Жестокие игры - Мэгги Стивотер

— Малверн говорит, чтобы мы справлялись без тебя, но мы не можем. Ему незачем знать… пожалуйста!

Я показываю ему куртку, давая понять, что уже собрался идти, и мы вместе бегом спускаемся по узкой темной лестнице в конюшню. Все пахнет дождем и океаном, и снова дождем…

Дэйли вприпрыжку бежит рядом со мной.

— Они никак не успокаиваются. Где-то неподалеку — кабилл-ушти, и мы даже не знаем, может, эта тварь уже внутри конюшни и какая-то из лошадей ранена… ну, из-за этого звука, ты сам слышишь. Они так брыкаются, что могут сами себе переломать ноги. Только-только одну успокоишь, как из-за других она снова начинает сходить с ума.

Они не успокоятся, пока слышат этот крик, — говорю я.

Все конюхи, и рабочие, и наездники, какие только оказались поблизости, пытаются успокоить самых дорогих лошадей; Лампочки под потолком раскачиваются от ветра, прорывающегося внутрь, и этот пляшущий свет то ложится на меня полосой, то уносится прочь, как будто я теряю сознание. Я прохожу мимо стойла Меттл. Лошадь то и дело поднимается на дыбы и колотит передними копытами по стене. Если она и не покалечила себя до сих пор, то скоро покалечит. Я слышу, как щелкает и поет Корр, доводя ближайших к нему лошадей до безумия. Где-то за моей спиной другая лошадь колотит копытом в стену, ритмично и бессмысленно. А крик снаружи все не умолкает.

Дэйли тащится за мной, когда я спешу к стойлу Корра. Моя рука в кармане стискивает камень со сквозной дыркой. Если бы Корр был любой другой водяной лошадью, я бы сегодня ночью привязал этот камень к его уздечке, чтобы создать у него в голове шум более сильный, чем тот, что идет от наступающего ноябрьского моря. Но Корр — не такой, как другие водяные лошади, и его это лишь сильнее встревожит.

Я разжимаю пальцы и оставляю камень в кармане.

— Убери всех подальше, — рявкаю я на Дэйли. — Уведи с моей дороги.

Я рывком открываю дверь стойла Корра, и он бросается к проходу. Я прижимаю ладонь к его груди, потом резко хлопаю, отталкивая его назад. Одна из породистых кобыл пронзительно ржет.

— Убери всех, — напоминаю я Дэйли.

Он кидается вперед, готовя мне дорогу, а потом я позволяю Корру выскочить из стойла и потащить меня по проходу, к двери, выводящей во двор. Она закрыта — от дождя и еще чего похуже.

— Только не туда, — восклицает Дэйли за моей спиной. — Там Малверн!

Это плохо, хуже некуда. Значит, Малверн узнает, что я все еще здесь, среди его лошадей. Но я уже не могу остановить того, что началось, не решив главную проблему.

Я быстро выбегаю во двор, держа Корра — сильного, непослушного — на длинном поводе. Я мгновенно промокаю до костей. Вода у меня в глазах, в ушах. Я как будто пью небо. Мне приходится смахнуть воду со лба и несколько раз моргнуть, чтобы хоть что-то увидеть. Двор усыпан дранкой с крыши конюшни. Все фонари во дворе включены, и вокруг каждого из них — насыщенное водой гало. Снаружи у ворот стоят три кобылы, они напирают на ворота, стараясь войти внутрь, — это племенные лошадки примчались с одного из многочисленных пастбищ Малверна, расположенных вдоль дороги на Хастуэй. То, что они очутились на свободе, означает: ограды разрушены и кобылы явились сюда, в знакомое им место. Одна из них хромает так сильно, что у меня падает сердце. Самая крупная из кобыл, должно быть, узнает меня то ли по фигуре, то ли по походке и тут же перестает давить на ворота и ржет, пронзительно и умоляюще. Она верит, что я спасу ее от опасности, которая вынудила их всех прискакать сюда.

И тут же я вижу Малверна и Дэвида Принса, старшего конюха. У Малверна в руках охотничье ружье; похоже, он настроен слишком оптимистично.

Снаружи раздается крик, как будто сразу со всех сторон. Он вибрирует в каждой дождевой капле, пульсирует в тучах над нашими головами. Это вой, полный яда и злобы, парализующее обещание. Да, этот шторм довел остров до полного безумия.

Корр дергается и тянет меня. Я вижу, как его копыта отрываются от булыжника и снова опускаются на него, но звуки не доносятся до меня. В ушах у меня только пронизывающий вопль, такой громкий, как будто звучит прямо в голове. Он таков, потому что его должны услышать за много миль отсюда под водой.

Я резко дергаю повод, привлекая внимание Корра, а потом тяну его голову вниз, поближе к своей собственной. Губы Корра растягиваются в отвратительном оскале; это не тот Корр, которого мне хотелось бы видеть. Мой пульс ускоряется, несмотря на то что мы с конем уже много лет провели вместе. Передо мной чудовище. Одной рукой я отталкиваю его зубы, а другой поворачиваю его ухо к себе.

Напрягаясь, я кричу прямо в это ухо. Конечно, мой голос гораздо тише, чем вопль, который мы слышим. Крик, который все приближается и приближается.

Корр рассеян, он не слушает меня. Он вытягивает вперед губы, очень сильно; он уже не лошадь. Я кручу его ухо так, чтобы причинить боль, а потом снова принимаюсь нашептывать, словно я — само море.

Малверн вскидывает ружье, всматриваясь во что-то такое, чего я не вижу в темноте и тумане.

— Корр! — кричу я.

Дождь тут же заливается мне в рот. А я опять кричу в ухо Корра.

Малверн стреляет, но крик приближающегося кабилл-ушти не утихает. Громче он уже просто не может звучать.

А потом Корр наконец подает голос, к чему я его и подталкиваю. Сначала негромко, низко, и звук вибрирует так, что я чувствую его через натянутый повод. Я ощущаю его всем телом, до подошв. Рев Корра набирает силу. Он разрастается и переходит в стон, в вой, — как будто бешеный ураган колотится в стену дома… Этот звук заполняет двор и выплескивается из него в дождливую тьму. Это крик схватки за территорию, угроза, заявление: «Эта земля принадлежит мне. Здесь мое стадо».

Чужой крик слабеет, когда до него доносится волна завываний Корра, голос красного жеребца заполняет пространство и впереди, и позади. Кобылы у ворот бесятся от ужаса, и я знаю, что лошади в конюшне чувствуют себя еще хуже. Теперь уже высокий и пронзительный крик Корра ничем не отличается от того страшного вопля, которому он пришел на смену, — с той лишь разницей, что этот крик я в силах остановить.

Я вслушиваюсь и вслушиваюсь, чтобы убедиться: голос Корра остался в одиночестве. В повернутом к Корру ухе, похоже, вот-вот лопнет барабанная перепонка. Но мое левое ухо уже не слышит голоса чужака.

Теперь я крепче натягиваю поводья Корра и прижимаю пальцы к его венам, прослеживая их против часовой стрелки. Корр на мгновение умолкает. Я прижимаюсь губами к его плечу и нашептываю в мокрую шкуру.

В ночи воцаряется тишина. В правом ухе у меня продолжает гудеть, как радио на пустой частоте. Малверн и Принс смотрят на меня. Племенные кобылы у ворот дрожат и жмутся друг к другу. Лошади в конюшне перестают бить копытами в стены.