У кладезя бездны - Александр Афанасьев

В этот момент — одному из тележурналистов, снимавших происходящее с верхнего балкона, удается бежать — мятежников все еще слишком мало, они не могут перекрыть все входы и выходы. С ним — карта памяти, на которой записано все происходящее — это покажут на экранах всего мира. Скоро…

В то время, как у фонтана Треви начался мятеж — Его Величество Король, не служивший в армии ни дня — заканчивал облачаться для приема парада. Не служивший ни дня в армии — он надел варварски пышный, почти шутовской мундир Маршала — настоящего, не тех, которые в армии замещают должности старшего сержантского состава. Этот мундир — вместе с наградами на нем, положенными Королю — передавался от отца к сыну: в Италии это считалось нормальным.[135] Одеть такой мундир было непростым занятием, тем более он по средневековой моде был с широченными плечами и зауженной талией, а у Короля, увы — было все наоборот.

По протоколу, Его Величество Король должен был принимать парад с балкона, называемого «Ложа Бернини», который расположен как раз над главным входом во дворец. Балкон старый, очень узкий, там хватало место только для Его Величества и Ее Величества. Ее Величество, Королева Маргарита — уже собралась, быстрее, чем Король — вот только принимать парад она откровенно не хотела. Ее можно было понять: в Италии она пользовалась откровенной нелюбовью — француженка. То, что она по отцовской линии происходила из дворянского рода Валуа, некогда носившего корону Франции — ничего не меняло: французы в Италии снискали не меньшую ненависть, чем германцы. Вообще то — далеко не все Правящие дома придерживались строгих традиций династических браков: в Доме Романовых, например, считались допустимыми браки с любыми представительницами дворянства, а Его Величество, Император Николай совершил возмутительное, связав себя узами брака с популярной североамериканской киноактрисой, пусть и французского происхождения, и явно с дворянской, судя по манерам и по генеалогии, кровью. Но обычно… там, где монархия не имела внутренней сути, того самого, что позволяло монарху быть и отцом народа, и моральным авторитетом и лидером нации — там была внешняя мишура, типа варварски пышных придворных мундиров и династических браков. Так что Его Величество Виктор Эммануил V связал себя узами брака с нелюбимой женщиной, и даже об этом не сожалел. Как то так у него… получалось.

В раздражении — мундир сильно жал, пребывание в нем даже лишнюю минуту было пыткой — Король взглянул на усыпанные розовыми бриллиантами золотые часы.

— Время парада. Где они?

Один из придворных поклонился

— Господин Кутьери уже выехал на место…

Король фыркнул.

— Если моя армия не может быть армией, я подам ей пример…

Потом — эта фраза станет крылатой…

И направился к ложе Бернини.

Король — появился в ложе, с одной стороны которой висел флаг государства, а с другой его личный, королевский штандарт ровно в то время, когда у входа во дворец затормозили несколько разномастных автомобилей и фургонов — и из них посыпались вооруженные автоматами люди в камуфляже.

— Кес ке се? — спросил король на французском, на который он обычно переходил в состоянии сильного душевного волнения — это и есть парад?

— Вон он! — крикнул один из младших офицеров, указывая на балкон.

И два автомата — нацелились на короля. Бойцы частей легкой кавалерии привычно ломились в двери… привычно, потому что в Триполитании они часто этим занимались. Только здесь была не Триполитания, а Рим…

Примерно через час — в Палату депутатов ворвался вооруженный автоматом человек и крикнул: «Монархия низложена, да здравствует Республика!».

В зале раздались приветственные крики…

Четверо, на мало кому известной импровизированной взлетной полосе рядом с Римом — весь следующий день работали как черти…

Уже потемну — загудели моторы самолетов. Один за другим — приземлялись транспортники, доставляя ударные силы путчистов. Колониальные части и вооруженное ополчение с территорий, в основном с Триполитании. В отличие от армейских частей Метрополии — для них клич mare nostro! был вовсе не пустым звуком, политика Короля встречала резкое отторжение и ненависть: Короля считали предателем и готовы были расправиться с ним своими руками. В основном — у них было свое оружие и в достаточном количестве, но кого-то пришлось и довооружать.

Затем — прибыли несколько грузовиков и фургонов и их пришлось грузить, причем вручную. Частям, которые оказались в Риме по случаю парада — нужны были боеприпасы — а здесь они были в достаточном количестве.

Находясь здесь, они не знали, вышел ли путч удачным — или сейчас верные правительству войска подавляют его, а им — надо подумать о том, чтобы бежать из страны.

В город они попали только к вечеру…

Рим было просто не узнать — и это был не город, где только что свершился государственный переворот. Улицы были заполнены гуляющими людьми, все поздравляли друг друга, танцевали и пели, во многих тратториях наливали бесплатно. Не было заметно, что есть какое-то классовое расхождение, бедные веселились наравне с богатыми. Монархия в Италии в восьмидесятом году настолько себя скомпрометировала, что практически все итальянское общество, кроме традиционалистского аграрного Юга встретило известие о ее свержении и провозглашении Пятой Республики[136] овацией и народными гуляниями. Про произошедшее в Палате депутатов никто не хотел ничего знать…

Бросались в глаза регалии первой, Великой Республики — Римской. Везде — вместе с триколором были вымпелы с SQPR в лавровом венке — символ священного Рима. Мало кто понимал, в сколь униженном состоянии находились итальянцы три с лишним десятилетия — и сейчас, возрождая времена Республиканского Рима, все думали, что теперь, впервые за много лет — никто не будет ими помыкать, и сами они будут решать свою судьбу и судьбу своей страны.

Сильнее — ошибаться было невозможно.

В это же время — Король Виктор Эммануил V вместе с супругой и небольшой группой придворных — садился на самолет, который должен был доставить его в Берн, Швейцарская Конфедерация. Италии он был больше не нужен.

Пятая Республика просуществует ровно тридцать четыре дня. Затем — избранные консулы, в числе которых будет и Джузеппе «Джо» Кантарелла объявят чрезвычайное положение и введут диктатуру — все в соответствии с традициями и законами Рима.

Время настоящее

28 мая 2014 года

Рим

Аэропорт Фьюмиччино

Ее звали Кристина, хотя друзья обычно звали ее Крис. Да и сама она звала себя Крис, особенно когда злилась. И если среди посетительниц аэропорта Фьюмиччино, которые в этот момент находились в здании одного из его терминалов вдруг устроить конкурс красоты — то она уверенно вошла бы в тройку призеров. Скорее всего, заняла бы второе место, потому что у бизнес-терминала стоял личный Юнкерс принадлежащий крупному химическому магнату из Германии и в нем была супруга означенного магната, прилетевшая в Рим на шопинг. Сей барон в прошлом году произвел фурор (по мнению многих скандал) в светских кругах всей Европы, взяв в супруги двадцатипятилетнюю русскую модель. В семьдесят два года — достаточно смелый поступок. Но Крис в любом случае не отдала бы титул первой красавицы Фьюмиччино без борьбы, даже этой русской сучке. Она привыкла сражаться.

Ее красота была типично британской, не особо заметной. Как известно, женщины разных народов берут мужчину чем-то своим. У русских это идеальная фигура, по крайней мере, до замужества — русские женщины вообще, на мой пристрастный взгляд самые красивые женщины в мире (если безымянный палец не изуродован кольцом). У американок это откровенное, иногда даже какое-то детское бесстыдство в сочетании с абсолютной уверенностью в себе — для них лишний вес и какие-то пороки фигуры это не пороки, а своеобразие. Немки берут отличной фигурой и раскованностью в постели, француженки известны вторым, но не первым (бывают, конечно, и исключения). Латиноамериканки очень заводные и непосредственные, если приличная русская или англичанка никогда не станет танцевать на столе — то латиноамериканка не видит в этом ничего плохого, она способна танцевать, тараторить с подругами, развлекаться круглые сутки напролет. Про арабок… среди арабок много некрасивых женщин, но есть настоящие красавицы, в основном метиски от смешанных браков, в которых течет арабская и русская или арабская и британская кровь. Что же касается англичанок…

У Крис была идеальная по модельным меркам фигура — девяносто — шестьдесят — девяносто — но она никогда не старалась это подчеркивать, потому что с детства держала имидж «своего парня». Она просто не осознавала своей сексуальности, и когда в Ницце ей пришло в голову выйти на променад в коротком платье, отчего случилась одна авария, и многим мужчинам потребовалось вправлять вывихнутую челюсть — она искренне недоумевала — а чего это они. Она одно время носила короткую стрижку «каре», потому что так за волосами было удобно ухаживать, и они не мешались — но сейчас отрастила длинные волосы и ей это шло. Ее лицо больше было похоже на лицо славянки, только глаза типично британского, неопределенно-серого цвета, взгляд прямой и честный. Она почти не пользовалась косметикой и носила такую одежду, в которой ей было удобно. В Лондоне у нее был парень, но она его не видела довольно долгое время.