Прыжок льва - Александр Прозоров

Но путь им преградили квинкеремы Марцелла, с бортов которых заработали баллисты, стремясь нанести более подвижному противнику максимальный урон. Три передние квинкеремы постарались отсечь авангард греков от своих «барж» с огромными лестницами, которые медленно, но верно приближались к стенам Сиракуз. На их палубах Чайка с высоты стен уже рассматривал римских легионеров, готовившихся броситься по лестнице вверх, едва она коснется стены. Лестница была необычно широкой и длинной, карабкаться вверх по ней могли сразу несколько солдат противника, что затрудняло работу оборонявшим стену бойцам. А сделана она была по принципу знакомого Федору «корвуса». То есть могла опускаться и подниматься, но вращаться, похоже, не могла.

Судя по количеству столпившихся на палубе этой «баржи» солдат, легионеров там было не меньше трех манипул. Впрочем, далеко не все еще поднялись из чрева этого мастодонта на палубу. Их могло быть и гораздо больше.

С ходу таранив одну из квинкерем, бесстрашные греки быстро подожгли другую, забросав ее горшками с зажигательной смесью. Но противник имел преимущество в огневой мощи, и вскоре между баллистариями завязалась ожесточенная перестрелка. Триеры греков лавировали между более крупными кораблями римлян, осыпая их меткими разящими залпами своих метательных орудий, но римляне не оставались в долгу. И вскоре Чайка увидел, как их ядра в щепки разметали нос одной из триер, снесли с нее все палубные надстройки, а потом поразили и вторую, разрушив ее рулевое весло. Резко потерявший ход корабль стал легкой добычей подоспевшей квинкеремы. Римляне сбросили на палубу обреченного корабля «корвус», с грохотом впившийся в доски и накрепко прикрепивший корабли друг к другу. А затем на палубу хлынули рыжие панцири римских легионеров.

Впрочем, одна триера Ферона все же прорвалась сквозь заградительный ряд квинкерем и атаковала ближнюю «баржу». Начав с обстрела зажигательными снарядами, отчего на палубе римского судна быстро возник пожар, греки «торпедировали» его, всадив свой таран в низкий борт мастодонта. Несмотря на жестокий обстрел баллист с палубы римского корабля, которые били почти в упор, греки успели дать «задний ход» и нанести еще один удар, заставив «баржу» накрениться, прежде чем были атакованы римской квинкеремой. Этот боевой корабль просто смял корму греческого судна мощным ударом. В завязавшемся следом абордажном бою уцелевшие греки дорого продали свои жизни.

На глазах удивленного Федора, с двумя пробоинами в борту, объятая пламенем «баржа» стала быстро крениться. Ее огромную, устремленную в небо лестницу, достававшую почти до самой кромки сиракузских стен, вдруг повело в бок, перекосило, и вскоре вся эта конструкция обрушилась на собственную квинкерему, превратив ее в груду обломков. Так греки, атаковавшие этого мастодонта, отомстили своим победителям даже после собственной смерти.

Офицер из артиллеристов, прильнув к стене, что-то восхищенно кричал, указывая своим солдатам на место крушения римской конструкции, так и не добравшейся до стен Сиракуз, благодаря героизму моряков.

— Спроси его, как называется эта штуковина? — приказал Федор находившемуся рядом Марбалу.

Тот осторожно приблизился к облаченному в сверкающие доспехи и шлем гоплиту, спросив то, что приказал ему Федор, и даже указав на него рукой. Грек что-то буркнул и вновь обернулся в сторону разгоравшегося морского сражения.

— Эта огромная лестница называется самбука, — перевел Марбал Чайке, — греки говорят, она похожа очертаниями на музыкальный инструмент с таким же названием.

— Но римлянам так и не удалось сыграть на нем, — позлорадствовал Чайка вновь устремляя свой взгляд на море.

— У них еще остались две такие лестницы, — немного охладил его пыл Урбал, стоявший рядом.

— Ерунда, — ответил за него другу здоровяк из Утики, — это же не десять. С теми, кто полезет наверх по этим двум, мы как-нибудь справимся.

И в подтверждение своих слов он сжал ладонь в кулак, погрозив римлянам.

Ларин, находившийся тут же со своими скифами, участия в разговоре карфагенян не принимал. Он вместе с одним из бойцов, бородатым воякой в кольчуге, что-то обсуждал с командиром артиллеристов, помогая себе жестами, там, где не хватало слов. Судя по всему, как решил Федор, выяснял, когда начнут работать баллисты со стен самих Сиракуз, ведь римляне были уже буквально в двух шагах. Федор тоже обратил на это внимание, но призванные наводить ужас на врагов Сиракуз машины Архимеда пока молчали.

Между тем сражение на море продолжалось. Греки, все же построив корабли в две линии — а это было больше двадцати квинкерем, атаковали главные силы римлян. Началось все, как водится, с перестрелки. Десятки баллист с обеих сторон начали «утюжить» корабли противника, стремясь нанести им максимальный урон. В воздухе стало тесно от каменных ядер, которые проносясь над палубами одних кораблей с треском пробивали борта других. Под их ударами гибло множество морпехов и моряков, теснившихся на палубах квинкерем. Затем Федор с замиранием сердца — такие моменты не могли не волновать — наблюдал несколько таранов подряд. Целую череду ловких маневров, больший успех в которых имели греки. Добрая дюжина квинкерем уже зацепилась между собой абордажными крюками. В самом центре, это хорошо было видно со стен, флот Ферона остановил наступление римских квинкерем и даже заставил часть вражеских судов повернуть назад. Но победа на флангах досталась римлянам, имевшим численное превосходство, что стало решающим в этой схватке.

Впрочем, досмотреть до конца морское сражение Чайка так и не смог. Разгромив авангард из греческих триер, передовые римские корабли все же смогли подвести к самым стенам обе самбуки. Две огромные лестницы воткнулись в верхнюю кромку стен Сиракуз и по ним уже карабкались наверх десятки легионеров.

Незадолго до этого, греческий офицер-артиллерист махнул рукой и все находившиеся на стене метательные орудия вдруг ожили, посылая в близкого врага свои смертоносные заряды. Казалось, что стрелы вылетают прямо из самих стен, поражая пехотинцев в упор. А откуда-то сверху, с широких площадок башни, со страшным воем «заработали» гигантские катапульты, похожие на ту, что некоторое время назад осматривали финикийцы и скифы.

Относительная тишина, прерываемая до этого лишь возгласами самих греков, наблюдавших за морским сражением внизу, вдруг сменилась адским грохотом. Баллисты и катапульты гигантских размеров выбрасывали в сторону моря заряды таких колоссальных размеров, что Федор, если бы не видел этого собственными глазами, никогда бы не поверил. Его корабельные орудия, способные изрешетить борт вражеского судна, были просто детскими игрушками по сравнению с этими конструкциями греческого гения.

Услышав очередной свист, быстро переходящий в вой пикирующего бомбардировщика, Федор поднял голову вверх и проследил за полетом гигантской глыбы. Пущенная с одной из башенных катапульт, она без видимых усилий поднялась в воздух, а затем, набрав высоту, начала снижаться по дуге в сторону скопления римских кораблей. Причем, квинкеремы еще находились на значительном расстоянии от берега. Их капитаны, вероятно, полагали, что находятся в полной безопасности. Федор поймал себя на мысли, что и он сам до сегодняшнего дня думал бы точно так же, случись ему штурмовать этот город с моря. Ни в одном другом городе по берегам Обитаемого Мира, кроме этого, не имелось на вооружении метательных машин подобной дальности и «грузоподъемности». А на что способны эти машины, Федор вскоре увидел.

Пойдя на снижение, каменная глыба с жутким воем врезалась точнехонько в нос одной из мощнотелых квинкерем римского флота. Точность попадания была просто поразительной. «Возможно, они и сами не ожидали, — подумал Федор, оглянувшись на ликовавших артиллеристов, — но все равно впечатляет».

Большой корабль, на палубе которого находилось множество морских пехотинцев, готовившихся к высадке на берег, вдруг вздрогнул и, казалось, на мгновение даже остановился. Превратившись за секунду в щепки, массивный нос квинкеремы буквально просыпался в воду, и Федор в изумлении увидел внутренние палубы, а также нескольких ошарашенных легионеров внутри корабля. В следующий миг судно, накренившись вперед, зачерпнуло воду и стало быстро погружаться, задрав корму вверх. С ее палубы в море первыми посыпались пехотинцы, а за ними устремились баллисты и катапульты. Это была просто катастрофа. В миг море вокруг корабля было усеяно тонущими легионерами.

Соседнему кораблю повезло больше. Такая же глыба рухнула на него прямо посередине, но, пробив несколько палуб, не прошила корабль насквозь, а задержалась в его чреве. Квинкерема с зияющей пробоиной в верхней палубе накренилась на правый борт и стала круто забирать в сторону. Капитан шедшего параллельным курсом корабля не был готов к такому маневру, и его квинкерема вскоре ощутила мощный удар в корму, как он ни старался избежать столкновения. Несколько других судов, которым обстрел повредил управление, метались по акватории, как слепые котята, норовя зацепить кого-нибудь из своих.