Десять поверженных - Глен Кук

Как в таком маленьком теле умещалась такая ярость?

Меняющий приблизился к этой немой сцене, гневно напрягая мышцы, которые буграми играли под слоем жира на его волосатых плечах. В напряженной позе он застыл перед Ловцом и Несущим Шторм. Никто не произнес ни слова, но, похоже, в этот момент решалась судьба Повешенного. Меняющий хотел помочь, остальные – нет.

Непонятно. Меняющий с Ловцом – союзники. Тогда отчего же этот конфликт?

Зачем навлекать на себя гнев Леди? Она будет недовольна, если Повешенный умрет.

Когда я в первый раз проверял пульс у Ворона, он был слабым и неровным, но теперь восстанавливался. Я вздохнул свободнее.

Солдаты Несущего Шторм двинулись к Поверженным, уставившись в огромную спину Меняющего.

Ловец с Несущим Шторм переглянулись. Несущий кивнул. Ловец закружился на месте, глазные отверстия в его шлеме вспыхнули кроваво-красным светом.

Вдруг Ловца не стало. Только темное облако высотой футов в десять и дюжину футов шириной, черное, как внутренности угольного мешка, и плотнее, чем самый густой туман. Облако выросло быстрее, чем гадюка бросается на свою жертву. Послышался какой-то удивленный вскрик, и наступила зловещая, мертвая тишина. После всех этих воплей и грохота наступившее спокойствие казалось угрожающим. Я с силой тряхнул Ворона. Никакого эффекта. Ловец и Несущий Шторм стояли над Повешенным. Оба смотрели на меня. Мне неодолимо хотелось завопить, побежать, зарыться в землю. Я был волшебником, который смог прочесть их мысли. Я слишком много знал.

Ужас охватил меня, не давая пошевелиться. Облако угольной пыли исчезло так же быстро, как и появилось. Ловец Душ встал между двумя солдатами. Оба они медленно завалились, как две старые, величавые сосны.

Я пнул Ворона. Он застонал. Его глаза приоткрылись, и я бросил мгновенный взгляд на его зрачки: расширены. Это сотрясение мозга. Проклятье!

Ловец посмотрел на своих сообщников. Затем медленно повернулся ко мне.

Все трое Поверженных наступали на меня. На заднем плане Повешенный продолжал умирать. Он делал это очень громко. Но я все равно его не слышал.

На дрожащих коленях я поднялся и встал лицом к смерти.

Не должно было все так кончиться, подумал я. Это неправильно… Все трое стояли и смотрели на меня. А я смотрел на них. Это было все, что я мог сделать. Храбрый Костоправ. По крайней мере, кишка не тонка взглянуть своей смерти в глаза.

– Ты ведь ничего не видел, да? – мягко спросил Ловец.

У меня по спине заскользили холодные ящерицы. Этот голос принадлежал одному из тех мертвых солдат, которые кромсали Твердого.

Я помотал головой.

– Ты был слишком занят Твердым, а потом был с Вороном.

Я слабо кивнул. Мои коленки превратились в студень. Если бы не это, я бы уже удирал без оглядки. Глупо получилось бы, если бы я так и сделал.

– Тащи Ворона на ковер Несущего, – сказал Ловец и махнул рукой.

Подталкивая, поддерживая и что-то пришептывая, я помогал Ворону идти.

Он не имел ни малейшего представления о том, где находится и что делает, однако позволил мне направлять его.

Я очень беспокоился. У него не было никаких явных повреждений, просто поведение его было ненормальным.

– Надо доставить его сразу в мой госпиталь, – сказал я.

Мне никак было не взглянуть Несущему Шторм в глаза, равно как и не мог я придать своим словам соответствующую интонацию. Все, что я говорил, звучало как мольба.

Ловец потребовал, чтобы я сел на его ковер. Я шел к нему со всем энтузиазмом свиньи, которую ведут на бойню. Он мог просто шутить со мной.

Падение с его ковра будет лучшим средством избавиться от сомнений насчет моей способности держать язык за зубами.

Он подошел к ковру вслед за мной, бросил туда свой меч и уселся сам.

Ковер взмыл вверх и заскользил к громаде Лестницы.

Охваченный непонятным чувством стыда, я посмотрел назад, на неподвижные фигуры на лугу. Неправильно все было, неправильно… Но что еще я мог сделать?

Что-то золотистое, что-то похожее на бледную туманность в глубине ночного неба появилось в тени, которую отбрасывал один из каменных столбов. Мое сердце чуть не остановилось.

Глава 8

Капитан затянул обезглавленную и деморализованную армию повстанцев в ловушку. Последовала кровавая бойня. Малочисленность и усталость не позволили Гвардии сбросить повстанцев с горы. Самодовольные Поверженные нам тоже не помогали. Нам не хватило, наверное, одного лишь свежего батальона, одной колдовской атаки.

Ворона я лечил на ходу, положив его на последнюю из вереницы повозок, направляющихся на юг. Уже несколько дней он был не в себе, все еще отрешенно глядел на окружающее. Забота о Душечке, конечно, легла на мои плечи. Ребенок помогал отвлечься от горьких мыслей и подавленного состояния, вызванных очередным отступлением.

Может быть, именно так она и благодарила Ворона за его великодушие?

– Это наш последний отход, – пообещал Капитан. Он не называл это бегством, но также и не смел назвать это движением в тыл, отступательным маневром, или как-нибудь еще. Капитан не упоминал о том, что если последует еще одно отступление, то оно будет уже после всеобщего конца. Падение Амулета будет означать смерть империи Леди. В любом случае Анналам придет конец, и в истории Гвардии будет поставлена точка.

Да благословят вас боги, последних, оставшихся из воинского братства.

Вы были для меня семьей и домом…

Появились новости, до которых нас не допускали у Лестницы Слез.

Известия об остальных армиях повстанцев, продвигающихся с севера западнее нас. Перечень павших городов был длинен и приводил в уныние, даже несмотря на то, что был не полон. Бегущие солдаты всегда преувеличивают силу своего противника. Это немного смягчает их ощущение униженности.

Мы с Элмо шли по длинной, плавно изгибающейся тропинке, бегущей меж плодородных угодий, раскинувшихся на севере Амулета.

– Как-нибудь, когда вокруг не будет никаких Поверженных, – сказал я, – почему бы не намекнуть Капитану, что было бы неплохо разорвать отношения между Гвардией и Ловцом Душ.

Он удивленно посмотрел на меня. С недавних пор я часто замечаю на себе такие взгляды своих старых товарищей. С тех пор, как мы уничтожили Твердого, я стал мрачным, суровым и неразговорчивым. Правда, и в лучшие времена радость тоже не била из меня фонтаном. Постоянное давление надломило мой дух. Я не мог себе позволить излить душу в Анналах из-за страха, что Ловец как-нибудь узнает, что я там записал.

– Наверное, будет лучше, если нас не слишком тесно свяжут с его именем, – добавил я.