Девочка-криминал - Хельга Дюран

обо мне беспокоится, но разве он не понимает, что Никита для меня всего дороже? Даже дороже меня самой!

Не знаю, сколько я так проревела, когда ко мне в комнату постучал Уманский.

– Валерия, открой! Тебе надо поесть! – крикнул он из коридора.

В животе заурчало от мыслей о еде. Я же сегодня ни кусочка не смогла проглотить от волнения. Поесть, действительно, было нужно. Чисто из соображений здравого смысла. Мне нужны силы. Много сил.

Я выбралась из комнаты, и Кирилл, едва ли не за руку отвел меня в столовую. Уманский болеет, а я даже не справилась о его самочувствии. Мне стало неловко.

– Как ты себя чувствуешь, Кирилл? – спросила я уже за столом.

Он непонимающе мотнул головой, как будто я сказала глупость.

– Эм… Нормально, Валерия. Жить буду. Ты-то как?

Я ничего не ответила, снова залившись слезами. Кирилл налил мне коньяка и настоял на том, чтобы я выпила до дна. Мне нужно было держать рассудок трезвым, но было так плохо, что я согласилась с Уманским. Вряд ли он желает мне зла. Он сейчас не менее беспомощен, чем я. Сам он пить не стал. Это из-за болезни или тоже хочет мыслить здраво?

Мы поели в полнейшей тишине. Только слышно было, как звенит посуда и неровные вздохи нас обоих. От еды и спиртного мне стало лучше. Я немного успокоилась.

– Валерия, я понимаю, что сейчас не время, но я бы хотел попросить тебя рассказать, что случилось в ту ночь, когда убили твою маму, – внезапно сказал Кирилл. – Я все откладывал этот разговор, но больше нельзя. Расскажи так подробно, как сможешь.

Зачем ему эта информация именно сейчас, я не стала спрашивать. И так же понятно, что все зло, причиненное моей семье, идет от Валида Асадова. Но раз Кириллу надо…

– В тот день я вернулась с занятий по английскому, – начала я, отодвигая от себя тарелку. Кирилл заботливо подлил мне коньяка, ловя каждое мое слово. – Все было, как обычно. Я пошла в свою комнату, чтобы переодеться к ужину. Когда я проходила мимо маминой комнаты, я услышала какие-то стоны. Я тихо приоткрыла дверь… – Было очень трудно рассказывать, поэтому я сделала паузу, собираясь с мыслями, и выпила еще коньяка. – Валид насиловал маму на ее кровати. Я испугалась и убежала в свою комнату.

– Как это было, Валерия! Подробнее! Как Асадов насиловал твою мать? – настаивал на деталях Кирилл.

– Он держал ее за шею рукой, а она громко стонала!

– Валерия, ты уверена, что он насиловал ее? Может быть, они просто занимались любовью?

Почему-то эта мысль для меня была такой чужой и неприемлемой, что я никогда не допускала ее.  А что если это так и есть? Что если Валид и мама были любовниками? Эта фотография, где они молодые, должна что-то значить? Зачем-то мама хранила ее много лет? А как же папа? Разве мама могла так с ним поступить?

– Подумай, Валерия! – дожимал меня Кирилл. – Это очень важно! Может быть, ты принимаешь грубость за насилие? Секс он разным бывает.

– Я… Да откуда я знаю! – разволновалась я еще больше.

Откуда мне было знать в пятнадцать лет, каким бывает секс? Я же и сейчас не знаю.

– Соберись, девочка моя! – приободрил меня Кирилл и пересел ближе ко мне.

– Возможно, Кирилл, – согласилась я. – Поэтому мама не звала на помощь. Ведь если бы это было против ее воли, то она должна была позвать…

– Кто еще был дома? Слышимость в этом доме великолепная. Если бы Лилия на самом деле кричала, ее бы услышали!

– Бабушка и дед были, – ответила я. – Прислуга.

– Почему тогда только тебя смутило то, что твою мать трахает незнакомый мужик? Да так громко, что слышно из коридора? А почему ты не позвала на помощь?

– Я испугалась, Кирилл! – воскликнула я, бросаясь к нему на грудь. Меня опять разрывало от бессильных всхлипов. –  А потом через минут пятнадцать из коридора начали доноситься ругань, маты и крики, и я вообще боялась выглянуть из комнаты.

– И что было потом?

– Когда все стихло, пришел Никита и вывел меня из дома. Потом ты меня забрал и увез в монастырь.

– Никита что-то говорил? Что ты видела, пока вы шли?

– Он сказал, чтобы я не смотрела. Он нес меня на руках. Я его не послушалась. Бабушка с дедом лежали все в крови в коридоре. И еще служанка в гостиной. На входе двое охранников.

– Ты слышала выстрелы? Как они умерли?

– Нет. Я думаю, что их всех убили ножом. Крови было слишком много.

– А где был Вакула? Где был он?

– Я не знаю, Кирилл, – уткнувшись лбом в его плечо, я закрыла глаза, перед которыми все было красным. – Его не было. Я больше не видела его.

– Все, милая! Не плачь! – прижимая меня к себе, успокаивал меня Кирилл. – Ты большая молодец, Валерия!

– Кирилл Андреевич! – голос охранника прервал наши объятия. – Там это…

Мужчина двусмысленно посмотрел на меня, мол, ЭТО меня не касается. Что-то случилось, чего мне знать не положено. Неужели что-то с Никитой? Боже!

– Валерия… – погладил меня по волосам тоже переменившийся в лице Кирилл.

– Я хочу знать, что случилось! – не терпящим возражения тоном, пресекла я Уманского.

Ни говоря ни слова, охранник пригласил нас в гостиную. Уманский шел первым, я позади него. Мы подошли к журнальному столику, на которой стояла небольшая коробка.

– Велели передать Валерии Анатольевне лично, – проинформировал нас «шкаф». – Мы проверили, это не бомба. Хотите, я открою?

– Да, – кивнул Кирилл.

Он отвел меня в сторонку, на безопасное расстояние. В этот раз я не сопротивлялась. В коробке на самом деле могла быть бомба или отрава какая-нибудь. После того, что случилось с Никитой, я ни чему не удивлюсь.

Я зорко следила за тем, что делает охранник. Он вытащил из коробки листок бумаги, положил его на стол, а затем извлек  небольшую шкатулочку и осторожно поставил ее рядом с коробкой. Открыв ее крышку, он вытер рукавом куртки лоб и подозвал нас.

Мы с Кириллом снова приблизились к столику. Сгорая от волнения и любопытства, я заглянула в шкатулку. На белоснежном платочке лежал мужской посиневший палец с перстнем Вакулы на нем. Никите отрезали палец? Только его или он уже мертв?

У меня перед глазами все поплыло, как тогда на кладбище. В обморок я не грохнулась. Пошатываясь, я сделала шаг в сторону, и все, что я только что съела, разом вылилось из меня на ковер. Тошнота еще раз и еще подкатывала к горлу,