свисал Красный Амулет, а по плечам текла кровь из ран, оставленных когтями Иссельды.

Вереща от страха, он смотрел, как Хоукмун приближается к креслу и забирается на подлокотник.

— Умоляю, оставь меня… — забормотал Стальников. — Я не причиню тебе зла…

— Ты уже причинил мне много зла, — мрачно произнес Хоукмун. — Очень много. Достаточно, чтобы месть стала бальзамом для моей души…

— Иссельда, стой! — закричал Стальников. — Стань такой, как прежде! Повелеваю — именем Красного Амулета!

Обернувшись, Хоукмун увидел, что Иссельда застыла на месте. Потом обвела изумленным взглядом зал. С ужасом посмотрела на когтистые наперстки, на шипы, покрывающие все ее тело.

— Что случилось? Что со мной сделали?

— Тебя загипнотизировало это чудовище, — хрипло произнес Хоукмун, показывая на Стальникова мечом. — Но я отомщу ему за все!

— Нет! — закричал Стальников. — Это нечестно! Иссельда зарыдала. Стальников в страхе озирался:

— Слуги! Где мои воины?!

— Перебили друг друга в угоду своему гнусному хозяину, — ответил Хоукмун. — А тех, кто остался жив, мы взяли в плен.

— Где моя армия женщин? Я хотел, чтобы красота покорила всю Укранию! Я хотел вернуть наследство Стальниковых…

— Вот твое наследство, — сказал Хоукмун, поднимая меч. Стальников спрыгнул с кресла и помчался к двери, но резко свернул, увидев Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Он пронесся по залу к противоположной стене и исчез в нише.

Хоукмун поднялся с кресла и повернулся к Иссельде, лежавшей, рыдая, на полу. Опустившись рядом с ней на корточки, он осторожно снял с ее красивых, мягких пальцев наперстки с окровавленными когтями.

Она подняла голову:

— О, Дориан! Как ты меня нашел? Любимый…

— Благодаря Рунному Посоху, — ответил за герцога Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Хоукмун с облегчением засмеялся:

— А вы настойчивы в своих притязаниях, Рыцарь. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом промолчал. Безликий и неподвижный, как статуя, он стоял, загородив собой выход.

Хоукмун расстегнул застежки костюма с шипами и стал раздевать девушку.

— Найди Безумного Бога, — сказал Рыцарь. — Помни, Красный Амулет — твой. Он даст тебе великую силу.

Хоукмун нахмурился:

— И сведет с ума?

— Нет, болван! Он принадлежит тебе по праву!

Хоукмун помолчал, удивляясь раздраженному тону Рыцаря. Иссельда коснулась руки жениха и сказала:

— Остальное я сделаю сама.

Спрятав меч в ножны, Хоукмун посмотрел во мрак — туда, где исчез Безумный Бог.

— Стальников!

В темноте мелькнуло крошечное пятнышко красного света. Опустив голову, Хоукмун вошел в узкий коридор и услышал рыдания, вскоре ставшие очень громкими. Все ближе и ближе подкрадывался герцог Кельнский к источнику красного света; все громче и громче звучали рыдания. Наконец он увидел сияющий амулет на шее человека, стоящего возле стены из грубо отесанного камня. В руке у Безумного Бога был меч.

— Тридцать лет я ждал тебя, германец, — сказал вдруг Стальников тихим, спокойным голосом. — Я знал, что ты придешь. Придешь, чтобы сорвать мои планы, разрушить идеалы, погубить все, что мне удалось создать. Но я надеялся одолеть тебя. Возможно, мне это удастся.