Немые и проклятые - Роберт Уилсон

— Так он рассказал, чем занимался в своей «другой жизни»? — поинтересовался Фалькон. — Почему ему пришлось разлучиться с женой и дочерью?

— Не то чтобы рассказал… — ответил Марти. — Говорил, что начал видеть лица из прошлого.

Мэдди вытянула руки, словно желая защититься от наплывающего на присутствующих болезненного бреда.

— Во сне? — спросил Фалькон.

— Думаю, сначала во сне, а затем сны стали сливаться с реальностью, и это его пугало. Покуда это были лица из снов, его озадачивало, почему они всплыли в сознании. Начав видеть наяву людей с этими лицами, Вега решил, что сходит с ума. Таким с врачами не поделишься. Но он обратился к доктору, ссылаясь на беспокойство, тревогу, нервное напряжение. Но лица продолжали преследовать его в парках, в магазинах, кафе, и он так и не мог понять, кто это такие… Выяснилось, что Вега раньше был военным, — продолжал Марти. — С помощью самых простых приемов дедукции я сделал вывод, что он участвовал в чилийском военном перевороте семьдесят третьего года, и высказал свое мнение: во время революции Пиночета происходило много страшных событий. Возможно, сказал я, он видит лица людей, пострадавших от нового режима. Говорил и знал, что попал в точку. Он долго обдумывал это про себя, что-то бормоча. Я расслышал слова: «Они были из тех, кто не просил за своих матерей». Я решил, что ему видятся люди, которых он пытал.

— Вы поэтому его убили, Марти? — спросил Фалькон.

— Инспектор, я понимаю, что вам нужно расставить все по местам, — сказал Марти. — Если хотите, пришейте убийство мне. Но поверьте, это был другой человек. И он собирался сам сделать всю работу.

— Наверняка человек из агентства, — предположила Мэдди с сарказмом.

— Они не желали смерти Веги, — откликнулся Марти, не обращая внимания на ее тон. — Они узнали еще не все, что хотели.

— Но что они хотели узнать? — спросил Фалькон.

— Они не конкретизировали. Однако были уверены, что у Веги есть нечто, способное навредить им или их интересам.

— Думаешь, кто-нибудь поверит в этот бред? — высоким визгливым голосом спросила Мэдди. — Мой муж — тайный агент ЦРУ! Ты жалок, Марти Крагмэн. Ты, мать твою, жалок сейчас и всегда был жалок.

— А теперь, джентльмены, пора, — спокойно произнес Марти. — Занавес.

Пуля вошла в ее тело справа от левой груди. Марти присел, скользя спиной по стене, и сунул дуло себе в рот. Фалькон бросился на него, пытаясь выбить пистолет, но все было рассчитано. Марти спустил курок — стена позади него расцвела красными брызгами.

26

Вторник, 30 июля 2002 года

Не так уж много нужно сил, чтобы откинуть хлопковую простыню, но Фалькон и их не мог найти. Неудачи минувшей ночи так ослабили его, что он искренне радовался, что успел написать отчет. Комиссар Элвира настоял на отправке отчета по факсу, после того как Фалькон сделал устный доклад, пока вез домой Кальдерона. Теперь инспектору казалось, что вместо пальцев у него вялые щупальца вареного кальмара.

В голове мелькали кадры ночных событий. Крупным планом — свет, угасающий в глазах Марти. Кальдерон, съежившись на диване, парализованный ужасом, смотрит, как на шелковом топе Мэдди Крагмэн расплывается пятно крови. Молоденький патрульный блюет в закрывающие лицо ладони при виде кровавого побоища. Гарсия, протиснувшийся мимо них в комнату, качает головой над несчастными. Они втроем спускаются по лестнице, Кальдерон держится за перила. Полицейский снайпер, оставшийся не у дел, сидит в машине перед Гарсией со своим чемоданчиком на коленях. Обратная дорога. Кальдерон односложно отчитывается перед Инес по мобильному. Инес в остроносых туфлях с ремешком, на высоких каблуках, стоит в свете фар на дороге возле дома. Кальдерон — руки безвольно повисли, каждая весит по тридцать килограммов. Инес заключает его в объятия. Их лица, когда он отъезжал: ее — влюбленное, с дрожащими губами, в глазах блестят слезы; и его — безжизненное; только брошенный искоса взгляд говорит: «Ты меня видел, Хавьер Фалькон, теперь уезжай, убирайся и оставь меня в покое».

Семь часов сонной анестезии легло между ним и последними событиями, отдалив их, сделав похожими на журналистский отчет об убийстве, совершенном в пятидесятых. Сейчас, проснувшись, Фалькон чувствовал себя иным, чем был вчера: будто хирург по ошибке удалил то, что никогда его не беспокоило, и теперь жизнь изменится.

Фалькон припомнил разговор с Консуэло. Он позвонил ей, лежа в постели, за несколько секунд перед тем как отключиться. Последние фразы:

— Марти Крагмэн был явно невменяем, — сказала она.

— Разве?

Фалькон ехал в управление с гадким, тошнотворным ощущением в животе, как будто запил чашкой кофе тяжкое похмелье. Он крепко сжимал руль. Войдя в пустой общий кабинет, Фалькон увидел, что Рамирес стоит у окна, наклонившись вперед и опираясь на подоконник.

— Я слышал о вчерашнем несчастье, — сказал Рамирес. — Ты себя нормально чувствуешь?

Фалькон кивнул: более-менее.

— Элвира уже звонил, просил тебя зайти, как только появишься.

Комиссар стоял у окна, сцепив руки за спиной, и смотрел через улицу Бласа Инфанте на парк Лос-Принсипес. Его предшественник, комиссар Лобо, делал то же самое: обозревал владения, словно бы черпая в этом иллюзию власти.

— Присаживайтесь, старший инспектор, — сказал Элвира. Каким-то неуловимо-ловким движением он сумел переместиться за стол и теперь поглаживал усы большим и указательным пальцами. — Я читал отчеты, ваш и Кальдерона, который поступил утром. Я уже связался с американским консулом, и он запросил копии. Они должны сегодня днем дать ответ по поводу вздора этого безумца про его связь с ЦРУ. Консульство настаивает, что эта версия не может считаться хоть сколько-нибудь правдивой.

— То есть вы, сеньор, не допускаете даже такой возможности?

— Мне признания этого типа кажутся бредом сумасшедшего, — отрезал Элвира. — Но, с другой стороны, когда я услышал, что правительство направило гражданскую гвардию уничтожать ячейки баскской террористической организации, я тоже не поверил… не мог поверить. Так что официально я выскажусь скептически, хотя про себя буду считать все это совершенно нереальным.

— Крагмэн, конечно, был не в себе, — проговорил Фалькон. — В этом нет сомнений. Но вы не можете совсем от него отмахнуться. ФБР, как известно, с такой легкостью от подозреваемых не отвязывается, а сказанное им про Резу Сангари совпадает с тем, что выяснил я сам. У Марти не было причин врать про убийство. Разве что это было причудливой фантазией больного сознания, при помощи которой он надеялся вернуть охладевшую к нему жену. Все, что он наговорил про агентство… Как знать? Уверен, его жена не поверила ни единому слову. Интересно посмотреть, что накопает Вирхилио Гусман по личности Мигеля Веласко.

— При чем тут Гусман?

— Он чилиец. У него есть знакомые эмигранты, которые могут помочь раздобыть подобную информацию, — объяснил Фалькон. — Одно мне известно про лица из снов, которые, по словам Марти, преследовали Вегу: Пабло Ортега однажды заметил страшно напуганного Вегу в «Эль Корте Инглес», и, я полагаю, тот лицезрел одно из своих видений.

— Вы должны быть осторожны с Вирхилио Гусманом, — сказал Элвира. — Некоторые говорят, что он тоже слегка тронулся. Ему повсюду мерещатся заговоры.

— Он разъяснил эту дату, одиннадцатое сентября, в предсмертной записке, а это помогло установить личность Рафаэля Веги.

— Я думал, он приходил по поводу самоубийства Монтеса.

— Да. В записной книжке Веги нашлось имя Эдуардо Карвахаля, и это стало первой причиной моего визита к Монтесу, — сказал Фалькон. — Монтес упомянул о роли русской мафии в торговле людьми, а затем я узнал о связи Веги с русскими. Я спросил Монтеса про этих русских, и вскоре он покончил с собой.

— И это вы обсуждали с Гусманом?

— Мне пришлось об этом упомянуть, но мы договорились, что он не напишет ничего, пока не появятся факты — доказуемые факты. Сейчас ничто не связывает Монтеса с русскими.

— Вы заставляете меня нервничать, старший инспектор. Самоубийство Монтеса — наше внутреннее дело. Если в группе существует коррупция, мы должны быть чрезвычайно осторожны с этой информацией.

— Журналиста отправили беседовать со мной как с офицером, ведущим расследование. Мне не сказали, что можно, а что нельзя с ним обсуждать. Я считаю, что с человеком, имеющим такую репутацию, как Вирхилио Гусман, лучше всего придерживаться политики открытости. Вы видели сегодняшний «Севильский вестник»?

— Да. Прочел пространный рассказ о карьере старшего инспектора Монтеса.

Фалькон кивнул, подождал, но комиссар не сказал больше ни слова.

— Думаю, вам стоит обыскать дом Крагмэнов, пока снова не объявились американцы, — сказал наконец Элвира. — Ордер я уже получил.

Фалькон пошел к двери. Элвира обращался к его затылку: