Галич Александр - Александр Аркадьевич Галич

Ранние сумерки. Дюжиков задумчиво стоит у открытого настежь окна и слушает шум вечернего города. В дверь стучат, Дюжиков молчит. Снова стучат. Дюжиков осторожно, бесшумно подходит к дверям, спрашивает нарочито тонким голосом.

Дюжиков. Кто там?

За дверью слышен голос дедушки Бабурина.

Дедушка. Да ну я это! Я! Открывайте!

Дюжиков отпирает дверь.

Дедушка(входя). Это вы от кого же тут прячетесь, а?

Дюжиков(мрачно). Да так… Замучили… Что у вас?

Дедушка(торжественно). У меня — пошла писать губерния! Я начальнику Главлеса пожаловался, он совещание созвал, распушил их всех! За бесчувственное, говорит, отношение к Таймыру! Прощения у меня просили… Ну смех, и только!

Дюжиков. Письма вы им отдали?

Дедушка. Отдал. Не хотелось, да уж, думаю, ладно. А вот с подшипниками у нас тю-тю!

Дюжиков. Как — тю-тю! Наряда не дают?

Дедушка. Наряд-то дают, да на будущий месяц! У них на август лимит исчерпан. Я им говорю: мне, говорю, будущий месяц не подходит. У меня навигация кончается. Не убедил! Может, Кирпичников чего-нибудь там добьется?

Дюжиков. А он как туда попал?

Дедушка. Я по ноль девять позвонил, узнал номерок филармонии и вызвал товарища Кирпичникова на подмогу! Подшипники же нужны!

Дюжиков(задумчиво). Да, неприятно.

Дедушка. Подождем, товарищ Дюжиков, Кирпичникова.

Дюжиков. Подождем Кирпичникова.

Дедушка(тяжело вздохнул). Ох-хо-хо! Беспокоюсь я за этот участок… Да, к слову, товарищ Дюжиков, за внучку — нижайшая вам моя благодарность!

Дюжиков. А что?

Дедушка. Все в порядке. Лежит у себя в номере, плачет, на вопросы не отвечает.

Дюжиков. Погодите, как — лежит у себя в номере и плачет? Мы с ней договорились, что она идет оформляться.

Дедушка. Куда оформляться? Ей в Тамбов оформляться не надо. Она и так самая что ни на есть коренная тамбовская.

Дюжиков. Не понимаю я вашего упорства, ей-богу!

Дедушка. В каком смысле?

Дюжиков. В самом прямом! У вашей внучки золотая специальность…

Дедушка. Правильно.

Дюжиков. А что ей делать в Тамбове?

Дедушка. По специальности и работать.

Дюжиков. Убейте — не понимаю! Да откуда взялась в Тамбове нефть?

Дедушка(подозрительно). Нефть? Не знаю, откуда она взялась.

Дюжиков. А если нету нефти, то за каким лешим вы принуждаете специалиста-геолога ехать в Тамбов?

Дедушка. Это какого еще геолога?

Дюжиков. Внучку.

Дедушка. Чью внучку? Мою, что ли?

Дюжиков. Вашу.

Дедушка. А кто вам сказал, извините, что она геолог?

Дюжиков. Да она сама. Только недавно.

Дедушка. Свят, свят, свят! Ведь вот предупреждал я ее: нечего тебе в Москву ездить! Москва — город шумный, беспокойный, тут у старых людей глаза разбегаются… Вы уж не сердитесь на нее, товарищ Дюжиков, мало ли чего в жару наболтаешь?! Ох, побегу, может, к ней доктора звать надо…

В дверь стучат.

Дюжиков(вздохнул). Войдите.

Входит толстая, веселая, еще не старая женщина — мать Любы Поповой — Елена Николаевна Попова. Она останавливается в дверях и с интересом смотрит на Дюжикова.

Попова. Здравствуйте, мне нужен товарищ Кирпичников.

Дюжиков(скорбно). Это я.

Попова. Вы?

Дюжиков. Да, я.

Дедушка. Так я побежал, товарищ Дюжиков!

Дюжиков(неестественно засмеялся, грозно посмотрел на дедушку). Шутите, дедушка… Что это вы меня все Дюжиковым да Дюжиковым дразните?

Дедушка сконфузился, искоса быстро взглянул на Попову и вышел.

Дюжиков(Поповой). Садитесь. Вы по какому вопросу?

Попова. Я — Елена Николаевна Попова. Мать Любы.

Дюжиков(тихо). Вы?

Попова. Да. Может показаться странным то, что я пришла к вам. Но вы должны меня понять… У нас с Любой никогда не было тайн друг от друга! И сейчас я тоже все знаю… Знаю, что она прибегала сюда повидаться с Андреем Николаевичем… Знаю, что говорили с нею вы, и знаю, что она приняла решение ехать с вами на Таймыр…

Дюжиков. На Таймыр?

Попова. Нет, нет, вы только не поймите меня неверно! Я ведь не против того, чтобы она ехала… Меня просто взволновала и, честно вам скажу, немножко испугала та внезапность, с которой это все произошло… (Улыбнулась.) Очевидно, вы были настолько убедительны…

Дюжиков(медленно). Я с нею не говорил о Таймыре.

Попова. Вот как?

Дюжиков. Да. Я говорил об этом с другой Любой, но не с ней. Решила ехать она сама. И вы первая, от кого я это слышу… Я ужасно рад тому, что вы сюда пришли, Елена Николаевна!

Попова(после паузы). Почему?

Дюжиков(просто). Я люблю Любу.

Попова(с шутливой серьезностью). И давно?

Дюжиков. Очевидно, с самой первой минуты нашего знакомства.

Попова. А когда это приключилось?

Дюжиков. Только сегодня. Не смейтесь! Я понимаю, что это звучит нелепо и я, вероятно, кажусь мальчишкой и чудаком, но это действительно так… Поверьте, я вовсе не из той породы людей, которые, что ни день, теряют голову… На Севере, в долгие зимние ночи, когда ребята рассказывали о своих невестах и женах, они часто приставали ко мне, чтобы я рассказал тоже! А я молчал! У меня никогда не было ни жены, ни невесты… Я только представлял себе — какой бы я хотел ее видеть! А словами я об этом сказать не мог!

Попова. А теперь можете?

Дюжиков(подумав). Нет, пожалуй, и теперь не могу. Но теперь я знаю хоть — какая она. И теперь, после того как она решила ехать вместе со мной, я уже не боюсь в этом признаться! Впрочем, она оказалась отважней меня… Ох, как это удивительно хорошо, Елена Николаевна, то, что Люба едет к нам на Таймыр!

Попова. И вы думаете, ей не придется об этом жалеть?

Дюжиков(твердо). Нет. Никогда.

Попова(задумчиво улыбаясь, смотрит на Дюжикова). Да… удивительно! Когда Люба позвонила мне на работу, я уже по одному ее тону поняла, что случилось нечто необычное… А впрочем, и со мною когда-то все произошло примерно так. Любишь сразу. И не любишь тоже сразу. А вы, по-моему, славный… Я, кажется, понимаю Любу… Правда, немножко сумасшедший!

Дюжиков. Это плохо, что сумасшедший?

Попова. Нет. Ничего. Мне