Предсказанная - Татьяна Апраксина

— Нам точно туда надо? — спросила она наконец.

— Увы, — кивнул спутник.

Еще метров сто они прошли по вполне обычному коридору. От прежних его отличало только одно: отсутствие боковых ходов и поворотов. Потом Анна посмотрела наверх и заметила важное отличие: потолок уже не являлся полом следующего этажа. За хрусталем виднелся только темный камень. Коридор плавно превратился в туннель с полукруглым в сечении потолком. Конструкция почему-то напомнила Анне платформу станции метро «Волжская», где жили ее родители. Да и масштабы были сопоставимые.

Пока она глазела на потолок, под ногами произошло некое очередное бедствие. Фрагмент пола, на который они ступили одновременно с Флейтистом, вдруг возомнил себя льдиной и поплыл, увозя с собой обоих. Анна вскрикнула, потом вцепилась в локоть мужчины, посмотрела под ноги. «Льдина» светилась бледно-голубым светом, это и отличало ее от прочего пола. Невозможно было понять, как твердый материал, так похожий на хрусталь, плывет среди того же твердого материала, словно лодка по реке, мягко и плавно. Светящийся фрагмент пола был длиной метра в три и шириной — в два, не больше. Феномен потряс Анну до глубины души. Она пыталась разглядеть, что творится по краям их плиты, не возникают ли на прочем полу волны и бурунчики — но нет, ничего подобного не происходило. Стоять было вполне удобно, как на эскалаторе.

— Спецэффекты, елки-палки, — выдохнула она, отпуская руку Флейтиста, и, как оказалось, напрасно.

Плита затормозила резко и неожиданно, девушка упала вперед, на четвереньки, и почувствовала, как сияющий хрусталь прогибается под ладонями и коленями — плавится, словно лед в половодье. Подняться не получалось: она скользила на невидимой воде, чувствуя, что скоро уйдет с головой под «воду». Спас ее Флейтист — в который уже по счету раз. Он перепрыгнул с плиты на более устойчивый соседний фрагмент, протянул Анне руку и рывком перетащил ее к себе.

— Кошмар какой-то, — простонала девушка. — За что они все нас ненавидят?!

— Не ненавидят, просто пугают, — поправил Флейтист, разворачивая ее лицом к той темной фигуре, на которую Анне так противно было смотреть.

С лязгом упала хрустальная плита за стеной, отсекая их от туннеля. Воздух замерцал серебристым туманом, уплотнился и стал вязким — было тяжело дышать. Впереди была тонкая преграда, должно быть, стеклянная, судя по прозрачности. Анна рванулась к ней, спутник — следом, и, пробиваясь через густой, как клей, туман, они понимали, что не успевают, что еще мгновение, и завязнут… и все же успели оказаться у самого стекла.

Только не было в этом никакого смысла. Серебристый туман превратил обоих в бессильных мух, замурованных в янтаре. Можно было дышать, но нельзя было шевелиться. Впереди, за тонким стеклом, Анна увидела темный каменный постамент. На нем пульсировал сгусток радужной тьмы. Сначала девушке показалось, что это фигура сидящего карлика, потом она пригляделась и растерялась — ни на что это не было похоже, разве что на гигантскую черную грушу в радужных разводах. Груша то и дело меняла размеры, то оседала, то вытягивалась вверх, и тогда казалось, что «хвостик» размером с лыжу.

Постамент окружало кольцо свободного пространства радиусом метров в десять. К нему выходили пять туннелей, наполненных серебристым туманом. В том, что по левую руку, Анна разглядела Серебряного, приникшего к стеклу так же, как они с Флейтистом. Девушка на мгновение задумалась, пытаясь понять, что ей напоминает архитектурная композиция, и вдруг до нее дошло: тот алтарь, с которого началось путешествие по Замку. Та же пятиконечная звезда, тот же постамент в центре — только теперь он не был пуст, а размеры внушали уважение.

Анна искала Вадима и Софью. Флейтист, видимо, тоже ждал их — но нет, никого больше не было, три туннеля-ловушки были пусты. Невозможность пошевелиться угнетала. Пятно мрака на постаменте притягивало взгляд, но тут же и вызывало тошноту отвращения. Что это такое, Анна не могла понять. Еще никогда ей не становилось так паршиво при одном взгляде на нечто непонятное. В движении радужных разводов на штуковине было что-то притягательное, зовущее. Девушка почти поняла, о чем говорят узоры, в чем смысл проявлявшихся и исчезавших знаков — почти, но все же не поняла. Потом она покосилась на Флейтиста и в который раз удивилась.

Он старательно смотрел мимо. Видно было, насколько тяжело для него просто не смотреть на сгусток тьмы. Бледное лицо было предельно сосредоточено, на висках выступили крупные капли пота. Тяжело дыша, он пытался прикрыть глаза — но не получалось. Анна попробовала протянуть руку, коснуться его запястья. Не вышло. Клейкий туман позволял продвинуть ладонь лишь на пару-тройку сантиметров, а потом упруго отталкивал ее на прежнее место.

Потом Анна увидела Вадима.

Он шел по коридору, лежащему на вершине пятиконечной звезды, прямо и уверенно, туман не мешал ему. Следом, с трудом преодолевая вязкий туман, шла Софья. Она что-то кричала Вадиму вслед, но звуков не было. Пантомима — рассерженная женщина кричит в спину мужчине что-то, наверное, очень важное.

— Нашлись, — обрадовалась Анна. Флейтист не ответил.

Анна вновь посмотрела вперед. Отчетливую неправильность она заметила сразу: Софье туман мешал, Вадиму — нет. Женщина застряла там же, где и прочие, а вот Вадим шествовал к постаменту, твердым ровным шагом, расправив плечи и не слишком даже торопясь. Девушка прекрасно видела его лицо: бесстрастное и сосредоточенное. Смотрел музыкант только на тьму на постаменте.

— Сейчас он возьмет ее, и все… — простонал Флейтист.

— Кого — ее? — не поняла Анна, но следующий взгляд в сторону Вадима ей все объяснил.

То, что она сочла грушей, то, с определением формы чего у нее возникло столько проблем, было музыкальным инструментом. Гитарой, скорее всего. Может быть, лютней или банджо, а может быть, неким зародышем струнного инструмента, способным вырасти во что угодно.

Вдруг все стало ясно, или почти ясно. Черная гитара — ловушка, но не для всех, а только для музыкантов. Вот почему Анне, которая еле-еле могла изобразить три аккорда, почти не страшны были ее чары, а Флейтист отводил взгляд ценой диких усилий. В чем именно состоит ловушка, Анна не догадывалась, но «и все…», которое с трудом выговорил предводитель, в уточнениях не нуждалось.

Все или не все — ничего хорошего не случится. Только плохое, только непоправимое, необратимое…

Вадим шел к постаменту.

— Нет, не надо! Нет! — закричала Анна, но голос не проникал за стеклянный барьер. — Нет, нет!

Вадим ее не слышал, да и не видел он никого — шел, глядя на гитару.