Возвращение - Юлия Фирсанова

– Не знаю как насчет Дерга, но доски и свою одежду парень отравил насмерть! – ухмыльнулся Лакс. – Твоя работа, Оса?

– Защитных чар, – отбивая по парапету торжественную дробь, довольно улыбнулась я и прокомментировала: – Теперь, пожалуй, следует немного разнообразить представление.

Бедолага палач в третий раз наполнял чашу остатками яда, выцеживая из кувшина последние капли, я сосредоточилась на чаше и прошептала название руны воды, вызвав ее образ в отраве:

– Лагу!

Явился чистый, отливающий едва уловимой голубизной свет, прозрачный и яркий, как блистающий на солнце ключ. Пронзительно-светлой вспышкой, видной лишь немногим избранным, он окружил чашу с ядом, превратившимся в чистую воду. Медленно и осторожно, каждую секунду ожидая подвоха и понимая, что его карьера балансирует на волоске, палач двинулся к Дергу. Маска перекосилась, пара завязок на безрукавке порвалась за две первые попытки, палач теперь если и походил на воплощение смерти, то какое-то нелепое, нарисованное для юмористического журнала. От былой важности и неумолимости не осталось и следа, он еще и заметно прихрамывал, наверное, подвернул ногу. Но вот последний шаг был сделан, чаша ткнулась в подбородок Кейсара. Тот поднял взгляд к небу, будто испрашивая его мнения по поводу творящегося беззакония, на долю секунды глаза сыщика встретились с моими. Я кивнула, шепнув одними губами:

– Пей, ничего не бойся!

Уверена, Дерг услышал меня, потому что решительно присосался к краю емкости. Сделав первый глоток, иронично выгнул бровь, причмокнул и лихо, по-сократовски, осушил свою «цикуту» до дна.

Палач перевел дух, отступил и принялся чего-то ждать. Народные массы и верхи тоже затаили дыхание. Прошла минута, другая, Дерг, прозвенев цепью, поднял руку и почесал нос, зевнул, почесал щеку, переступил с ноги на ногу. Словом, сыщик вел себя возмутительно и отказывался умирать от яда.

– Фаль, дружок, пора добавить в нашу комедию толику божественного участия, – промолвила я и нашептала малышу, что он должен делать.

Сильф мигом уяснил свою задачу, сорвался с места и ринулся в толпу. Уже оттуда я услышала его голос, небывало сильный и хрустально-звонкий, совершенно непохожий на человеческий. Такими голосами и надлежит говорить посланцам богов, именно так следует изрекать откровения, чтобы достичь максимального эффекта:

– Гарнаг спас Кейсара! Он невиновен!

Особенно удивительно было то, что слова Фаля звучали одновременно сразу со всех концов площади. Вот уж точно без магии не обошлось, наверное, опять пыльца с крылышек осыпаться начала, обращаясь в волшебство.

Народное море забурлило, переваривая оброненную в него каплю, Клементарий заерзал жирной задницей по сиденью, во всеуслышание объявил через глашатая маразматическую версию о выдохшемся зелье, пронзил палача взглядом, не обещающим тому квартальную премию, и отдал приказ продолжать экзекуцию. Чувствующий себя козлом отпущения, малость струхнувший мужик в маске перешел к следующему пункту программы. Он достал веревку с уже завязанной на ней специфической петлей, закрепил сие дивное изделие в стиле макраме на поперечной планке высоко над помостом, подергал, навалился всем весом, проверяя прочность.

Дерг тем временем успел подойти к палачу и одобрительно кивал, оценивая его работу, давал подходящие случаю раздумчивые советы. Смешки, гуляющие в толпе, стали сильнее. А ведь известно с давних пор: смешное не может быть страшно! В этой великой истине сейчас убеждался народ Ланца. Дерг трижды избегнул гибели, некто незримый провозгласил его невиновность, поэтому люди, как и сам приговоренный, начали получать удовольствие от шоу, поверив, что все понарошку и Кейсара сегодня наверняка не убьют. Либо король все-таки помилует, либо боги защитят. Изворотливый Ланцский Пес уцелеет! Кое-кто даже начал сочувствовать бедолаге кату, у которого никак не получалось угробить живучего смертника.

Дерг спокойно забрался на высокий «поставец», человек в маске накинул петлю на худую шею жертвы, чуток подтянул ее и резко, словно боялся очередного подвоха, ударил по «табурету», вышибая его из-под ног сыщика.

Ну что сказать? Палач переживал не зря. В ту же секунду, когда упала мебель специального назначения, раздались треск и грохот, не предусмотренные планами казнения. Одновременно произошло следующее: порвалась сразу в трех местах прочная веревка и в двух переломилась перекладина. Упавший кусок деревяшки со снайперской меткостью угодил по темечку палача. Тот пошатнулся и, оглушенный, осел на пятую точку. Дерг, освобожденный от веревки, озабоченно склонился над экзекутором, принялся бережно похлопывать его по щекам.

– Если дойдет до четвертования, боюсь за жизнь… ката, – эдак задумчиво обронил Гиз.

– Хорошо, что я нанимался в патерские палачи, – искренне сказал Кейр, наверное, представил себя в шкуре собрата по профессии.

Народ веселился, а я наблюдала за Клементарием. Удар по самолюбию короля оказался чудовищным. Одно дело допустить вероятность того, что яд утратил действенность от времени или своевременно подсунутого сыскарю противоядия, и совсем другое – странные голоса и буквально развалившаяся на части виселица, на которой, как на тарзанке, минутой раньше чуть ли не раскачивался, пробуя ее всем своим вполне изрядным весом, палач. Монарх буквально разрывался между негодованием и страхом. Умолк льстивый хор придворных, почуявших перемену ветра. Они, да и я, с интересом ждали следующего хода короля. Прикажет ли палачу взяться за топор, придумает ли другой способ разделаться с сыщиком или помилует опального придворного, уступив божьей воле, сделает хорошую мину при плохой игре, объявит все случившееся испытанием верности для Кейсара и спасет остатки подмоченной репутации?

Ох, судя по злобно-упрямому выражению, прочно поселившемуся на роже Клементария, нас ждало «продолжение банкета». Ну что ж, пускай, моя магия была готова отразить любой удар, направленный в сердце Дерга. Толстопуз набрал в грудь побольше воздуха, намереваясь отдать очередной нелепый приказ, раздул щеки и замер в кресле с выпученными глазами и багровой физиономией. В обморок, что ли, свалился? Или слова забыл?

– Изящный ход, браво, магева! – с одобрительным удивлением и чем-то близким к уважению констатировал Гиз и сделал несколько символических хлопков в ладони.

– Ты о чем? – Я обернулась к киллеру.

Однако ответ на вопрос получила с другой стороны. Он воплотился в вопле, исторгнутом из торопливой глотки какого-то челядина:

– Король Клементарий мертв, славься, король Альвин! – и был моментально подхвачен толпой в стиле скандирования футбольных фанатов: Аль-вин! Аль-вин! Аль-вин!..