Разрешаю себя ненавидеть (СИ) - Юлия Колесникова

Мама, что-то щебеча про жаркое, забежала в комнату.

— Давай быстрее говори что хотел, или будешь сегодня голодным.

— Думаю еда подождет, — отец кивнул на нас. И мама, наконец, обратила внимание на то, как мы сидим рядом, и что наши руки сплетены. Все выглядело так, будто мы пришли за благословением на свадьбу.

— Только не говорите, что вы больше не можете выносить друг друга, или и того хуже… — что именно она не сказала, а просто опустилась на подлокотник возле отца. Жаркое было забыто.

— Не мели чепухи, дело кажется в другом, — отец начал раздражатся, не понимая и сам что происходит. — Только не говорите, что собрались жениться.

— Нет, — рассмеялись мы с Ирвингом, но большего я не могла сказать, так как и сама ничего не знала. Все было в руках Ирвинга.

— Мы просто хотели вам сообщить, что будем встречаться. — сказал Ирвинг, вновь переплетая свои пальцы с моими, которые я ранее забрала под смущенным взглядом матери.

Ирвинг сжал мои пальцы, и я посмотрела на него — тут же стало легко и не страшно. Он рядом! Словно тепло, эта новость казалась мне ошеломляющей и с новой силой накатывала на меня.

— Ну что ж…, - тяжко вздохнул отец, — не то, чтобы мы не догадывались. Все эти ваши бурные споры, крики, стуки дверьми… все это было понятно. Но мы бы хотели знать, как ваши отношения будут складываться потом, если вдруг все вдруг…. не удастся?

— Патрик, что та какое у них спрашиваешь? — ужаснулась мама и толкнула отца в плечо. — Лучше спроси их, не поставить ли нам на их комнаты замки, чтобы не сторожить их комнаты ночью!

Мои родители ставили нас с Ирвингом в неловкое положение. Мы уже расставались и знали, как жить с ним в одном доме при таких условиях. А толку ставить замок уже не было. И ни о чем этом я не могла им рассказать.

— Мам, мы встречаться начинаем, так же как я встречалась с Лукасом, а Ирвинг с Кейт, а не жить вместе.

— Вы уже живете в одном доме… — начал отец, но толчок маминого локтя в очередной раз заставил его передумать и изменить слова. — В любом случае мы теперь хоть будем понимать причины ваших ссор и споров. А может, вы вообще перестанете ругаться, а то это уже всем порядок надоело!?

— Мы постараемся, — слабо отозвалась я, не смотря на них. Если бы родители понимали все, что в действительности было с нами! Все ссоры и крики, происходили из-за уже существующих отношений. Но я очень надеялась, что им никогда не узнать, как я почти придала их, и что Ирвинг стал моим первым мужчиной в 17 лет. Я даже покраснела, подумав об этом.

На миг в комнате повисла тишина, но вовсе не тяжелая и не осуждающая — все было в порядке, наверное родители догадывались о большем, чем говорили нам. Или же и вообще понимали уже давно, какие мы чувства испытывали друг к другу. Потому назвать их очень удивленными я не могла.

— Тогда идем ужинать! — воскликнула мама, и добавила уже тише: если жаркое не сгорело…

На радостях мам ушла на кухню, отец же остался досмотреть по телевизору новости пока все до конца не будет готово. Он косился на нас двоих время от времени, и потому мы пока что не рисковали поцеловаться. Думаю, это будет уже слишком для одного раза. Я не выдержала такой близости Ирвинга, которой пока что не могла разделить с ним. И потому поднявшись пошла следом за мамой, чтобы ей помочь. Не знаю что после моего ухода, отец говорил Ирвингу там в гостиной, мама же не стала откладывать в долгий ящик того, чего не говорила при муже.

— Никакого секса! — тут же заявила она, помешивая по очереди все кастрюльки на плите. Я тоже взяла ложку и стала заправлять готовые овощи на салат. Мне было неприятно лгать маме, но иначе я не могла. Все наши отношения с Ирвингом с самого начала были неправильными, и вот к чему это привело теперь — мне приходилось лгать. Но в тоже время, я просто охраняла свою личную жизнь, мне казалось, что знать о нас можно лишь то, что мы сами хотим рассказать. Все остальное я хотела оставить тайной известной лишь нам.

— До свадьбы ничего такого, — уверенно заявила я, и поняла. Что мое изменившееся Я, Я которое повзрослело, настолько чтобы лгать открыто, могло теперь обмануть даже ее. За эти месяцы, что Ирвинг рядом я выросла и перестала быть ребенком. Все мои принципы и мораль перетерпели многие изменения, словно им как змеям приходилось линять и скидывать свою кожу каждые несколько дней. Я изменилась, и моя мораль тоже — это не значило, что я считала правильным обманывать родителей, но я поняла то, что делает каждого ребенка наполовину взрослым. Больше я не была обязана посвящать родителей во все уголки своей жизни. Я не знала, насколько этот опыт плох или хорош для того, чтобы стать нормальным человеком, но светлое и хорошее детство ушло, оно оставило меня этим летом, когда Ирвинг ворвался в эту жизнь, которую я вела. С ним пропала чистота моего тела и моей души, но взамен я получила любовь Ирвинга. Да уж, ничего себе обмен, но я не сожалела.

— Ты правда так считаешь? — мама обернулась и посмотрела на меня. Я сделала то же самое. И все что ощутила при этом, легкое чувство вины, которое могла подавить одной лишь фразой — это мое личное и сокровенное на что у них нет права, пусть даже они мои родители.

— Конечно, — заверила я ее, — я и раньше с парнями встречалась, и была девушкой. Разве Ирвинг особенный?

— Я же видела, как иногда вы с тоской смотрите друг на друга, — пожала плечами мама, словно боясь признавать, что я действительно стала взрослой. — И да, такое бывает особенным. Но ты знаешь, я очень рада, что Ирвинг станет твоей парой. Мы часто мечтали об этом с его родителями. Разводили сантименты, как понимаешь.

Я закусила губу, потупившись в салат, но вопрос сорвался сам собой.

— Какими они были? Его родители?

Лицо мамы на миг стало мечтательным, таким, с каким она минуту назад говорила о сантиментах, и я поняла, что она словно заглядывает в прошлое, чтобы критически оценить своих друзей.

— Хорошими людьми, — отозвалась она, — но слишком занятыми собой и работой, которую любили. Все время кидались из огня да в полымя. Это и делало их особенными людьми и друзьями. Возможно потому Майя не смелая, а Ирвинг чересчур самоуверен — где им только не приходилось жить, а тем более часто оставаться только вдвоем.

Немного помолчав, она подошла и обняла меня. И я была рада тому, что у нас все по-прежнему не смотря на то, что она видит все мои изменения и боится их, как и каждая мать, которая видит взросление и отдаление ребенка. Она внутренне протестовала против этого, и в то же время гордилась тем, что ее девочка стает женщиной. Технически я ею и стала, но, о чем мам не знала, о том не волновалась.