Стены молчания - Филип Джолович

Я провел в серой комнате два часа. Но не потерял времени даром. Меня посетил фельдшер и неплохо «подштопал» меня. Он осмотрел мое плечо, руку, спину и обработал порезы. Он сделал обезболивающий укол, укол от столбняка, еще один укол от чего-то на всякий случай. Он сказал, что не может ничего сделать с моими волосами, и посоветовал сходить к травматологу прежде, чем к парикмахеру.

Аэропорт Кеннеди был намного лучше, чем Хитроу. Там мне дали бы таблетку аспирина и запихнули фонарик в задницу, чтобы проверить, не засунул ли я туда лишнюю бутылку «Джонни Уокера».

Фельдшер ушел из комнаты. Я смотрел на два плаката на стене. Первый — статуя Свободы, и второй — мост Золотые Ворота, выглядывающий из тумана. Я крутил в руках ламинированную карточку, на которой были расписаны мои права. Но я не стал читать ее.

По-моему, у меня было мало прав. Дверь открылась.

Вошел детектив Манелли.

— Говорят, что ты не в состоянии отвечать сейчас на вопросы. — Он обошел меня и кивнул. — Да, выглядишь ты паршиво, — он наставил на меня палец, как пистолет. — Паф. Завтра. Одиннадцать утра. Мы поговорим. Твой человек будет с тобой.

Мой человек? Терри Вордман? Кто-то новый из «Шустер Маннхайм»?

В этот момент Терри вошел в комнату. Он был не один, за ним следовал Пабло Точера.

— Спасибо, детектив, — сказал Терри. — Нам хотелось бы побыть с нашим клиентом наедине.

Манелли посмотрел на меня:

— Конечно. Увидимся завтра, мистер Бордер. — Он ушел.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Терри.

— Лучше чем раньше. Что происходит?

— Мы сейчас уйдем, — сказал Точера. — Ты отдохнешь сегодня, и завтра мы поговорим о твоем положении. Потом, если с тобой все будет в порядке, мы встретимся с Манелли.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я Точера. — Мне казалось, ты сбросил меня.

Он злобно посмотрел на Терри.

— Я не здесь, — процедил он зло с легким оттенком страха. — По крайней мере не официально. Если Макинтайр узнает, что я здесь, меня вышвырнут с работы.

— Ну, тогда я рад видеть тебя, — благодарно сказал я.

— Тебя собираются обвинить, Фин, — сказал Терри. — Препятствие расследованию, целый ряд нарушений правил дорожного движения, уклонение от правосудия. Пока адвокаты пытаются определить, как повесить на тебя убийство. Они могут еще добавить распространение наркотиков, хотя сами говорят, что это будет очень сложно.

— Когда, Терри? — спрашивал я. — Когда меня обвинят, и почему этого не делают прямо сейчас?

Он улыбнулся Пабло:

— Ты должен поблагодарить за это Пабло. Такого бреда, какой он нес, ты уже никогда не услышишь. Но Пабло слишком скромный, чтобы кричать об этом направо и налево. Правда, Пабло?

Точера не улыбнулся.

— Мы позвонили Манелли, перед тем как ты приземлился, и сказали ему, что ты добровольно возвращаешься, что тебе нужен вечер, чтобы привести себя в порядок, и затем ты поговоришь с ними, — он покачал головой. — Потребуется чертовски большой залог, чтобы вытащить тебя из тюрьмы.

Я мог попросить «Делавэр Лоан» о новой ссуде.

Откинувшись на спинку стула, я закрыл глаза.

— Ты можешь идти? — спросил Терри. — Давай выбираться отсюда. Можешь остаться у меня.

Нет. Я хотел быть в своей квартире, в своем личном пространстве. Я хотел поговорить с Кэрол. Увидеть ее, если это возможно. Но больше всего я хотел вернуться в свою квартиру.

Я открыл глаза.

— Очень любезно с твоей стороны, — сказал я, — но я бы предпочел, чтобы сегодня вечером меня окружала родная обстановка. Мне кажется, я не был дома целую вечность.

— Плохая идея, — сказал Точера. — Ты не очень популярен сейчас. И когда выяснится, что ты в городе, а это будет известно через пять минут, у тебя будет целая куча посетителей. Пресса, юристы, родственники жертв.

Я встал:

— Я всего лишь хочу вернуться в свою чертову квартиру. Хорошо?

Точера был в замешательстве:

— Подожди до завтра. Это может все усложнить.

Я встал и приблизился к Пабло.

— Усложнить? — прошипел я. — Что я могу усложнить еще больше?

Точера отодвинулся от меня и повернулся к Терри:

— Эй, остынь. Я здесь, чтобы помочь. Скажи ему, Терри.

— Это все сгладит, не так ли? — сказал я. — Ты был моим адвокатом. Только Бог знает, кто ты для меня сейчас. Я должен фигурировать в отчете Манелли как свидетель. Не более того. Должны быть десятки заявлений от десятков людей, в которых говорится о том, как они меня подставили. Я должен пойти к Манелли, чтобы забрать у него медаль от мэрии Нью-Йорка.

Точера поднял руки вверх, его черные маленькие глаза остановились на Терри, прося о профессиональной поддержке.

— Пожалуйста, Фин. Все не так…

— ВМЕСТО ЭТОГО, — орал я, — меня собираются обвинить во всех смертных грехах и запрятать в тюрьму до скончания века, и это только начало. Адвокаты продолжают искать, в чем еще меня можно обвинить.

— Успокойся, Фин. Криком здесь не поможешь.

Я схватил Пабло за пиджак. Несильно, у меня не было сил, но я хотел, чтобы он почувствовал мою боль, понял, что я опустошен физическими страданиями.

— Моих родителей убили. Ты знал это, Пабло? Поднимаясь вверх по карьерной лестнице, ты знал, чем занимались твои боссы?

— Терри говорил, что твой отец умер, — сказал Точера.

— А как он умер, Терри тебе не рассказывал?! Он не говорил тебе, как умерла моя мать?

— Прости, я не знал, — сказал Пабло. — Откуда я мог знать это? — Он повернулся к Терри. — Я лучше пойду сейчас. Джулия будет беспокоиться. — Он прикоснулся к моей руке. — Завтра в одиннадцать, — он сделал паузу. — Ты не должен так скоропалительно судить о людях. Успокойся. Не у тебя одного проблемы.

Терри остановил меня, когда я ринулся на Точера.

— Угомонись, Фин, — мягко произнес он. — Пускай идет. Не сжигай этот мост, пока не разобрался во всем.

— Я хочу позвонить Кэрол, — сказал я. Терри дал мне свой сотовый телефон.

Телефон в квартире не отвечал, даже автоответчик не работал. Сотовый Кэрол тоже был выключен. Позвонить ее матери? Но у меня не было номера ее матери, да к тому же Кэрол говорила, что ее родители развелись. Ее мама, должно быть, сменила фамилию. Я позвонил в справочную. Номер телефона миссис Амен в Скарсдейл.

Такие здесь не проживали.

— Пойдем, — сказал я, обращаясь к Терри.

Я проснулся, когда Терри подъехал к моему дому в Баттери-парк.

— Который час? — спросил я.

— Десять тридцать, — он помолчал секунду. А затем, немного колеблясь, спросил: — Ты действительно хочешь остаться здесь, Фин?

Более чем когда-либо. Я смогу сосредоточиться и все обдумать только в своей собственной квартире.

— Да.

Я вылез из машины. Терри достал мой чемодан и чехол для костюма с заднего сиденья, и мы вошли в здание.

Консьерж, которому я дал совет по поводу его карьеры на Уолл-стрит, сидел за столом.

— Прикольная прическа, ублюдок, — сказал он.

Я проигнорировал его и подошел к почтовому ящику.

Но его голос следовал за мной:

— Боюсь, там полно почты от фанатов, мистер Бордер.

Терри прислонил палец к губам, почувствовав, что я на грани.

— Оставь его, Фин, — сказал он. — Боюсь, нам придется выслушать еще много нелицеприятных слов, прежде чем все закончится.

Консьерж был прав по поводу моего почтового ящика: он был забит доверху.

— Я возьму письма, — сказал Терри.

Он поставил чемодан на пол, достал почту из ящика, открыл чемодан и засунул все внутрь.

— Почитаем их завтра, — сказал он.

Мы поднялись на мой этаж. Я не мог решиться открыть дверь.

— У тебя все еще есть ключ? — спросил Терри.

Он у меня был. Засунут между теми несколькими долларами, которые я оставил в кошельке.

Я открыл дверь и включил свет в коридоре.

Первое имя было ДЖЕССИКА. Красной краской. На месте, где раньше висела карта Манхэттена в рамке 1890-х годов. Карта лежала на полу, стекло и рамка были разбиты.

Следующее имя было ЭББИ.

Затем ЭЙЛИН и ДЖАФИРА. Резкий красный цвет, грубые мазки, вокруг букв сделаны брызги в стиле Джексона Поллока.

На стене в коридоре написаны имена: РЭЙ, КОННОР.

В гостиной-столовой: СЕФ, РОЗА, СОЛ.

Все картины валялись на полу, изгаженные и забрызганные краской. Картина Центрального вокзала была неузнаваемой.

ДЖОН, КАРЛА.

Семейные фотографии были разорваны на мелкие кусочки, рамки разломаны и разбросаны.

ПЭТТИ, ХАРРИ.

Диван и кресла изорваны в клочья. Обеденный стол расколот. Стулья сломаны и тоже разбросаны. Телевизор без монитора. Музыкальный центр кровоточил проводами.

ДЕЙВ, ЧАК.

Системный блок компьютера был буквально выпотрошен: в разных углах валялись материнская плата, процессор и блок памяти. Пол представлял собой зловещую, воняющую палитру, состоящую из содержимого моего холодильника.