Преобразователь - Ольга Голосова

Когда мы легли и я обнял ее, она попыталась отстраниться. Но я схватил ее за волосы и с силой притянул к себе. Она стеснялась Пети в соседней комнатушке, стыдилась скрипа и стонов. Она ударила меня под дых, но я, держа ее шею, притянул к себе и ударил в ответ. Она зашлась в кашле, я зажал ей рот рукой и держал до тех пор, пока она не затихла. Она пыталась кусаться, но я ломал ей свободной рукой пальцы, слезы кипели на ее глазах, но мы оба знали, что она хочет меня. И я делал все, что хотел.

Когда я откинулся на подушки, она отползла от меня и, нащупав сигареты, закурила.

– Зачем ты сделал это, Чернов? Потому что я выгнала эту кры… девку?

Наверное, она угадала. О, Аида, кровь моего сердца.

– Потому что Магистр тебе не отец.

И тогда она вскочила на кровать и ударила меня ногой в пах.

Я заорал и упал на пол.

На пороге возник Петя.

Я сообразил, что он слышал все от первого вздоха до последнего крика.

Анна набросила на плечи рубашку и, едва не уронив Петю, ринулась вон из комнаты.

Петя ойкнул и, потирая ушибленный бок, с укором посмотрел на меня.

– Зачем ты так, Сергей?

– И ты пошел вон! – заорал я, все еще держась за отбитое причинное место.

Петя вздохнул и побрел в сторону рыдающей Анны.

Я поудобнее устроился на кровати и закурил.

Мне было насрать на них обоих. После того, что я пережил, мне было насрать на всех.

Я хотел разделить эту темноту с Аидой. Быть с ней во мраке. Дышать одной ночью на двоих. Но она ушла, и никто не мог заполнить завладевшую мной пустоту.

– Сережа, они взяли Машу. Они узнали, что она беременна.

– Что за бред?

– Она отправила тебе SMS-ку. Дебил, откуда ты взял телефон? Как ты мог так вляпаться?

Я схватил Анну за плечи и встряхнул.

– Что за бред?

– У меня свои источники в Гильдии. Надо что-то делать.

– Как Маша может быть беременна?

– Как все, кретин. Разве крысы не беременеют?

– Но я…

– Видишь, какой ты уникум! – Анна смотрела на меня с ненавистью.

Но я был слишком ошарашен, чтобы думать. Больше всего мне хотелось что-нибудь разрушить, и я с силой швырнул табуреткой в стену. Табуретка разломалась, а со стены посыпалась штукатурка.

– Нам надо в Москву!

– Знаешь, почему все так любят играть в героев? Потому что это способ прожить чужую жизнь, ничем не рискуя. Попробовать страданий и славы, войти в них и выйти безнаказанно. Но они ошибаются. Пока ты живешь чужой жизнью – в это время утекает твоя. Очнешься ты стариком, развалиной, у которой впереди ничто. А времечко-то утекло!

– Это ты к чему сейчас сказала?

– Да к тому, Сережа, что ты заигрался. Опомнись, ты же живешь здесь и сейчас! Потом ты уже ничего не исправишь! Перестань играть в придуманного героя, подумай, чего ты хочешь! Выбери, наконец!

Я посмотрел на Анну. Она стояла, сцепив руки на груди, ее волосы рассыпались по плечам, а глаза изливали гнев.

– Ты предлагаешь бросить Машу, отдать ее вашим крысоловам для опытов? Так, что ли?

– Я предлагаю подумать и не рисковать понапрасну. Это же ловушка, они просто ловят тебя на кусочек сыра!

– Значит, по-твоему, я должен сидеть и не высовываться?

– Именно так.

– А что будет с Машей? Она же беременна!

– Это еще бабушка надвое сказала!

– Ты просто хочешь мной управлять. Поймала себе Сережу, и теперь все у тебя хорошо.

– Ты что, бредишь?

– Я не могу бросить Машу вот так.

– Да кому нужна твоя Маша без тебя. Дура я, что вообще сказала тебе об этом. Тебя просто поймают в лучшем случае. А в худшем – шлепнут.

– Нет. Наплевать. Я все равно пойду, а ты хочешь – помогай, хочешь – нет.

– Чего ты надулся как клещ? С тобой вообще диалог возможен? Или ты работаешь в жанре «театр одного актера»? Я не утверждаю, что эту дуреху надо бросить на произвол судьбы. Просто хочу донести до твоего мозга мысль о том, что ей ничего не угрожает. Кроме выкупа. Она же обычная крыса.

– Нет, не обычная.

– Что, так хороша в постели?

– Блин, достала. Она видящая!

Анна так и села:

– Что за бред? Я знаю имена всех видящих крыс наизусть! Маша среди них не числится!

– Это случилось прямо при мне.

– Было много слизи? – Анна прищурила глаза и выпустила струю дыма мне в лицо.

Мне захотелось влепить ей промеж глаз, но я сдержался. По-моему, зря.

Утром мы покинули Бухару. Водила четвертой по счету фуры с абрикосами поддался на уговоры Анны и за небольшое вознаграждение согласился подбросить нас до границы с Россией. Дальше мы за некоторую мзду пересели на автобус, вместе с пассажирами которого и въехали на нашу родину. Потом опять фуры, автобусы, электрички… Дней через пять мы были в Москве.

В Москве Анна повезла нас на очередную конспиративную квартиру. Наверное, в этом был какой-то смысл, но я его не уловил.

Когда мы водворились на новой жилплощади, был уже поздний вечер. Пока помылись, переоделись в казенные халаты и поужинали, город погрузился во тьму.

Часы показывали второй час ночи – время воров и влюбленных. Петя тихо сопел в комнате на диване, Анна курила в открытое окно. Все уже было обговорено, и мы болтали теперь просто так, ни о чем, чтобы скрыть нервное напряжение, лихорадившее нас.

Телевизор работал, хотя его никто не смотрел. Пошла реклама, громкость автоматически усилилась, и я невольно глянул на экран.

– Бороться за свою молодость – что может быть утомительней? – задался я риторическим вопросом, просматривая ролик с косметикой, грозящей уничтожить возрастные изменения радикально и навсегда.

– Только борьба за свою славу, – немедленно откликнулась Анна, тоже уставившись на диву, натянувшую глаза на задницу при помощи скальпеля, но уверенно держащую в руке банку с чудодейственным кремом.

– В любом случае выигрыш заканчивается смертью.

– Как и проигрыш. – Анна дотронулась пальцами до висков. – «Война дело молодых, лекарство против морщин». Не представляю себя в старости. А ты?

Мы старательно обходили опасную тему Маши, дабы не ввязаться в новую перепалку.

– Я вообще себя не представляю с некоторых пор. Так, глазки-лапки, а по краям фестончики, фестончики… Меня нет, Анечка. Есть только потребность во мне. Низы не хотят, верхи не могут и все такое. На самом деле я носитель ДНК, в необходимости которого крысы себя убедили. Точно так же люди нуждаются в алкоголе, сексе и телевизоре. Некая идея, которая позволит отбросить тоску о прошлом, снизить тревожность по поводу будущего и убедить себя, что в тот момент, когда ты сделаешься причастным к метаморфинолу или любой другой пилюле счастья, ты наконец ухватишь время за хвост и начнешь жить по-настоящему.

– Сережа, а ведь Преобразователь – это ты. Не твоя ДНК, не инъекция сыворотки, а ты сам.

Я посмотрел на нее, приподняв одну бровь. Я так и знал. Все женщины одинаковы. Все одинаково хотят быть причастными. Мужчины примитивнее: они хотят иметь. Женщины изощреннее: причастие к чему-либо открывает гораздо больше возможностей, оставляя поле для маневра.

– Нет, милая. Преобразователь уже был. И подозреваю, и есть, и будет. Только я не знаю, как животное превратить в человека. И где-то в глубине души подозреваю, что это невозможно. Ведь дело всегда только в личном выборе, а не в таблетках.

Анна тряхнула головой и отвернулась. Ночной ветер, ворвавшись в распахнутое окно, растрепал ей волосы, и она старательно убирала их с лица.

– Отец говорил мне, что создал не метаморфинол, а сыворотку правды. Я никогда не могла понять, что он имеет в виду. А теперь, кажется, начинаю догадываться.

– Видишь, а я уже догадался. Знаешь, зачем человеку жизнь? Чтобы каждый стал тем, кем явился.

– Значит, отец…

Анна по-прежнему называла профессора отцом. Это было ее право и ее решение. Я молчаливо согласился разделить бремя сыновства с женщиной, взывающей во мне отнюдь не братские чувства.

– Отец искал преобразователь, а нашел проявитель. Нет таблеток от зла, как не существует лекарства от доброты. Страдание – ключ ко всему. Это та щелка, в которую даже таракан может проползти в вечность, то ушко, в которое влезет даже верблюд. Но страдание не работает, если страдающий не преобразует боль в терпение, а отчаяние – в веру. У боли два пути – или к зверю, или к Богу. Меня просто нет, Анна. И я полагаю, что лучший выход для нас всех – мое исчезновение.

– Ты не можешь исчезнуть просто так!

– Могу.

Но оказалось, что я солгал.

Глава 27

Кловин. Побег

На этот раз, бежав от Рэндальфа, Кловин ждала погони. Но погони не было. Через два дня пути они были далеко за пределами его земель, на пути в горы. Медальон снова был с ней: ленивые солдаты не чистят отхожих мест в узилище и не сторожат пустых башен. Каждый день она перепрятывала его, боясь, что Билэт обыщет ее вещи, как только она уснет или оставит их без присмотра.