Пути-дороги. С чистого листа - Алёна Цветкова

правда, их подремонтировать, потому что кое-где мыши прогрызли дыры, и завести кошку. Красивую трехцветную кошку-мышеловку, которую Петька назвал Муркой.

И толстолапого смешного щенка. Ванут, притащивший нам обе животинки, утверждал, что щенок вырастет в хорошего сторожевого пса, который будет не щадя живота своего охранять хозяйское добро. Но пока Барбос вызывал только радость и умиление.

Глава 33

А еще в нашем хозяйстве появилась лошадь. Та самая Курица, которая и так уже работала на нашем подворье больше, чем в палаточном городке.

Мы так к ней привыкли и полюбили, что на семейном совете постановили выкупить ее у господина Истала. Для крестьянского хозяйства Курица вполне подходящая лошадка: неприхотливая, довольно молодая, выносливая, крепкая… Дед с Петькой ощупали и осмотрели ее со всех сторон и нашли здоровой.

Господин Истал тоже был не против избавить от медлительной лошади, которая всегда плетется последней и задерживает обоз.

Приятной неожиданностью стала цена, предложенная господином Исталом. Мы выкупили лошадь с телегой за шесть серебрянок в рассрочку на полгода. Кроме того, часть оплаты нам предложили вносить продуктами: молоком, ягодами и рыбой. А это уже совсем хорошо.

Еще за пятьдесят медянок купили в Большой речке сани. Не новые, но зато с доставкой.

После того, как в нашем дворе появилась лошадь, отношения с деревенскими стали еще напряженнее. Даже Аништа и Ванут стали косо поглядывать и все чаще делали вид, что не слышат моих приветствий. А пострелята пропали и перестали приходить за молоком. Ретта, вообще, шипела как змея, каждый раз, когда мы случайно оказывались в огороде одновременно. Но тут я сама игнорировала ее, от чего она бесилась еще больше.

Я, наверное, уже смирилась, что в деревне мне своей не стать, поэтому восприняла эту размолвку с соседями как-то спокойно. Тем более, мне особенно и некогда было расстраиваться. Я, наконец-то занялась обустройством быта. Пока все силы были направлены на выживание, как-то было все равно, что туалет на улице, а мыться приходится в огороде у бочки или в в соседской летней мыльне.

Но сейчас уже можно было подумать и об удобствах. Первым делом я решила обустроить санузел в доме. Вернее в теплом чуланчике. Два сундука, в которых раньше хранилось хозяйское добро, так до сих пор и не пригодились. И я решила вынести их в амбар и приспособить для зерна и муки, а здесь сделать теплый туалет с канализацией.

Мы с Петькой вспомнили строение унитаза. Это только кажется, что это просто чаша с дыркой и трубой, но на самом деле, очень важно правильно сконструировать такую деталь, как сифон. Это тот самый изгиб трубы, благодаря которому в квартирах не пахнет канализацией.

Мы чертили наш будущий унитаз несколько дней, пытаясь найти ответы в обрывках моих школьных знаний по физике. Мы не могли себе позволить ошибку. За изготовление такой нестандартной посудины гончару придется заплатить хорошие деньги, а лишних денег на опыты у нас не было.

Наконец, путем долгих медитаций над угольным чертежом на куске доски, которую откуда-то приволок Петька, мы создали максимально идеальный вариант.

Гончар уже не удивился моему странному заказу. Кроме глиняной чаши с изогнутой трубой, я заказала еще и прямые трубы из обожженной глины, чтобы вывести отходы в выгребную яму.

Цена оказалась огромная: две серебрянки за унитаз и еще одна за десять метров труб. В качестве предоплаты я внесла последнюю серебряную монетку и стала собираться на ярмарку.

– Лола, подожди! – окликнул меня Динай, когда мы с Петькой возвращались с реки, где закинули около десятка морд, чтобы пойманной рыбы хватило и для нас, и для Найлы, и для господина Фация. – Ты совсем не заходишь к нам, Лола, – улыбнулся он, – а Ванут говорит, что соседка зазналась, с господами общается, а от нас, деревенских, нос воротит…

Я даже захлебнулась от негодования. Как же надо так все перевернуть, чтобы я еще и виновата осталась.

– Динай, ты мужик вроде умный, – улыбнулась я, стараясь сдержать свое возмущение, чтобы магия моя ненароком не проснулась и негодование мое Динаю не передала, – а бабские сплетни слушаешь больше, чем голос разума. Вспомни-ка, когда такое было, чтобы соседи мои, кроме Аништы и Ванута, привечали девку бесстыжую, что из гарема султанова вернулась? Я вот что-то не припомню такого. А уж когда я безмирницей оказалась, так и вовсе меня за человека считать перестали, хотя я осталась той же самой и не изменилась, – Староста молчал, ответить ему нечего было. – Так и передай соседям, что перед тем как в моих глазах соринки выискивать, хорошо бы в своих бревно увидеть. Поехали, Петька, – кивнула я мальчишке, держащему вожжи.

Петька стегнул Курицу. Пока мы стояли, она уже успела задремать и теперь от неожиданности подпрыгнула и рванула вперед с бешеной для нее скоростью.

– Лола, – крикнул мне вслед Динай, – ты на нас обиду-то не держи! И на Аништу с Ванутом! Тебе еще с нами век вековать, негоже из-за гордости лишней отношения со всей деревней портить.

Как хорошо, что Курица вспомнила, что она все таки лошадь, и летела по дороге сломя голову, избавляя меня от необходимости вести этот неприятный разговор.

Вечером я нарочно задержалась во дворе, чтобы встретить Аништу, которая возвращалась с работы.

– Аништа, зайди на чуток, разговор есть, – позвала я ее к себе. Я сегодня Диная встретила, – пересказала я ей наш разговор. – И мне неприятно, что вы за моей спиной позволяете себе говорить обо мне такое.

– Неприятно, говоришь? – прищурилась Аништа, – а нам, думаешь, приятно, что из-за тебя Ретту затравили совсем? Ну, ошиблась девочка однажды, сдала тебя сборщикам налогов по глупости, так ее теперь со свету сжить надо за это? А уж про то, что с женихом чужим ночи на сеновале проводить не хорошо, я даже не говорю! Не понять тебе этого, чужая ты в этом мире! Привыкла в гареме своем к распутству, и думаешь что все кругом готовы мужика под юбку пустить по первой просьбе! И в палатки-то к пришлым каждый день наведываешься не просто так! Вон уже на лошадь нагуляла… Да только они-то уедут скоро, а ты останешься!

Аништа говорила