Только один год - Гейл Форман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я боялся, что ты уедешь. У меня к тебе предложение.
– Предложения лучше делать лично. Но сиди на месте, я вообще-то еду к тебе. Потому и звоню. Ты дома?
Я вспоминаю квартиру, Брудье с Хенком в трусах, страшный бардак. Солнце светит по-настоящему ярко – впервые за несколько дней. Я предлагаю ей вместо этого встретиться в Сарпатипарке.
– Это через дорогу. Где ты вчера меня нашла, – напоминаю я.
– Уиллем, предложение дешевеет, перемещаясь из отеля в парк? – подшучивает она. – И не знаю, это лесть или оскорбление?
– Да я тоже.
Я тут же иду в парк, сажусь на одну из скамеек возле песочницы и жду. Мальчик с девочкой обсуждают будущую крепость.
– Можно, там будет сто башенок? – спрашивает мальчик.
– Думаю, лучше двадцать, – отвечает девочка.
– Мы будем жить там вечно? – добавляет он.
Девочка смотрит на небо.
– Пока дождь не пойдет.
Когда появляется Кейт, многое уже сделано – готов ров и две башенки.
– Извини, что так долго. – Она совсем запыхалась. – Я заблудилась. В вашем городе все дороги идут по кругу.
Я начинаю объяснять про концентрические каналы, про то, что Сентюурбан опоясывает город, как ремень. Она отмахивается.
– Забей. Я безнадежна, – и садится рядом со мной. – Есть новости от фрау Директор?
– Тишина.
– Звучит угрожающе.
Я пожимаю плечами.
– Может. Но я тут уже ничего поделать не могу. У меня все равно новый план.
– А. – Большие зеленые глаза Кейт распахиваются еще шире. – Да?
– Да. С ним и связано мое предложение.
– Красти насталяются.
– Что?
Она качает головой.
– Забудь, – скрестив ноги, Кейт наклоняется ко мне. – Я готова. Делай.
Я беру ее за руку.
– Я хочу взять тебя. – Я выдерживаю паузу. – В режиссеры.
– А это не все равно, что за руку здороваться после секса? – спрашивает она.
– Все, что было вчера, – начинаю я, – это благодаря тебе. И теперь я хочу с тобой работать. Хочу переехать и учиться в «Гвалте».
Кейт щурит глаза в улыбке.
– А откуда ты знаешь, что у нас есть образовательные программы? – тянет она.
– Я как-то раз зашел на ваш сайт, ну, или раз сто. Я так понял, что в основном вы берете американцев, но я с детства говорю по-английски и играю на нем. Сны у меня почти все на английском. Я хочу играть Шекспира. По-английски. Хочу этим заниматься. Вместе с тобой.
Кейт больше не улыбается.
– Это будет не как вчера – в роли Орландо на большой сцене. Наши подмастерья чего только не делают. И декорации ставят. И работу техников выполняют. И учатся. Играют в ансамбле. Я не говорю, что важных ролей ты никогда не получишь – этого я не исключаю, после вчерашнего-то. Но не сразу. Еще будут вопросы с визой, с профсоюзом, так что не жди, что сразу в свет софитов попадешь. Я сказала Дэвиду, что вам надо познакомиться.
Я смотрю на Кейт, собираясь сказать, что ничего подобного и не жду, что наберусь терпения, что я умею работать руками. Но осекаюсь, поняв, что ее мне ни в чем убеждать не надо.
– Ты думаешь, где я вчера была? – спрашивает она. – Ждала, когда у Дэвида закончится «Медея», чтобы рассказать ему о тебе. Уговорила его сразу же брать билет на самолет, чтобы он успел тебя увидеть, пока не вернулся этот инвалид. Он уже в пути, так что мне скоро ехать в аэропорт, встречать его. Он изо всех сил постарался, поэтому, надеюсь, тебя сегодня не снимут, не то придется играть перед ним соло.
Кейт смеется.
– Шучу. Но «Гвалт» – компания небольшая, подобные решения мы принимаем сообща. Так что готовься и к нашей взаимозависимости, которая порой лишает функциональности. – Она вскидывает руки. – Но любая семья такова.
– Погоди! Так ты собиралась меня сама позвать?
Ее улыбка возвращается.
– А ты сомневался? Но я безгранично рада, Уиллем, что ты меня попросил. Значит, ты был внимателен, а это как раз то, чего режиссер ждет от актера. – Кейт постукивает по виску. – К тому же решение переехать в Штаты – очень умное. И для карьеры ход хороший, и твоя Лулу там.
Я вспоминаю о письме Тор. Только сегодня я перестал сожалеть и винить себя. Она искала меня. Я искал ее. А вчера вечером мы нашли друг друга.
– Я не из-за этого решил ехать, – говорю я.
Кейт улыбается.
– Знаю. Я просто шучу. Думаю, тебе действительно понравится Бруклин. Он сильно похож на Амстердам. Дома из бурого песчаника, хаусботы, сердечная терпимость ко всякой эксцентричности. Думаю, ты будешь там чувствовать себя как дома.
На этих ее словах меня охватывает особенное чувство. Ощущение остановки, отдыха, что все часы на свете притихли.
Дома.
Пятьдесят два
Но тут пока еще дом Даниэля. И в нем бардак.
Когда я возвращаюсь, ребят уже нет, квартира засрана. Похоже на старый сквот, каким описывал его Брам, до того, как приехала Яэль и навела свои порядки.
Бутылки, пепельницы, тарелки, коробки от пиццы, всю посуду достали и перепачкали. Вся квартира пропахла куревом. Совсем не похоже на будущий дом для младенца. Меня парализует ужас, я не знаю, с чего начать.
Я ставлю диск Адама Уайлда, того певца-песенника, на которого мы несколько недель назад ходили с Макс. И тупо начинаю. Выливаю остатки из бутылок из-под вина и пива и собираю в коробку. Потом выбрасываю окурки из пепельниц и мою их. Несмотря на наличие посудомоечной машины, я наполняю раковину мыльной водой, сам мою и вытираю посуду. Распахиваю окна, чтобы проветрить, и квартира наполняется свежим воздухом и светом.
К обеду помимо бутылок, пепельниц и посуды я успел все протереть и пропылесосить. Стало почти так же чисто, как в лучшие времена при Даниэле, хотя когда он вернется домой с Фабиолой и Абрао, все будет безупречно. И готово.
Я завариваю кофе. Смотрю на телефон – нет ли новостей от Линуса, но оказывается, что сдох аккумулятор. Я втыкаю зарядку, ставлю кофе на полку. Рядом лежит конверт с фотографиями – я, Яэль, Брам, Саба, Ольга. Я провожу пальцем по его сгибу, ощущая вес хранимой им истории. Куда бы я ни отправился дальше, он поедет со мной.
Я снова бросаю взгляд на телефон. Он еще не включился, но наверняка скоро придется общаться с Линусом и Петрой. С одной стороны, я думаю, что меня должны уволить. Такова будет цена за вчерашний триумф, и это нормально, я готов заплатить. С другой – я уже перестаю верить в то, что закон вселенского равновесия работает подобным образом.
Я возвращаюсь в гостиную. Диск Адама Уайлда прокрутился уже несколько раз, и песни начинают казаться знакомыми настолько, что я смогу узнать их, даже если не буду слышать.