НКВД. Война с неведомым - Александр Бушков

Так вот, своеобразие его заключалось в том, что нашим он не был нисколечко. Коммунистом, я имею в виду. Скорее наоборот – по имеющейся информации, недолюбливал он коммунистов. Но вот новые границы Польши, установленные товарищем Сталиным, ему понравились чрезвычайно. И ради того, чтобы служить в такой вот Польше, он готов был пребывать под командованием хоть самого черта, не говоря уж о «люблинских», карманном нашем правительстве.

И, между прочим, он был не один такой уникум. Об этом как-то мало вспоминают, но после сорок пятого в Польшу вернулось много довоенных еще офицеров, вплоть до полковников и генералов. Служили они на приличных должностях, в армии и в разведке, и никто им прошлым в нос не тыкал, хотя красного в них не было ни на грош. Они просто-напросто рассуждали наподобие моего пана Януша. И я не говорю, будто они что-то там плели, замышляли – ничего подобного. Просто был такой нюансик: коммунистов они терпели без особого энтузиазма, а вот границы новые им нравились. Ну, что. Это – позиция. Примерно так же у нас обстояло в гражданскую с военспецами, а? Как будто товарищ Брусилов, немалый чин в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, большевиков любил…

Замом по оперативной работе у него и был тот самый Юрек Выга, про которого я уже упоминал. Был он не офицер, а подхорунжий, что примерно соответствует нашему старшине. Выга – это не фамилия. Это такое прозвище. По-польски означает нечто вроде «пройдохи». Не уголовного плана, а попросту – оборотистый такой, как хохлы говорят, пройдисвет…

Вот что интересно… Юрек Выга именно в тех краях служил перед войной, в тридцатых. Сам он уверял, что – писарчуком в администрации, но у меня до сих пор остались стойкие подозрения, что – ничего подобного. Что служил он, голубь сизый, как раз в полиции, причем не патрульным в мундире, а в дефензиве. Дефензива у них была – нечто вроде охранного отделения. Или НКВД, хо-хо… По документам-то у него был полный порядок – беспартейный писарчук, штатская крыса, нет, не служил, не привлекался… Но документам, по-моему, толковые люди верить перестали еще до рождества Христова… И потом, позвольте по секрету поделиться крамольной, аполитичной мыслью: органы везде одинаковы. Мы своих нюхом чуем, верхним чутьем. Так вот, достоверно этого никто в то время так и не установил, но я готов голову дать на отсечение, что пан Юрек – натуральный охранничек старого времени… Тайняк, как в Польше выражались.

А впрочем, кому это мешало? Наоборот. Между нами говоря, кадровая политика товарища Сталина была отнюдь не идеологизированной, а насквозь рациональной. Совершенно неважно, что там у тебя в прошлом – лишь бы работал, был на уровне поставленных перед тобой задач и не смотрел на сторону. Кто у нас был товарищ Вышинский? Меньшевичок в прошлой жизни, приказ об аресте Владимира Ильича Ленина подписывал при Керенском… И что, кому это мешало? Прекрасно товарищ Вышинский работал на благо государства рабочих и крестьян, в своей постели помер, при почестях, а это непросто.

Так вот, Юрек Выга со временем, крестом и пестом, шуточкой, прибауточкой и прочими нераскрываемыми им попусту приемчиками сумел сделать практически невозможное – поставить в тех местах классическую, почти нормальную сеть источников. Он здорово умел болтать на мазурском наречии, знал там многих еще с тридцатых – и как-то так у него ловко выходило… Чему я нисколечко не удивляюсь, имея в виду свои догадки на его счет…

Нет, но народ был – мама родная! Не поверите, но однажды когда мы только прибыли, подошел ко мне один такой, диким волосом заросший, предупредительно скинул шапку и, таращась на мои погоны, поинтересовался: а что, мол, пан офицер, у вас в Петербурге новый переворот случился, и это вы, надо понимать, большевиков выгнали? Мол, как же иначе, если российский офицер при золотых погонах…

И ведь не подшучивал контрреволюционно, ничего подобного! Это дитё дикой природы и в самом деле именно так рассуждало: раз пришли москали при золотых погонах, значит, это старорежимная власть большевиков наконец погнала, иначе как же истолковать…

Вот такой был контингент. Крайне специфический. Мало того, наш Юрек в один прекрасный момент приперся и заявил, что он колдуна встретил. Самого что ни на есть натуральнейшего, можно сказать, патентованного колдуна. При немцах этот экземпляр якобы где-то ховался, а теперь вернулся на старое место, починил хатенку и намерен там обитать… Мы с Янушем были ребятки современные и просвещенные, городские орлы, в колдунов не верили. Юрек, правда, со всей серьезностью упирался в своем мнении, но мы ему велели не лезть больше с антинаучной мистикой. У нас хватало забот посерьезнее. В тех краях кто только не ошивался – аковцы, немцы-окруженцы, бандеровцы заходили, прятались по чащобам литовские полицаи, польские пособники гитлеровцев, власовцы, белорусские «дубровники». Настоящий Ноев ковчег, только наоборот – всякого дерьма по паре. Чтобы расчесать их всерьез, у нас не хватало сил – ну, делали что могли…

И вот однажды подстрелили Данку – мы так и не узнали, что именно это была за сволочь, какой разновидности… Шарахнул кто-то из пистолета по проходящим, прячась в чащобе. Пистолет вообще-то справедливо считается оружием идиотов, и лезть с ним на четверых, вооруженных гораздо крепче, по меньшей мере глупо. Но, видимо, у человека очень уж кипел разум возмущенный. Высадил обойму из чащи и смылся. Двое так и остались невредимыми, одному этот гад залепил в мякоть ноги, а вот Данке прилетело гораздо серьезнее – под лопатку, слева, в такое место, что дела обстояли хреновато…

Нет, не санитарка. Она в том подразделении служила самым настоящим оперуполномоченным. Амазонка, ага… Исключительно красивая была девушка, и помимо того, хваткая. С подпольным прошлым – из Армии Людовой, которая, в отличие от Крайовой, ориентировалась на Москву. Наш человек. Нет, не коммунистка. Просто – наша. Коммунистов, откровенно говоря, там было с гулькин…

И теперь, пожалуй, можно признаться, что у меня с ней был роман. Военно-полевая любовь. Роман полный и завершенный, так что далее ехать некуда… Ну, ну, ну… Все было.

Ей, вообще-то, по большому счету, не было особой нужды идти на то прочесывание. Пошла. Она мне так никогда и не рассказала, в чем там дело, но не осталось никаких сомнений, что у нее был, как говорится, свой счет. Помню, в Литве она однажды справедливость устанавливала… С неженской твердостью. Как говорится, впереди нее все разбегалось, а позади рыдало и горело. Ну, и правильно, вообще-то – нехрен палить из хуторочка по доблестному Войску Польскому. Тут уж – кто не спрятался, мы не виноваты… В общем, это со своими была мягкая и красивая девочка, а что касаемо суровой службы… Так ведут себя люди, у которых определенно есть к неприятелю немаленький счет…