Колокола Обречённых - Pferd Mantel

Политыч сказал и в доме повисла тишина.

– А мы, значит, в дозор?! – кольнул взглядом старика Ваня.

– А мы – в дозор, так. И слава Богу, я тебе скажу. Свои дела у нас.

– Так, Политыч, я, честно говоря, Гришу перестаю понимать. – сказал Фёдор. – Мы-то с Вано – там были, и всю ерунду эту видели. Чего Гриша нас-то не берёт?

– Дак я говорил ему это. – отмахнулся Политыч. – Он принципиально против. Занимайтесь своим делом, говорит. Вот так.

– А ну и ладно, Федь. – обратился к другу Иван. -Пусть идут, а мы посмотрим. Отстоим дозор – крышу надо крыть. Дрова потом получим уже наконец, наверное – рубить надо будет. Ну и в разведку, наконец уже.

– Ты, Политыч, давай на Вельшино перебирайся. – переключился на другую тему Фёдор. – Вон, напротив дом пустой. До холодов.

– Да я-то непротив, а что ваш Колычев скажет?

– А что он скажет?! Завтра поставим вопрос перед ним…

– Про людей к нам в группу говорил с Алпатовым? – спросил Политыча Иван.

– Да говорил, конечно. – ответил ему старик. – Да всё недосуг ему, сами, говорит, пока разбирайтесь.

– Ну понятно. – протянул Иван. – Так я и думал.

– А чего тебе не так? – перебил желавшего продолжить причитать Ивана Степан Политыч. – На довольствие записали – и на продовольственное, и на дровяное. Обожди: не до нас пока. Но дела будут. Я прикидывал уже с чего начнём. А на то и народу много не нужно – и сами, втроём пока, управимся.

– Ну поделись тогда, старшой, раз прикидывал. – пододвинул свой табурет вплотную к Политычу, Фёдор. – Оно может и нам полезно будет – знать-то. А то и подскажем что путное.

– Да за окно глянь, Федя. – показал пальцем на сгущающиеся на улице сумерки Политыч. – Вон уже что на улице. Темнеет. А мне ещё в Кушалино педали крутить – по темноте не больно хочется. Да и к шести завтра опять сюды – а када спать-то? Вот, завтра, на дозоре и поговорим обо всём.

– А и правда – темнеет. – согласился, хищно улыбаясь, Иван. – Ты, Политыч, давай оставайся лучше. Смысл тебе на Село ехать – какой? А у нас, вон, банька готова. Пойдём – попаримся, а заодно расскажешь. Снотворного примем помалу – и баиньки, а уж завтра – в дозор.

– Ниии, робята, не смущайте! – поднял обе руки старик. – Надо ехать. И так я вполне бездомный. Так и тут скитаться совращаете!

– А ты это зря так говоришь нам, Степан Политыч. – покачал головой Срамнов. – Вроде как – плохое тебе что-то предлагаем. Обидно даже как-то. Я думаю, как скоро мы теперь вроде как семья боевая, таких рассуждений быть не должно. Поэтому – мой, вернее – наш – дом, это и твой дом тоже. По-хорошему если, то вообще надо мне предложить тебе сюда, к нам, перебраться. Да тесновато у нас, если честно. Маленький домушка совсем. Но это мало что меняет, отец. И Вано верно говорит – смысла тебе на Село пилить нет никакого, так что – не обижай подчинённых, старшой. Вон диван – будь как дома, Политыч.

– Ну это ты, Федь.. – зачесал голову обеими руками старик. – Я ж ведь ничего худого-то сказать не хотел. А и ты старика пойми – мыкаюсь по Селу, где примут, с Того дня. Я ж ить рассказывал… Худо оно, када свово дома-то нету.

Старик так расчувствовался, что на глазу блестнула скупая слеза. Словно злясь на себя за слабость, Политыч резко смахнул её, и молча, упёрся взглядом в пол.

– Ты не стесняйся нас с Иваном, Степан Политыч. – положил руку на плечо лесника Срамнов. – Я вон тоже, на грани живу, если честно. Мы, отец, вместе с тобой и о жене твоей скорбим, и о дочери. А сына своего, Виктора, ты подожди ещё, не хорони. Бог даст, жив он…

Политыч встал со своего кресла, и, как был, в носках, обнял Фёдора. Молча, глотая слёзы, старик всё крепче и крепче прижимал к груди молодого человека, годившегося ему в сыновья, хоть и знал его всего месяц или около того. Ваня, наблюдая эту трогательную сцену, махнул рукой, и подойдя, крепко обнял их обоих.

– Мы теперь одна семья, раз жизнь так распорядилась, мужики. – сказал он. – И ты, Степан Политыч, вроде как за отца нам теперь. Я вот отца своего и не помню – ушёл от нас с мамой он, когда я маленьким совсем был… А мамы уж восемь лет как не стало. У Федьки тоже вся семья не пойми где – дай Бог, живы и здоровы. И ты, Политыч, один теперь остался… Все мы, мужики, теперь поодиночке вроде как, а надо – чтоб вместе были, как одна семья. Так и надо – а нас трое уже. А как Христос сказал, где двое или трое собрались во имя Его, там и Он сам посреди них. Значит, с нами Бог, а с Богом ничего не страшно нам – всё переможем.

– Это ты хорошо сказал, Ваня. – утирая стариковскую слезу, сказал Степан Политыч. – Верно подметил. Так что, был один сынок у меня, а теперь трое будет. Божьей помощью да нашими молитвами, глядишь, и Витька найдётся.

– Семья. – словно заколачивая буквы в пол, проговорил, вытянув вперёд кулак, Фёдор.

– Семья.- хлопнул по руке друга своей ладонью, Иван.

– Семья. – накрыл своей рукой ладони друзей Политыч. – Все друг за дружку, и с Божьей помощью.

Наутро всех растолкал Политыч, ранняя птаха.

– Давайте, подымайтесь, робята, некогда спать! – бубнил, расталкивая храпящих после вчерашней баньки и бутылки «Кэптэн Морган», старик. – Шесть ужо! Да что ж с вами делать-то! Хоть водой поливай их.

– Эээ, не надо водой, Политыч! – потирая сонные глаза, пробубнил Иван. -Щас, сами повылазим…

Фёдор с Иваном встали, и в надежде умыться, начали топать босиком по дощатому полу, натыкаясь на стулья и друг на друга.

– Послал Господь подельничков! – дивился Политыч, наблюдая эту картину. – Конец Света на дворе, а они всё никак выспаться не могут. Разведчики, мать вашу! И как с вами, такими, в лес-то идти? Оболтусы!

– А вчера сынками называл… – пробормотал Ваня, натягивая штаны. В кухоньке раздался грохот – Фёдор, отправившийся к умывальнику, свалил что-то на пол.

– Ну что с вас взять, с московских?! – махнул рукой направившийся к двери старик. – Так вот и прожили всю жизнь – вкусно жрали да долго спали. От того такая Напасть и вышла. Ну ничего, жизнь-то научит. Собирайтесь шустрее, наряжайтесь, девки. Чайник поспел, да кашу сварил вам. В огороде всё.

Как бы ни причитал Политыч, всё-таки собрались друзья быстро, и позавтракав кашей с чаем, прихватив своё снаряжение и оружие, все трое направились к правлению, где был назначен сбор велешинским мужикам, отходящим в дозор. Когда явились, оказалось что они ещё далеко не последние – половина дозора ещё допивала чаи по домам. Поздоровались с уже собравшимися мужиками, подкатила дозорная «буханка». Все разговоры были про сегодняшний рейд в Тверь – кушалинские мужики снялись и укатили ещё по самой ранней зорьке, и то – дай Бог управиться. Стояли, курили, делились мыслями и опасениями. Ведь это им придётся, а не кому-то иному, встречать рейдеров, как говориться, со щитом иль на щите. Политыч ругался на чём свет стоит на изнеженных сельчан, не способных вовремя собраться на службу даже в такое время. Опоздавшие по-одному подтягивались и тут же получали строгий нагоняй от старика, назначенного старшим в дозор. Наконец-таки, все собрались, и Политыч дал отмашку грузиться в «буханку».

Через пятнадцать минут велешинские уже принимали пост у кушалинских мужиков.-

К мертвецам – обоих видов, и тем, кто навеки упокоился, и к тем, что в страшном своём посмертии продолжают бродить, ведомые своим лютым голодом – люди уже привыкли. Более того, верным будет и такое утверждение – трупы стали неотъемлемым элементом окружающей действительности, так чего удивляться тому, что, сменив на кордоне отправившихся по домам «кушалов» и проверив по-быстрому территорию вокруг кордона – под мостом, в кустах, в кюветах – команда Политыча расположилась на брёвнах, перегораживающих половину моста, прямо рядом с кучей останков, любовно нарубленных их сменщиками. Уже отъезжая, Валерка Паратов, старший по кушалинской смене, теребя свежую, только немного отросшую бородку, извинялся:

– Это, Политыч… Мы этих-то тут вон сволокли в кучу. Ночью как прорвало. Валили, как из рога изобилия, мать их. Все косы ступились аж… Ну вы, это – не серчайте: спалить эту чёртову кучу надо бы. Вон, дровами обложите, да к Богу их, на небеса.

– Нужны они Богу, Валер… – ответил ему Степан Политыч, прикидывая – как-бы сподручнее было избавиться от такого мерзкого соседства. – Вы тоже придумали – вон, прямо к мосту наволокли их. Зачем? – ведь надо было в низину отволочь, и там бы спалили. А теперь – нюхай, как воняют они. И мух – сонмище. Вот привезёшь своих «кушалов» нам на смену – мы ещё ту кучу вам наковыряем.

Велешинские ребята, обступившие Политыча, загоготали.

– Дак говорю тебе, Степан Политыч! Не успели мы. Вон, Савелич, последнего покрошил уже на глазах у Алпатова. – закипая, оправдывался Валера. – Мужиков пропустили – по Рождеству прошлись, да ещё двоих упокоили. Ты вообще, смотри, какие-то они продуманные пошли, мряки-то. И по-живее вроде, и ломятся только в темноте, гурьбой. Так что, вы тут внимательнее, мужики.