Грязная тайна - Ольга Джокер

покое, пожалуйста. Если не оставишь, мне придется рассказать Валееву, что ты берёшь взятки.

Смотрю на него нагло, дерзко. Блефую, конечно же. Тело знобит, потряхивает. Мой мир превращается в пепел и перестает существовать вовсе.

— Вали. Нахер вали отсюда, — проговаривает Басаргин. И отпускает.

Я открываю дверь и запрыгиваю в тёплый салон автомобиля.

Трогаем с места, едем.

— Не холодно, Алиса? — спрашивает Рус.

Силуэт Медведя отдаляется и отдаляется. С каждой секундой. Внутри меня настоящая агония.

— Могу включить печку, — продолжает мой несостоявшийся любовник. — Или дать плед.

— Мне нормально.

Молчание. Долгое, нелепое. Я больше не вижу Медведя, потому что мы несемся на огромной скорости в сторону города. Ничего страшного. Совершенно ничего...

Скоро я буду гладить теплые руки дедушки и умолять его, чтобы не бросал меня. Держался, боролся. До последнего.

Глава 49

***

— Интересно разворачиваются события, — произносит Руслан спустя много минут молчания. — Я сейчас думаю, анализирую. И резко всё встает на свои места.

Ничего ему не отвечаю. Страх разоблачения резко притупляется. О том, что я провела выходные с Медведем, знает как минимум два человека — это мама и Руслан. Два — это много. Очень много. Уже совсем не тайна.

— Давно у вас с ним? — спрашивает настойчиво.

Руслан бросает на меня короткий взгляд, затем снова возвращает его на дорогу. Барабанит пальцами по рулю.

Мне так тошно. Сидеть рядом с ним, оправдываться. Перед глазами неизменно всплывает силуэт Миши. Он хватал меня за руку и просил не уезжать. Я не послушалась, потому что не смогла иначе.

— Не очень, — отвечаю коротко.

— Когда мы с тобой встречались, то уже что-то было, да? — продолжает Руслан.

Снова молчу. Он всё понимает. Не дурак ведь.

— Ясно-о. Когда отдыхали у Евы и Дениса, я всё думал, что же сподвигло тебя на секс со мной? Клянусь, хотелось переспать, но был уверен, что уламывать придётся долго. Потом лёг в постель, ты сама потянулась. Такая мокрая, возбуждённая. Ух-х!

— Прекрати, — прошу его тихо.

Он будто бы не слышит. Вспоминает и вспоминает.

Мне хочется заткнуть уши. Стереть этот эпизод из памяти, будто его и не было.

— Когда Медведем назвала, я было подумал, что ослышался. Теперь как озарение — это про Басаргина, да?

— Допустим.

Руслан усмехается, а затем начинает смеяться. Нервно, громко. Мороз по коже гуляет.

— Вы долбанные извращенцы, Алиса. Разве можно так поступать с людьми?

— Нельзя.

— Вот я и думаю, что нельзя. С одной стороны, сейчас здорово пострадала моя самооценка. Я ведь долго ломал голову, что не так. Член кривой? Маленький? Больно? Мало целовал? Ласкал? Короче, грузился по полной. А с другой стороны, теперь еду и злорадствую. Здорово вы Катерину приземлили-то!

Я сильнее вжимаюсь в сидение. От Руслана не раз звучало, что он не слишком любит мою сестру. Но злорадствовать — это слишком жестоко. Она никому ничего плохого не сделала.

— Не говори ей, пожалуйста, — прошу Руса.

— Что мне за это будет? — спрашивает он, остановившись на светофоре и направив на меня свой взгляд.

Хмурюсь, нервничаю. Всё заходит слишком далеко.

— Остынь, — успокаивает меня Руслан. — Я не стану тебя шантажировать. В первую очередь из-за Михи. Мне же будет полный пиздец. Забыли, проехали. Ладно?

— Да, хорошо.

Оставшуюся часть дороги мы не проговариваем ни слова. Мчим по пустынному городу на огромной скорости.

Руслан останавливает автомобиль у центрального входа больницы, адрес которой скинула мне мама. Вежливо его благодарю, предлагаю деньги. Он отмахивается и даже не прощается. Резко срывается с места и уезжает.

На дежурном посту узнаю, где находится отделение реанимации, поднимаюсь на третий этаж. За плечами рюкзак. Тяжелый, почти неподъемный. Но у меня не было времени, чтобы заезжать домой и оставлять его там.

В длинном темном коридоре замечаю три знакомые фигуры. Замираю, делаю глубокий вдох. И решительно шагаю навстречу.

Катя обнимает маму, утешает. Отец стоит немного в сторонке.

— Привет, — здороваюсь со всеми. — К дедушке не пускают?

Сестра целует меня в обе щеки. Как всегда, одета с иголочки. Бежевое пальто, брюки и сумочка в тон. На лице легкий неброский макияж.

— Да, пока не пускают. Мы ждём разрешение главврача. Я позвонила папе, он пообещал договориться.

Когда Катя меня касается, то хочется резко сорваться и сбежать. Возможно, от моих волос или одежды до сих пор пахнет её мужчиной. Бывшим мужчиной, но всё же.

— Отлично выглядишь, Алиса, — произносит Катя. — Что-то изменилось. Не пойму. Новая стрижка?

— Нет. Всё осталось прежним.

— Хм.

На всякий случай делаю шаг назад. Натягиваю на лицо улыбку.

Замечаю, что мама при этом почти не смотрит в мою сторону. Становится безумно неприятно и обидно. Как разгребать последствия? Как оправдываться? Что предпринять, чтобы хотя бы чуточку сгладить вину?

Медсестра просит нас не стоять на проходе и заставляет присесть на скамейку у стены. Прижимаемся тесно друг к другу, много разговариваем. Наверное, впервые так откровенно за долгое время.

— Я тоже хороша, — сокрушается Катя. — Вчера затеяла траурную вечеринку, облачилась в чёрный наряд. Теперь это кажется таким кощунственным поступком!

— Не кори себя, — просит мама. — Ты ведь не знала, что всё так обернётся. Никто не знал.

Она тяжело вздыхает. Плачет. Сестра протягивает ей бумажные платочки.

— Утром и в обед дед плохо поел, — продолжает мать. — Я не хвалила. Раздражалась, злилась. Уложила его спать, а вечером снова заглянула, чтобы накормить ужином. Но дед уже лежал без сознания. Я сразу же позвонила в скорую. Бегала, металась. Как думаете, он ещё придёт в сознание? Кажется, я забыла попросить прощения и сказать ему, что несмотря ни на что очень сильно люблю.

Моё сердце разрывается. Воспринимать происходящее невыносимо сложно и тяжело. Я бы тоже хотела сказать дедушке что-нибудь хорошее и приятное. Чтобы он наверняка знал, как нам дорог.

Спустя двадцать минут по разрешению главврача нас по очереди впускают к деду в палату. Она одноместная, чистая и просторная. Я захожу последней, стараюсь не реагировать на датчики, трубочки и иглу в вене. Целую холодные морщинистые руки. У деда бледное лицо и впалые щёки. Мне так рьяно хочется вдохнуть в него жизнь!

Выходим из больницы вчетвером. Отец придерживает дверь, пропускает дам вперёд. Наверное, такой сплочённости у нас