Место полного исчезновения: Эндекит - Лев Златкин

Но все тревоги покинули Игоря в тот самый момент, когда он вошел под кроны лиственниц, слегка шумевших вершинами, словно мирно разговаривавших друг с другом.

Вглубь тайги они, естественно, не пошли, а проследовали широкой нахоженной тропой к соседней вышке, где находился метеорологический пункт. Вот возле этой вышки и рос даурский рододендрон из семейства вересковых.

Почему-то Игорю сразу же вспомнился рассказ Павлова-Доцента: „Лиственничники подвержены пожарам, но на гарях успешно возобновляются, при этом сильно распространяются багульник, брусничник, вейник лангедорфа. Высота и сомкнутость древостоя увеличиваются с севера на юг…“

Игорь сподобился увидеть белку-летягу в полете. Случайно задрав голову к вершинам деревьев, так что даже Вася сделал ему замечание: „Смотри под ноги, нос расшибешь!“ — Игорь увидел, как белка-летяга прыгнула с одного дерева на другое, расправив складки кожи, которые располагались у нее по бокам от передних лап к задним, делая ее похожей в такие мгновения на летучую мышь.

Больше никого из млекопитающих, которых в тайге обитает около девяноста видов, они не встретили, да и смешно было надеяться на это. Только совсем дурная кабарга или росомаха, сумасшедший лось или заяц-беляк полезут на тропу, по которой двух безоружных людей ведут трое вооруженных.

Вася знал в окрестностях лагеря каждую тропу, каждый кустик на протяжении многих километров. Специально изучал все тропы, сеть дорог и мог по карте, находясь в вертолете, выбрать самый оптимальный вариант преследования сбежавших заключенных, иногда даже предсказывая путь беглецов.

Знал он и лощинку на возвышенности, по пути к вышке метеостанции, где стлались заросли даурского рододендрона. Туда он и вел Котова, чтобы тот исполнил свою мечту и выкопал необходимое количество кустиков рододендрона, молодых и растущих, которым предстояло встать в виде каре вокруг цветника из астр, тоже приученных к суровым резко континентальным условиям в тайге, где, кроме метеостанции, находилась секретная ракетная часть, зарывшаяся глубоко в скальный грунт, но всегда готовая уничтожить несколько огромных городов предполагаемого противника в разных концах земного шара.

Пряный запах даурского рододендрона донесся раньше, чем они его увидели.

— Вот и багульник! — сказал Вася.

— Нам же нужен рододендрон! — возразил Игорь.

— Это местное название даурского рододендрона! — объяснил Котов.

Тропа резко повела вправо, и за поворотом на склоне сопки засверкал вечнозелеными листьями и заалел цветами даурский рододендрон, или багульник, на местном наречии.

— Выкапывай только молодые растения! — напомнил Котов. — Старые на новом месте уже не приживутся.

Казалось, что за работа — выкопать и уложить в берестяные коробы несколько десятков низкорослого кустарника. Но на это ушло часа полтора, не меньше.

И все это время работали лишь Котов с Васильевым. Вася курил с охранниками и травил с ними анекдоты двадцатилетней давности, которые только и дошли до здешних мест.

Игорь вовремя уловил тоскливый взгляд, который Котов направил в сторону густого подлеска из ерника, состоящего из карликовых берез, душекии, кустарниковых ив и кедрового стланника.

— Выброси из головы! — громко шепнул он Котову. — Снимут одной очередью!

Котов сел на землю, стараясь унять дрожь в руках, так потянуло его удрать из-под стражи, нырнуть в спасительные заросли и… „поминай, как звали“.

— А что ты сделаешь, если я рвану? — поинтересовался он у Игоря с кривой усмешкой. — Кричать будешь или схватишь меня? Срок сразу скостят.

— Если ты рванешь в лес, я сразу же залягу на землю, чтобы и меня ненароком не подстрелили! — заявил Игорь. — Но хотя бы твой сон не сбудется. Как ты видишь сам, у меня в руках нет снайперской винтовки, да и у охраны ее нет.

— Ну, раз нет снайперской винтовки, — шутливо протянул Котов, — то я тогда не побегу, что зря стараться.

Он сразу успокоился, встал с земли и стал работать в ударном темпе, Васильеву за ним было не угнаться, привычки не было.

Наполнив кустарником все Четыре короба, они не спеша, тем же путем вернулись в колонию. Когда ворота за ними закрылись, Игорь сразу же почувствовал разницу между волей и тюрьмой: что-то мгновенно схватило его всего, с головы до пят, словно воздух стал другим, солнце потускнело, небо стало с „овчинку“.

— Считай, мы с тобой добровольно вернулись в свою тюрьму! — сказал Котов, как-то странно усмехаясь.

— А не добровольно, — напомнил ему Игорь, — мы стояли бы с тобой сейчас избитые в кровь вон у того столба, а „Шельма“ рвала бы нам яйца.

— Тебя „хозяин“ избавил бы от такого унижения! — возразил Котов.

— Я не хочу испытывать судьбу! — твердо заявил Игорь Васильев.

— Тебе все равно придется ее испытать! — грустно сказал Котов. — Ты меня убьешь и возродиться человеком тебе уже не придется.

Он привел Игоря к вспаханному им участку плаца и ловко стал пересаживать кустарники багульника в новую для них почву, хотя от старой она отличалась лишь тем, что находилась в нескольких километрах северней да была несколько суховатой.

— Надо полить землю! — напомнил Игорь, заметив это.

— Обязательно! — откликнулся Котов. — Ты — свободен! Спасибо за помощь!

Игорь собрался было уходить, но внезапно остановился и спросил:

— А почему это возродиться человеком мне уже нельзя будет? По-моему, твоя религия как раз и допускает возрождение человека.

— Для этого тебе надо принять Бога как жизнь в свой дух, чтобы ты мог сказать: „Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому, к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для вас…“ Но для того чтобы принять эту жизнь, тебе нужно будет покаяться перед Богом и уверовать в Господа Иисуса Христа, „возвещая Иудеям и Еллинам покаяние пред Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа“. Ты должен будешь придти к Господу с открытым и чистым от дурных помыслов сердцем и сказать: „Господь Иисус, я грешен! Я нуждаюсь в Тебе. Благодарю Тебя за то, что Ты умер за меня. Господь Иисус, прости меня, очисти меня от моих грехов. Я верю, что Ты восстал из мертвых. Я принимаю Тебя как моего Спасителя и жизнь. Войди в меня! Наполни меня Твоей жизнью!“ Но ты не сможешь этого сделать, потому что у тебя больше не будет, ни чистого сердца, свободного от дурных помыслов, ни открытости, да и простого желания, ибо переступивший черту никогда не вернется назад, а убивший дух никогда его не воскресит.

Одно другому у Котова противоречило, но Игорь был человек сугубо мирской, в делах конфессионных не искушенный, религией никогда до того не интересовавшийся, где ему было уловить такие тонкости, а потому он ушел, обуреваемый сложными чувствами.

Да и кто останется равнодушным к предсказаниям о том, что впереди его ждет сплошная погибель души, а может, и тела.

Игорю не улыбалась перспектива стать убийцей, погубить свою душу навеки, оказаться в вечной тьме безо всякой надежды на спасение души.

„Может, не следовало останавливать Котова от попытки побега сегодня? — мелькнула у него предательская мысль. — Охрана пристрелила бы его, или ему удалось бы сбежать, искать его сам не пошел бы, просто не позволили бы это сделать, а следовательно, в его гибели я не был бы виновен, и пророчество не сбылось никогда“.

Но можно было поступить еще проще — не думать о всяких глупых предсказаниях и не портить себе этим жизнь, которая здесь и так была невеселой из-за постоянного вида забора с колючей проволокой, неумолимо напоминавшей всем, что здесь не пионерский лагерь, а колония строго режима, и срок дан не для отдыха, а для наказания…

На следующее утро Игорь проснулся не от исполнения Гимна Советского Союза, а от густого мата и криков: „Крыса, крыса!“

„Крысу поймали!“

„Тащи его сюда, кормить будем!“

Барак загудел, просыпаясь.

„Неужели здесь и крысы еще живут? — подумал спросонья Игорь. — Интересно, чем это они питаются? По тумбочкам шарят?“

Но, открыв глаза, он понял, что по тумбочкам шарил один из заключенных, неопределенных лет мужичок, работавший шнырем на швейке, подлетавший пол, выносивший мусор, остающийся после каждой смены. Сидел в зоне он уже давно, осужден был за то, что, поссорившись с женой, затоптал ее ногами, и она от побоев скончалась в больнице. И хотя он даже грозился „замочить“ ее, суд все же счел это убийство, по сути дела, не убийством, а нанесением тяжких телесных повреждений со смертельным исходом. Правда, влепил мужику „под завязку“.

Его поймали на месте преступления, когда он, думая, что под утро сон особенно крепок, шуровал по тумбочкам, отщипывая в каждой понемножку себе на пропитание, где что найдет. Делал он это мастерски. Укради он все, и поднялся бы хипеж, кодла устроила бы „шмон“ в бараке, и его бы моментально вычислили. Тогда за воровство у своих его либо затоптали бы, вот душа его жены на небе возликовала бы от такого возмездия, либо „опустили“ в разряд неприкасаемых, избив предварительно до полусмерти.