Москва 2087 (СИ) - Белолипецкая Алла

— Ну, — сказала девушка, — безопасности слишком много что не бывает. И кое-кто вполне способен сделать твою жизнь более безопасной. А потому я хочу вернуть его тебе. Он очень по тебе скучает. Даже похудел, по-моему.

Макс на миг ощутил такое давление в груди, что едва сумел сделать вдох. Он, уж конечно, понял, о ком ведёт речь его Настасья — вернее, больше уже не его Настасья. И наконец-то он уразумел, что это за возня доносилась из его приёмной. И всё же — он даже с места не сдвинулся при этих Настасьиных словах. Слишком боялся потерять её взгляд.

— А ты? — спросил он. — Что же — ты?

— Мне придётся обойтись без Гастона. — Её улыбка сделалось ещё более печальной.

— Не изображай дурочку — это тебе не идёт! — Он зло дернул головой, но — по-прежнему глядел при этом в её зелёные глазищи, которые явно начинали наливаться слезами. — Неужели тебе — всё равно? Гастон меня не забыл, а ты?..

Она всё-таки опустила, глаза, однако Макс увидел в этом добрый знак. И повторил так громко, что это больше походило на крик:

— А ты?!

Но — ответить ему Настасья не успела. Какими бы словами ни увещевала секретарша его ньюфаундленда, они явно не имели ровным счётом никакого значения в сравнении с криком его хозяина. В следующий миг раздался такой звук, как если бы кто-то ударил тараном в дубовую дверь. Она распахнулась, и в кабинет президента "Перерождения" ворвалась чёрная мохнатая комета. Прямо через стол она метнулась к Максу, сшибив на пол видеокамеру Настасьи. А затем — кресло Макса в один миг откатилось назад, к стене. И повезло ещё, что эта стена оказалась близко. А не то он, Максим Алексеевич Берестов, великий генетик, грянулся бы со всего маху вместе со своим креслом на пол. Поскольку огромный чёрный пес — весом в семьдесят пять килограммов — прыгнул на него сверху, нимало не заботясь об устойчивости хозяйской офисной мебели.

Гастон уперся здоровенными задними лапами в пол, передними — в грудь хозяина, и принялся мусолить ему лицо языком с таким самозабвенным восторгом, что Макс даже о Настасье на миг позабыл. Он ощутил, как глупая, счастливая улыбка растянута его собственные губы, а когда ему удалось чуть отодвинуть от себя круглую башку Гастона, у того на морде сияла почти такая же улыбочка. Темно-карие глаза пса светились, как два куска янтаря на солнце, с розового языка капала слюна, и весь костюм Макса покрылся, словно чёрной паутиной, собачьей шерстью. И — это был один из самых счастливых моментов в жизни новоиспеченного президента "Перерождения".

Но, когда он наобнимался с Гастоном и все-таки ссадил его на пол, Настасьи в кабинете уже не было. Макс и не заметил, в какой именно момент девушка ушла. И только её видеокамера так и осталась лежать не полу — хоть при падении она и не разбилась.

4

Господин Ф. уже три месяца кряду впадал в раздражение, когда за воротами своего загородного дома в ближнем Подмосковье видел электрокар с водителем, присланный с Лубянки. И не потому вовсе он раздражался, что считал это неуместной бравадой перед соседями. Тех увозили от ступеней от ступеней их домов машины куда более дорогие, чем демократичный седан «Лада», выбранный руководителем ОСБ в качестве служебного авто. И даже не в том состояло дело, что номера у этого седана были специфические — какие полагались только конфедератским чиновникам высшего ранга. Причина, по какой руководитель ОСБ так невзлюбил служебный транспорт, от которого он не мог отказаться, не вызвав при этом подозрений, состояла в ином. Уже три месяца в его доме проживал постоялец, коего он отнюдь не планировал показывать лубянскому водителю. Пожалуй что, его водителя хватил бы Кондратий, познакомься он с этим постояльцем накоротке. А наносить ущерб здоровью своих подчиненных господин Ф. уж точно не хотел.

Он отлично понимал, что совершил непростительную глупость, когда он решил поселить в своём доме такого жильца. В Своде законов Евразийской Конфедерации деяние господина Ф. имело совершенно конкретное название: сокрытие улик по делу. И руководитель ОСБ об этом отлично знал.

«Но ведь реального вреда от этого никому нет», — с привычной легкостью мысленно произнес он себе в оправдание тем субботним утром. Легкость эта, впрочем, обусловлена была весьма приятным для него фактом: вовсе не лубянский транспорт прибыл за ним сегодня. Так что господин Ф. шагнул со ступеней своего особняка на обдуваемый теплым воздухом тротуар не один — в сопровождении того самого жильца, три месяца назад им присвоенного и с тех пор от всех скрываемого.

На тротуаре, припаркованный под небольшим углом к бордюру, стоял белый лимузин «Руссо-Балт — Парус». Историю этих авто господин Ф. помнил со школьной скамьи. Когда-то давно, при государе императоре Николае Втором, «Руссо-Балты» производили в Риге. А уже в двадцать первом веке московский АЗЛК возродил легендарную марку. И стал выпускать под ней электрокары представительского класса. Эмблема «Руссо-Балта» осталась при этом прежней, имперской: золотой двуглавый орел. И спутник господина Ф. воззрился на этого орла не просто с интересом: взгляд его темно-карих глаз сделался сияющим, жадным.

— Я видел такие машины раньше, в том городе!.. — произнес он (по счастью, очень тихо произнес, так что услышал его только сам господин Ф.), а потом осмотрел машину всю: от багажника до капота, от колес до крыши.

Теплый ветерок из придомового воздуходува закручивал вокруг колёс машины крохотные пылевые вихри. А ещё — воздуходув издавал монотонное гудение, слегка приглушавшее остальные звуки. А не то водитель "Паруса" тоже запросто мог бы повредиться здоровьем — если бы услышал совершенно безобидную фразу, произнесенную одним из двух его пассажиров. Они оба устроились на заднем сиденье — господин Ф. и его спутник. После чего электрокар с золотым орлом на капоте бесшумно рванул с места. И за пару секунд разогнался до ста десяти верст в час. Руководитель ОСБ знал: водитель не из лихачества решил прокатить их, что называется, с ветерком. Ехать им предстояло долго — до самого Санкт-Петербурга. Но — сесть на поезд или в самолёт с таким спутником господин Ф. уж точно не решился бы. О Своде законов он хорошо помнил.

Господин Ф. увидел их отражения в зеркале: своё собственное и своего спутника. И ему показалось, что тот улыбается. Причем улыбка эта словно бы говорит: "Я просто счастлив, что ты моих ожиданий не обманул!"

И руководителю ОСБ было от чего-то особенно приятно одобрение этого странного существа. Хотя у него самого, видит Бог, имелись поводы как для самобичевания, так и для сугубой гордости после всего, что случилось в начале января.

Тогда он едва не допустил катастрофы — масштабы которой вышли бы не только за пределы Москвы, но и за границы ЕАК. Отец и сын Берестовы — вот кто спас тогда всех. А ему самому после всех допущенных ляпов и просчётов впору было бы написать прошение об отставке. Но — пусть это могло бы показаться парадоксальным, отказаться от этой идеи его побудили безрукий реградант Зуев и очень быстро шедший на поправку герр Асс.

Зуева тогда вернули в ту клинику, откуда незадолго перед тем он совершил свой немыслимый побег. Однако пришлось произвести психиатрическое освидетельствование мерзавца. И психиатры подтвердили: пациент не невменяем, по меньшей мере — временно. А, стало быть, принудительной экстракции не подлежит. И господин Ф. подумал тогда: он дождется того момента, когда психику бывшего директора зоопарка приведут в норму, сколько бы времени это ни заняло. После чего пустил в ход всё своё влияние и все ресурсы ОСБ, чтобы добиться публичного процесса над ним. Исполнит не воплотившуюся пока мечту о возмездии, которую лелеял Александр Герасимов и все те, кто знал и любил детей, Зуевым беспощадно погубленных.

Ну, а с герром Ассом руководитель ОСБ поступил и проще, и изощреннее одновременно. Когда тот оправился после ранения, его тут же арестовала ОСБ. Но — господин Ф. немедленно поместил его не в тюремную камеру, а на конспиративную квартиру. После чего сделал официальное заявление: преступник-де готов дать обличающие его сообщников показания, но его адвокат требует в обмен на это соглашение об иммунитете. А пока сделка не заключена, пресловутый Асс будет находиться под охраной спецслужб. Конечно, руководитель ОСБ намерен был использовать его в качестве потенциального свидетеля по делу Марии Рябовой — в том случае, если она снова начнёт выкидывать коленца. О чем и сообщил отцу и сыну Берестовым, перед которыми он был в неоплатном долгу.