Центурион - Саймон Скэрроу

Термон пресек его стуком посоха по полу:

— Хорошо, Крат, слова твои понятны. Так что же ты предлагаешь делать?

— Вступить с повстанцами в переговоры. Договориться с ними так, чтобы те, кто укрылся в цитадели, удостоились пощады.

— Даже если ценою этому станет отречение нашего венценосного правителя? И разрыв договора с Римом?

— Да, даже если, — кивнул Крат. — Хотя преданность моя венценосцу не знает границ, он должен признать, что за счет своего столь длительного правления он разобщает Пальмиру. Как и князь Артакс, если бы тот захватил цитадель и объявил себя правителем. По моему мнению, из создавшейся дилеммы есть один выход. Предложить народу Пальмиры компромисс: правителя, не подвластного ни Риму, ни Парфии. В качестве нового правителя мы должны предложить им князя Амета. — Сделав шаг вперед, Крат положил руку старшему принцу на плечо. Тот затравленно обернулся, но под ободряющей улыбкой Крата туманно кивнул и опять ушел в зыбь своих мыслей.

Крат, прокашлявшись, продолжил:

— Князю Амету надлежит соблюдать равновесие сил с обеими великими империями, меж коими волею судеб утиснута Пальмира. А наш венценосный правитель, да продлят боги его дни, пускай уступит трон в пользу своего старшего сына и прямого наследника. И тогда князь Амет возвратит на нашу землю мир и благоденствие.

— Мир? — вставая, презрительно фыркнул Балт. — Ну уж нет. Никакого мира при моем брате не будет, и ты это знаешь. Амет — недоумок, им легко помыкать. Особенно тебе, Крат. Тебе стоит лишь потянуть поводок, а Амет уже семенит за тобой, как побитая собачонка. Всем это известно. Как и то, что ты подстелился бы под любую империю без разбора, лишь бы она предложила тебе побольше золота.

От Катона не укрылось, что тираду брата Амет, можно сказать, пропустил мимо ушей. Как можно с такой безропотностью сносить оскорбления? Разве что быть для этого совсем уж конченым простаком.

Глаза Крата полыхнули яростью, однако он заставил себя улыбнуться и небрежно махнул рукой.

— По-моему, князь забывается. Уж не мой ли род неизменно поддерживал правителя Вабата и его предшественников с безукоризненной преданностью? И меня ли поучать верности тому, чье единственное чувство долга — это потворство своим желаниям?

Балт запальчиво подлетел к вельможе, по привычке протягивая руку к бедру, и только тут вспомнил, что сдал свой меч при дверях страже. Иметь при себе оружие в зале приемов не разрешалось никому, кроме самого правителя и его телохранителей. Более рослый Крат отшатнулся, Балт же, ярясь, ткнул ему пальцем в лицо.

— Воистину ты смрадный пес и сын собаки, — прорычал он, по-волчьи скалясь. — Перед отцом я весь как на ладони. Буду сражаться за него и приму смерть по одному мановению его руки. Я верен чести. Ты же — золоту.

Холеное лицо Крата закаменело, руки сжались в кулаки. Катон насторожился: не хватало еще, чтобы в рядах осажденных произошел раскол. Обмен колкостями грозил перерасти в потасовку. Но тут венценосец поднялся и громогласно воскликнул:

— Довольно! Повелеваю вам обоим сесть, сейчас же!

Полоснув друг друга ненавидящими взглядами, Крат и Балт неохотно заняли свои места. Правитель какое-то время гневливо на них смотрел, после чего негромким голосом заговорил. Катона, видевшего Вабата накануне старой никчемной развалиной, удивила та внезапная сила и твердость, которая, судя по всему, выдавала в нем Вабата прежнего, правившего Пальмирой в лучшие дни.

— Никаких переговоров с мятежниками не будет, об этом говорю вам сразу и недвусмысленно. Я знаю своего сына, князя Артакса. К предложившему переговоры он не будет испытывать ничего, кроме презрения. И он не пойдет на то, чтобы моим преемником стал Амет. — Голос правителя чуть слышно дрогнул, после чего венценосец продолжал: — Я-то надеялся, что Артакс станет при своем брате главным советником и военачальником. Когда-то он сулил большие надежды. А ныне? Ныне он мне, старику, не более чем бремя бередящих душу воспоминаний. — Правитель, помолчав, мучительно сглотнул. — Правителем, когда настанет срок, будет Амет.

— А… я? — натянуто произнес Балт.

— Ты? — казалось, с удивлением спросил правитель. — Когда закончится осада, ты, я уверен, станешь тем же, кем был всегда: беспутным прожигателем жизни.

Балт, сжав губы в нитку, впился руками в подлокотники кресла.

— Несправедливо, — вполголоса пробормотал Макрон. — Он превосходный воин.

— Тихо, — цыкнул Семпроний. — Ни слова больше.

Макрон умолк, но, переглядываясь с Катоном, взглядом дал понять другу о своем несогласии.

Правитель в эту минуту смотрел на своего среднего сына.

— Если я заблуждаюсь в своем суждении, то ты сам, сын мой, должен будешь своими делами его опровергнуть.

— Я сделаю это, — холодно откликнулся Балт. — И тогда ты подавишься своими словами.

Большинство собравшихся опешило от такой ремарки. Сам правитель воззрился на сына, сумрачно сведя брови. Нависла грозовая тишина, которую, кашлянув, прервал лишь Термон.

— О венценосец, нам еще многое предстоит обсудить.

Правитель отвел взгляд от Балта и раздраженно остановил его на распорядителе.

— Вопрос со снабжением, о венценосец, — подсказал Термон. — Нам необходимо на нем остановиться.

— Да, необходимо, — правитель, словно приходя в себя, откинулся на спинку своего небольшого трона. — Продолжай.

Термон с поклоном повернулся к собранию.

— Как верно указал Крат, наши запасы на исходе. Рацион гарнизона урезан уже наполовину. Простые беженцы довольствуются еще меньшим и едва волочат ноги. Теперь же нам предстоит кормить куда большее число ртов. Вопрос в том, как это делать?

Последовала пауза: советники правителя обдумывали вопрос.

Неожиданно заговорил Балт:

— Очистить цитадель от беженцев. Отправить их обратно в город.

— Мы не можем этого сделать, — воспротивился Термон. — Их, скорее всего, перебьют мятежники.

— Кто знает — может, мой брат их все-таки пощадит. А если и нет, — Балт пожал плечами, — им все одно умирать. Зато мы сбережем рацион воинам и защитим правителя. Или у кого-то есть мысли поудачней? — Балт обернулся и оглядел собрание.

— Убить лошадей, — сказал во всеуслышание Катон.

— Что? — непонимающе склонил голову Балт.

— Убить лошадей, — повторил Катон. — Они потребляют воду, которой мы могли бы найти более достойное применение. Да и на их мясе гарнизон и беженцы могли бы протянуть какое-то время. Пусть не до прихода проконсула, но, во всяком случае, хоть сколько-то.

Катону собственное предложение показалось вполне разумным, но пальмирская знать отчего-то косилась на него сейчас как на чумного.