Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь - Кеннет Славенски

Фиби всего десять лет (столько же, сколько было Алли, когда он умер), но она быстро соображает, что Холдена исключили из школы. Когда Фиби просит его: «Назови хоть что-нибудь одно, что ты любишь», он называет Алли. Вслед за этим Холден рассказывает сестре о своей мечте — сторожить детей, играющих в поле спелой ржи и не подозревающих, что оно обрывается в пропасть.

Образ ловца у края пропасти на ржаном поле — центральный в романе, без него не понять душевного состояния Холдена. Но еще важнее в этой сцене то, что Фиби говорит ему: на самом деле строчка из Бернса звучит немножко по-другому.

Часто как простые читатели, так и литературоведы оставляют это обстоятельство без внимания. Тем временем, заменяя бернсовское «Если кто-то звал кого-то вечером во ржи» на «Если ты ловил кого-то вечером во ржи…», Холден принципиально меняет смысл высказывания. Мечтая именно «ловить» детей, он имел в виду, что будет силой спасать, удерживать детей от падения в зловещую пропасть взросления. Тогда как «звать» значило бы проявлять участие, сопереживать им. В широком смысле можно сказать, что на протяжении всего романа Холден идет к осознанию ошибки, допущенной им в цитате. Момент осознания становится для него настоящим озарением.

Спрятаться от ответственности Холден хочет на ранчо в Колорадо или просто где-нибудь в глуши, притворившись глухонемым и устроившись работать на бензоколонку. Он посвящает в свой замысел Фиби и одалживает на его исполнение скопленные ею деньги. Но при этом он не задумывается, как она воспримет его побег. Ему еще только предстоит понять, что, в отличие от умершего брата, которого достаточно просто не забывать, живой сестре необходимо, чтобы он принимал в расчет ее волю и желания.

Фиби, узнав о планах Холдена, испытывает обиду и праведный гнев. В ответ на замысел брата у нее рождается свой собственный — она придумывает, как вернуть его к реальности, как заставить наконец сделать выбор между нею и Алли, между ответственностью перед живой сестрой и памятью о покойном брате. На следующий день Фиби является на встречу с Холденом с чемоданом в руках и заявляет, что уезжает вместе с ним. Он пытается объяснить, почему ей нельзя ехать, но Фиби отказывается с ним разговаривать и запрещает дотрагиваться до себя. То есть занимает по отношению к Холдену такую же позицию, с какой тот взаимодействует с миром взрослых. Иными словами, заставляет его почувствовать себя взрослым рядом с ней.

Взрослеет Холден не тогда, когда смотрит на детей, катающихся на карусели. Это происходит раньше, во время их с Фиби спора. Холден обещает сестре, что вернется домой, — только заберет вещи из вокзальной камеры хранения, но лишь при условии, что она снова пойдет в школу. Холден при этом не «зовет», а «ловит», и Фиби поэтому совсем не уверена, что он сдержит обещание. «Можешь делать все, что тебе угодно, а я в школу ходить не буду», — говорит она и просит брата заткнуться.

Впервые услышанное от Фиби слово «заткнись» действует на него как пощечина. Теперь он заговаривает по-другому, зовет Фиби в Центральный парк посмотреть на зверей в зоопарке. «Если я тебе позволю сегодня больше не ходить в школу и возьму тебя в зоопарк, перестанешь дурить? — спрашивает он. — Будешь умницей, пойдешь завтра в школу?» Речь Холдена звучит уже вполне «по-взрослому», но Фиби этого пока недостаточно. Она бросается прочь от него — так же, как он хотел сбежать прочь от привычного мира. Холден не пытается ее остановить. «Однако я за ней не пошел. Я знал, что она-то за мной пойдет как миленькая», — произносит он чрезвычайно важные для понимания романа слова.

Нечто подобное этой сцене мы встречаем в более ранних произведениях Сэлинджера. Так, слова Фиби оказывают на Холдена приблизительно то же воздействие, что и сделанная маленьким Чарльзом приписка к письму сестры — на сержанта Икс в рассказе «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью». Уверенность, что Фиби пойдет за ним «как миленькая», приходит к Холдену так же, как к Лайонелу Танненбауму в рассказе «В лодке» — осознание того, какую боль он причинил своей матери. Напоминает она и о том, как доверие и готовность уступить друг другу помогают Бэйбу и Мэтти Глэдуоллер, съезжающим на санках по крутой Спринг-стрит, победить страх. Холден здесь не просто вступает во взрослую жизнь — отныне, вместо того чтобы «ловить», он «зовет».

Предвестники этой сцены разбросаны по многим рассказам Сэлинджера, но ближе всего ее суть передана в рассказе «Полный океан шаров для боулинга» Кеннетом, младшим братом Холдена, в романе превратившимся в Алли. Он говорит Холдену о том, как важно жертвовать собственным «я» ради единения с ближними, которое достигается только бескорыстной любовью. В том же рассказе Кеннет сожалеет, что Холден не умеет идти на уступки окружающим.

Но теперь Холден жертвует своими интересами и, из любви к сестре, уступает. Идя с ней на компромисс, Холден вовсе не терпит поражение — он этим достигает гармонии. Той самой, о какой за игрой в «шарики» Симор Гласс говорил своему брату Бадди. Гармонии, которая настает, когда человек отрекается от себя ради идеального единения с другим человеком. И в этом смысле Холден Колфилд отныне — взрослый. Но взрослеет он не под давлением окружающего враждебного мира, а потому что ему открылась положительная сторона зрелости. Холден Колфилд становится взрослым, так как это необходимо его сестре.

В следующей сцене, с каруселью, ненавязчиво и вместе с тем настойчиво звучит дзен-буддистская тема, которая делает ее событием религиозного порядка. Сэлинджер не открывает масштабов этого события — читатель постигает их интуитивно. Автору нет нужды пускаться в проповедь дзена, рассуждать о невинности и любви. Слабые намеки и незначительные вроде бы детали, из которых складывается эта сцена, преломляясь в восприятии читателя, доносят до него всю ее значимость.

Глядя на то, как Фиби катается на карусели, Холден ощущает единение с ней, а через нее, мистическим образом — и с Алли. В Фиби он видит воплощение той самой невинности, преклонение перед которой привязывало его к брату. Обретение Фиби, воплотившей в себе все добродетели умершего брата, освобождает Холдена от Алли. Из объятий мертвого он бросается в объятия живой. Если прежде Холдена сковывали узы памяти об Алли, то теперь общность с Фиби открывает перед ним жизненный простор.

Создание «Над пропастью во ржи» стало для Сэлинджера очистительным актом. Роман помог ему сбросить с души груз, накалившийся после войны. Он сам среди ужасов войны утратил веру — и точно так же утратил веру Холден, когда у него умер младший брат. Память о павших товарищах многие годы неотступно преследовала Сэлинджера, как преследовал Холдена призрак Алли.