Волкодав - Мария Васильевна Семенова

Приняв какое-то решение, хозяйка опустилась на сухое бревно и движением руки пригласила венна сесть рядом с собой.

– К нам пришёл гость, знавший твоего отца, – укоризненно обратилась она к дочери. – Сбегай купи сладкого вина, да смотри про сыр не забудь!

Волкодав открыл рот возразить: хватит, мол, с него и домашней лепёшки, – но вовремя сообразил, что Мицулав просто хотела остаться с ним с глазу на глаз.

Он не ошибся. Шишини всплеснула руками, схватила корзинку и убежала. Тогда хозяйка взяла его за руку, сама распустила тесёмки и увидела то, что он не захотел ей показывать: грубые рубцы на запястье, оставленные кандалами. Вздохнув, женщина снова завязала шнурок и спросила:

– Мой муж говорил, за что его продали?

– Он сказал, что сам себя продал. А потом убил человека, обманом помешавшего ему вернуть долг. Он жалел, что оставил вас с дочерьми. Но не о том, что наказал подлеца.

– С дочерьми?

– Да, госпожа. Шишини и Саянар.

Мицулав грустно улыбнулась. Сильная женщина, не сломленная невзгодами.

– Ты вправду знал Кернгорма, – сказала она. – У нас была младшая дочь, но в пять лет она умерла от болезни, поражающей горло. В ту весну хворали и задыхались многие дети, потому что ветер неделю тянул с зольников. Люди говорили, так случилось оттого, что кто-то в городе совершил дурное дело и не исповедал его. Богиня с трудом прощает подобное… Муж очень любил Саянар и всегда говорил о ней так, словно она должна была вот-вот вбежать со двора… Так мой Кернгорм, значит, сам себя продал?

«Почему же родичи не выкупили тебя?» – спросил Щенок.

Дистен внезапно озлился:

«А твоя семья почему тебя не выкупила? Ты был непочтительным сыном? И с чего это я должен держать ответ перед тобой, мальчишка?..»

Только много лет спустя юному венну было суждено понять причину его гнева…

– Да, госпожа, – сказал Волкодав. – Сначала дом, потом и себя, но дом вернули.

– Узнаю мужа. Он предпочёл сказать кривду, не умея вынести бесчестья. Только врал, как всегда, неуклюже, – негромко проговорила Мицулав. – Слушай же, чужестранец, если вправду хочешь добра. У нашего вейгила, которому ещё Иль Харзак доверил быть в Дар-Дзуме своими устами и правой рукой, жена умерла родами. Сам наместник той осенью поехал в Мельсину и свалился с чёрной заразой. Лекарь шада спас его, но детей иметь вейгил больше не мог. Он ложился со знахарками и платил золотом за мономатанские снадобья, но ничто ему так и не помогло. Единственный сын стал его сокровищем и светом очей. Отец много лет жил лишь для того, чтобы исполнять всякую его прихоть. Когда Нагьяр стал подрастать, люди пожалели, что вейгил не заболел годиком раньше…

Волкодав очень пристально смотрел на неё, и вдова усмехнулась:

– Думаешь, я вновь хочу накликать ветер с отвалов? Спроси любого нашего гончара, тебе скажут то же самое и ещё добавят… Если только самого Нагьяра с дружками поблизости видно не будет.

Волкодав молча слушал её, пытаясь уяснить, какое отношение избалованный сын вейгила мог иметь к семье Должника.

– Потом мой муж взял у ростовщика денег, – продолжала Мицулав. – Кернгорм мечтал делать муравленую посуду, покрывать её многоцветной поливой, но нужные краски привозят издалека, и стоят они недёшево. Муж продал на торгу кувшины и блюда, украшенные всеми цветами нашего сада, и привёз достаточно денег, чтобы отдать долг и ещё остаться с хорошим прибытком. Он целовал меня, вслух мечтая, как купит новых красок и, может быть, возьмёт толкового ученика. Но в самую ночь его возвращения деньги украли. – Мицулав расправила на коленях и без того опрятный передник. – У нас никогда прежде не запирали дверей… На другой день Нагьяр купил себе шо-ситайнского жеребца, и люди говорили, что его отец удивлялся покупке.

Руки Волкодава медленно сжались в кулаки.

– Ростовщик, добрый человек, знал порядочность мужа. Он дал нам отсрочку, – тихо, ровным голосом рассказывала вдова. – Ещё дважды Кернгорм собирал деньги, чтобы отдать долг, и снова их крали. На третий раз он подстерёг вора, но в темноте тот вырвался и сбежал. Рано утром к нам пришли стражники. Оказывается, мой Кернгорм, в рот не бравший хмельного, накануне затеял пьяную драку, напал на сына вейгила и так его искалечил, что тот вряд ли доживёт до полудня. Туда и дорога! – сказал мой муж. И, не противясь, пошёл с ними в подвал, предназначенный для убийц. Этот подвал всегда стоял пустым, там хранили соленья…

Она замолчала и, взяв длинную палку с поперечиной на конце, снова начала ворошить половинки желтослива, полупрозрачные от жаркого солнца. Она так долго не произносила ни слова, что Волкодав понял: о самом горьком и тяжком Мицулав ему ещё не поведала.

– Когда уходил невольничий караван, – наконец заговорила она, – Шишини побежала проститься с отцом. Она проводила его до реки и в последний раз обняла, и я никогда не устану благодарить торговца, позволившего ей это. Когда она, плача, возвращалась обратно, её увидел Нагьяр. Он тоже ездил посмотреть на караван, потому что был совсем не так болен, как нам сказали… Сколько тебе лет, чужестранец?

– Двадцать… один, – огорошенный внезапным вопросом, запнулся Волкодав.

И немедленно усомнился, правильно ли исчислял собственный возраст. Уже сравнялось? Или только к зиме?..

– Я думала, ты куда старше, – удивилась вдова. – Впрочем, ты, наверное, всё равно способен понять… Наш сосед Бизар отвозил в сад тачку золы, чтобы лучше плодоносил желтосливник… Он нашёл мою дочь и принёс её домой на руках, всю истерзанную и в крови. Я выходила её, но оказалось, что её чрево непраздно. Она не хотела жить осквернённой. Я запретила ей накладывать на себя руки или изгонять плод. Я сказала ей: кровь твоего отца бьётся против нечистого семени. Этот бой видит Богиня, а Она справедлива. Так всё и случилось. Мы назвали мальчика Ирги-Кернгорм, то есть Младший Кернгорм, и в наш дом снова пришла радость.

– Я увижу его? – спросил Волкодав.

– Вот то, о чём я хотела тебя просить, – сказала Мицулав. – Когда родился мой внук, Бизар подарил нам щенка от хорошей сторожевой суки. Люди не могут идти против вейгила и его сына, но если бы не соседи, мы сейчас жили бы не здесь, а возле горельников. Ростовщик Бетаф, узнав о несчастье, простил мне долг мужа… Мы с дочерью торгуем лепёшками и отдаём торговцу вяленый желтослив, но этим летом Ирги объявил себя взрослым, взял Рыжего и пошёл на постоялый двор стеречь сундуки гостей, ведь теперь и у нас можно нарваться на вора.

Волкодав насторожился. Он