Симбиоз - Роксана Форрадаре

и отчаянные – я подумала, что вообще забыла, когда в последний раз видела ее жизнерадостной. С каждым днем она все сильнее делалась непохожей на себя прежнюю: отвечала невпопад, пропускала важные собрания и не любопытничала, что же на них было, и даже шрам на щеке, на который раньше она поглядывала с упрямой частотой, ожидая, когда же он разгладится, уже давно перестал ее волновать. Я бесшумно выскользнула в коридор следом за ней и проследила, как она, перепрыгивая через три ступени, мчится на второй этаж. В этой беспокойной атмосфере, да еще и с Аббадоном за плечом, мне казалось неправильным возвращаться на кухню. Я смущенно оглянулась на демона и сразу отвела взгляд, чтобы не давать ему повода лишний раз вчитываться в мои мысли.

На следующий день мы с Себастьяном отправились в Атланту: там, в столице Джорджии, обитал его хороший знакомый, готовый по старой дружбе и за умеренную плату изготовить качественные поддельные документы. Он должен был сделать для меня новый паспорт, однако я думала лишь о том, что посещение большого города станет чудесным подспорьем, чтобы осуществить заветный звонок. Шесть часов пути, долгое ожидание в каком-то неказистом офисе, и непривычная фамилия «Хофер» рядом с моей свежей, слегка подкорректированной фотографией; наконец, я получила разрешение Себастьяна отойти.

Отец трубку не взял, и это испугало меня еще сильнее, чем их с Рене отсутствие в прошлые выходные. Он обязан был быть на связи, всегда был, тем более в рабочий день. Ощущая нервное покалывание в пальцах, я переключилась на номер сестры.

- Да?

- Рене! – я испустила вздох облегчения. – Как у вас дела? Где вы были в субботу, я приходила…

- Андреа, - голос ее переменился, упал до шепота и стал вдруг каким-то испуганным. – Тебе нельзя сюда! Не приезжай, слышишь! Они повсюду, они караулят…

- Кто, полицейские?

- Они поймают тебя и арестуют, как папу!

- Что? – вздрогнула я. – Рене, где он? Что с ним?

- Не знаю, - пролепетала она. – Они приехали… попросили нас обоих… но папа долго с ними спорил и добился того, чтобы меня оставили дома… он так и не вернулся, только позвонил, сказал, чтобы я пожила у Гунтеров, что он с ними договорился… его нет уже больше недели… а еще тебя ищут…

- Успокойся, - с трудом выдавила я. – Меня не поймают. Послезавтра я навещу тебя.

- Нет! – Рене сорвалась на визг, и я расслышала, как в трубке кто-то обеспокоенно спрашивает у нее, в чем дело. – П-простите, миссис Гунтер… тебе нельзя здесь появляться!

Она заплакала. Я с ужасом подумала, что теперь и вправду нельзя. Телефон сестры наверняка прослушивался, а я только что по глупости озвучила ей точную дату.

- Хорошо, приеду потом, через неделю. Ты только не переживай. С папой ничего не случится, он, наверное, просто пытается… разобраться с этим недоразумением.

Я сама не верила в свои слова, но прикладывала все усилия, чтобы обнадежить сестру. Тем временем Себастьян вышел из кабинета своего друга и принялся внимательно наблюдать за мной со стороны.

- Когда этот кошмар закончится? – всхлипнула Рене. – Почему на нас такое свалилось? Ты ведь не делала ничего плохого, правда?

- Да, - зло подтвердила я, как никогда уверенная в своей правоте. – Верь мне, все наладится. Ты знаешь… позвони-ка Нари. Я хотела сама, но лучше ты. Возьми мой телефон, он в сумке на кровати. Спроси у него про папу. Пароль помнишь?

- Помню, - икнула она. – Хорошо.

Себастьян приблизился, и я, быстро распрощавшись, оборвала звонок. Затем твердо посмотрела ему в глаза, ожидая провокационных вопросов, мол, не Питеру ли я докладывалась, или едких упреков, что слишком уж долго я болтала. Однако он лишь хмуро поинтересовался:

- Проблемы?

- Да. Кажется, отца арестовали.

- Он – симбионт?

- Нет.

- Тогда расслабься. Махоун нашел какой-нибудь повод придержать его, чтобы ты решила, что твои родственники теперь вынуждены отдуваться за тебя. Чтобы заставить тебя забеспокоиться и впоследствии сдаться.

- И он ничего ему не сделает?

- Не должен.

- Вы уверены?

- Мою жену так забирали, - коротко ответил Себастьян. – Наплели сказок про последнюю стадию «одержимости» и про то, что меня срочно нужно найти, пока я не причинил вреда себе и окружающим. Им даже плевать было, что она беременная. Заперли ее в четырех стенах, чтобы, мол, плоды сотрудничества были эффективнее и взросли быстрее, и взялись за допросы: где я могу быть, с кем держу связь, как давно появлялся в последний раз дома и прочее. Телефон ей дали, чтобы она мне позвонила и попросила приехать, да только я ей к тому моменту уже все объяснил. Ничего они не добились.

- Через сколько ее отпустили?

- Недели через две.

Я уже давно знала, что у самого нелюдимого и желчного члена группы Бенедикта есть жена и двое детей, но до сих пор упоминания о них вызывали у меня приступы изумления: согласился же кто-то терпеть его брюзжание пожизненно. Себастьян был сложным человеком, вызывавшим отторжение у всякого, кто видел его впервые, однако на сей раз разговор с ним принес мне облегчение. Еще бы заплаканный голос Рене выветрился из ушей…

Зародившаяся в глубине души ненависть к Джованни Махоуну преумножалась с каждой минутой, сколько я думала о нем. О единственном на свете симбионте, имеющем право на существование вне писанных им же законов; намекавшем на убийство Франциско, взявшем под стражу моего отца и изо всех сил старавшемся упрятать за решетку меня.

- Как одолеть человека в состоянии трансформации, не убивая его?

- Ты это брось. Прихвостни Питера тебя не пожалеют, и ты их не должна. Беспокоиться еще о них, выродках эдаких! Голова, грудь – вот слабые места. Может, и уцелеют, если удар хилый будет, но из строя выйдут наверняка.

Я не стала уточнять, что к прихвостням Питера вопрос никоим образом не относился.

К дому Бенедикта мы подъехали лишь глубокой ночью. Мне почудилась за забором чья-то темная фигура, однако, когда я открыла калитку, во дворе оказалось пусто и тихо. Наверное, виной всему была тень от кустарника. День с Себастьяном пролетел гораздо быстрее, чем я опасалась в начале пути, гораздо миролюбивее и легче. Когда мы выбирались из машины, он, пыхтя от смущения, даже показал мне фотографии своих детей: худенького мальчика лет десяти и