Обнаров - Наталья Троицкая

– Костя, давай определимся, что ты подразумеваешь под понятием «стоящее».

– Между «стоящее» и «деньги» я ставлю знак равенства.

– Давно ли? – недоверчиво спросил Юдин.

Из-под вороха бумаг Юдин извлек несколько сколотых степлером листков.

– Только следи за лицом, Костя. Не надо делать таких выражений, как перед казнью. Твоим критериям отвечают четыре предложения. Самое выгодное с финансовой точки зрения предложение банка «Мистраль». Работы мало, денег много.

– Что хотят?

– Хотят, чтобы очень известное лицо в десятисекундной рекламе выдавало себя за их клиента и расхваливало их банк.

– Что это за банк?

– Откуда я знаю? Тебя банк интересует или его деньги?

– Дальше?

– Дальше кино. На «Мосфильме» запускают два проекта. Один в Тбилиси, у Зураба Гагурия. Ты у него работал. Кстати, он заходил, просил с тобой связаться. Ты в Лондоне был.

– Что за кино?

– Тебя наше интересует или грузинское?

– Нет, Зураба я знаю. С ним всегда одно удовольствие работать. Что наши?

– Наши… Наши… Только, Костя, следи за лицом. Проект номер раз носит рабочее название «Танго разбитых сердец», две серии. Месяц работы, из них четырнадцать съемочных дней – твои. Им обязательно нужно известное лицо для приманки. О тебе они, конечно, и мечтать не могли, но…

– Не нужно подслащивать.

– Прости. Идем дальше. Мои ребята прочли сценарий. «Мыло». Причем довольно низкосортное. Но там главная женская роль у девочки, у которой очень богатенький и известный папочка. Папочка хочет из своей детоньки слепить кинозвездочку за свои же бабочки. Ничего предосудительного или незаконного здесь не вижу. Появится она с тобой, следовательно, и уровень у нее соответствующий, и мордашку запомнят.

Юдин посмотрел на Обнарова. Тот слушал его с холодной усмешкой пренебрежения. Юдин дотянулся до своей рюмки с коньяком и залпом выпил остатки.

– Я тебя предупреждал, Костя… – не выдержал, сказал он. – Второй проект – мистический триллер с рабочим названием «Иные». Ты – потенциальный претендент на укротителя темных сил. Пот, грязь, вода и компьютерные спецэффекты. Много надо бегать, слов мало, сюжет запутанный и бредовый, но положительное есть: всего две серии. Недельку поползаешь по тверским болотам, недельку в студии покукуешь.

– Здесь тоже богатенький папочка?

– Нет, здесь амбициозный и, я бы сказал, неглупый продюсер. Фильм хочет прокатать по западным и штатовским фестивалям. Запустить на их рынок. Козырь – спецэффекты, которых никто еще в мире не делал.

– Я понял.

– Ну, и что ваша светлость скажет рыжему старику Юдину?

– Работать будем.

– Слава Всевышнему! – возвел руки к небу Юдин.

Он пристально посмотрел на Обнарова, потом спросил:

– Костя, у тебя точно все в порядке?

– В полном.

– Я подготовлю бумаги. Позвоню, приедешь подписать.

Они пожали друг другу руки, и Обнаров ушел.

Юдин озадаченно смотрел на закрывшуюся за спиной Обнарова дверь.

– Пусть шлепнет меня по рыжей голове моя старая еврейская мама! Скажу за то, что не можно умным мужам делать такие роскошные глупости…

В кабинете художественного руководителя актерского факультета Алексея Петровича Преображенского Обнаров сидел уже минут десять.

Поздоровавшись коротко, с подчеркнутым налетом официальности, Преображенский предложил Обнарову присесть, указав на стул напротив своего стола, и далее, не замечая его присутствия, продолжил работать с бумагами, аккуратными стопками разложенными на столе.

Обнаров ждал. Он терпеливо рассматривал шоколадного цвета старинную обивку стен, громоздкие, оставшиеся с советских времен книжные шкафы, заполненные книгами, два коричневых кожаных кресла в углу и маленький стеклянный столик между ними, наконец, рыжий, потрепанный временем паркет под ногами. Эта обстановка была ему знакома еще со студенчества. Ничего не изменилось. Он бы мог поспорить, что и порядок расположения книг в книжных шкафах не изменился, и он без труда смог бы найти и любимое «Укрощение огня» Даниила Храбровицкого, и гениальную, но так надоевшую за бесчисленные прогоны пьесу Александра Островского «Гроза».

– Что вас привело ко мне, Константин Сергеевич? Слушаю, – тоном вынужденного тратить время, произнес Преображенский.

Обнаров подал ему документы.

Преображенский документы взял и стал вслух читать:

– Ректору… Та-а-ак… От студентки второго курса Таисии Обнаровой… Та-а-ак… Заявление… Та-а-ак… Прошу предоставить академический отпуск… Та-а-ак… Выписка… Та-а-ак… Острый лимфобластный лейкоз… Лечение до декабря… Позвольте, что это?

– Ректорат в отпуске. Ректор будет через две недели, но, досада, меня в стране через две недели не будет. Позвольте, Алексей Петрович, я вам документы отдам, а вы их ректору передадите. Тая всегда оставалась вашей любимой студенткой.

– Но… Это же… – Преображенский растерянно подался к Обнарову и, понизив голос до шепота, спросил: – Костя, это что, рак?

Переложение диагноза с медицинского языка на обывательский резало слух. Обнаров встал.

– Алексей Петрович, простите меня за все неприятности, которые я невольно вам причинил. Поверьте, мне было больно быть непонятым моим учителем. Но все сложилось так, как сложилось. Надеюсь, могу на вас рассчитывать.

Преображенский окрикнул его уже в дверях. Профессор подошел, положил свою тяжелую жилистую руку Обнарову на плечо.

В тени парковых аллей было не так жарко, как на залитых солнцем лужайках и нагретых полуденным солнцем улицах. Здесь, скрывшись от зноя, сидели на лавочках старички-доминошники, взявшись за руки, гуляли влюбленные парочки, а молодые мамы катали по узким асфальтированным дорожкам коляски со своими маленькими чадами. Щебет птиц, шелковый шелест ветра в кронах, свежий лесной запах, изумрудный цвет вымытой вчерашним дождем зелени, покой и умиротворение.

– Я в шоке, Старый! Бабы из тебя веревки вьют! Тебе заняться нечем? Костя, это не дело. Ты срываешь съемочный график. Мелехов долго терпеть не будет. Ты можешь бегать за продюсером, но не продюсер за тобой. Что ты творишь? Ты зазвездился?

Обнаров склонился к ребенку. Сын искал ротиком выпавшую соску-пустышку. Он подал пустышку ребенку, поправил шапочку. Сынишка почмокал губками, закряхтел, вытолкнул пустышку и тихонько заплакал. Обнаров достал из кармашка коляски бутылочку с водой и принялся поить сынишку.

– Жарко тебе, мой хороший. Сейчас в тенечек поедем.

– Ну, что это? Что это? – Беспалов поморщился, отвернулся. – Тебя Мелехов порвет, а ты ведешь себя, как баба! Ты, дубина, тратишь свое драгоценное время на тупые, чисто женские занятия. У тебя с головой все в порядке? – согнутым пальцем Сергей Беспалов постучал Обнарову по виску. – Когда Марта Федоровна сказала мне, что ты здесь, с сыном гуляешь, вместо того чтобы на съемочной площадке потеть, я обалдел! Смотрю, бродишь тут, с коляской… Ты пеленки стирать не пробовал?