Ветер (СИ) - Сергей Панченко

До наступления темноты, он успел зайти в стоячую воду, и проплыть мимо горы, на которой устраивал ночлег в третью ночь. В помощь ему был и попутный ветер, поднимающий легкую зыбь на безмятежной воде. Заночевать пришлось на горе, у которой с западной стороны не было пологого берега. Егор обогнул ее и там пристал, еще раз поблагодарив немецкого байкера.

Утром он проснулся от холода. Зубы клацали друг о друга, и никаким усилием воли, Егор не мог прекратить это. Дрожащими руками Егор развел огонь и согрел чай, и только после этого смог съесть ледяные куски крысиного мяса. Он еще раз попил чай, перед тем, как отправиться дальше.

На улице было видно невооруженным взглядом, что небо стало темнее обычного. Ледяной ветерок холодил спину, заставляя крутить педалями интенсивнее обычного.

— Этак я к вечеру буду дома. — Предположил Егор.

Эта мысль даже порадовала. Ему уже хотелось попасть в теплую уютную пещеру, развести огонь под ванной, и как следует согреться в ней. А потом рассказать семье, за чашкой ароматного чая, о своих приключениях. Егор нажал на педали. Бревно немного осадило его намерения, а потом сдалось и поплыло с нужной скоростью.

Егор пожалел, что не взял с собой хозяйственных перчаток, которые он нашел в фуре с сантехникой. Сейчас они были бы очень кстати. Браться за железные рычаги не хотелось. Руки сразу начинало ломить от холода. Ветер становился сильнее и рабочая роба уже не обеспечивал нужной защиты. Егор встал и вынул из рюкзака палатку, обернулся ею с головой, оставив свободными только руки, и то на время, если потребуется подрулить.

Ветер поднял волны. Они догоняли плот и с плеском ударялись о его борта, растекаясь по палубе. Это можно было считать досадной неприятностью, потому что скоро начались совсем другие проблемы. Поднялась метель. Она началась внезапно. Егор сразу понял, что стихия разыгралась не на шутку.

Его толкнул в спину порыв ледяного ветра. Егор обернулся и увидел, что в какой-то сотне метров от него находилась белая стена приближающейся метели. Пришлось срочно править в сторону гор. Плыть вслепую Егор не собирался.

Метель накрыла его, когда до ближайшего пристанища оставалось не меньше километра. Егор выправил курс и был уверен, что доберется до берега, даже если не будет его видеть. Снег закрыл собой всё. Сильный ветер кружил его вокруг плота и бросал в дрожащую воду. Егор был спокоен. Он плотнее затянулся тканью палатки и не переставал крутить педали. Рано или поздно, но он непременно окажется у подножия горы.

Удар обо что-то, чуть не сбросил Егора в воду. Он еле успел зацепиться за рычаг. Ноги соскользнули с мокрого, покрытого коркой льда, пола и очутились в воде. Бревно догнало плот и чуть не придавило ноги. Егор заскочил на плот. Он в страхе огляделся вокруг. Вода бурунами расходилась от углов плота. Его кружило. Егор не мог понять, обо что они ударились. Препятствие не торчало над водой. Возможно, он уже был у подножия горы. Теперь Егор вообще не мог понять в какую сторону править.

Он сел за управление и остановил плот. Вокруг была только белая мгла, тонущая в черной воде. Мозг лихорадочно соображал, как поступить в этой ситуации. Плыть было опасно, потому что можно было сбиться с курса и уплыть так далеко, что горы могли исчезнуть из виду. А в мире, где нет звезд, солнца и прочего, что помогало путешественникам не сбиться с курса, найти правильное направление было делом невозможным.

С другой стороны, пассивно ждать Егор не мог. Мокрые ноги начали замерзать. Штанины, на морозе, стали колом. Приходилось выбирать из двух зол, потеряться или замерзнуть. Егор выбрал первое. Чтобы не удалиться на большое расстояние от гор, Егор потянул за правый рычаг и крутанул педали. По его замыслу, если он будет ездить по кругу, то не отойдет далеко от берега.

Кают-компанию «Пересвета» перед переговорами, украсили, как могли. Командование американской атомной подводной лодки «Монтана» совместно с командованием «Пересвета» решили, что переговоры на высшем уровне помогут уйти от разногласий, вызванных уникальностью семенного хранилища.

Пять офицеров, одетых в парадную форму и благоухающие дорогим парфюмом, вошли в помещение кают-компании. Их встретил командир «Пересвета» Татарчук, заместитель командира Терехин и еще двое старших офицеров. Виктор Терехин на переговорах выступал в качестве переводчика.

На столе стояли бутылки с минеральной водой и бутылка с разбавленным медицинским спиртом. Татарчук решил, что начатую бутылку коньяка ставить невежливо. Вместо этого они на скорую руку профильтровали спирт, через уголь из фильтрующего элемента противогаза, смягчили его сахаром и дистиллированной водой. На вкус все равно получилось достаточно мерзко, но гораздо терпимее, чем просто развести спирт водой.

Из закусок, на столе, были только консервированные фрукты и овощи, из горячего — борщ. Красный, наваристый, заполняющий своим ароматом всю атмосферу рубки.

— Предлагаю, начать наши переговоры с небольшого вступления. — Татарчук сделал знак матросу, чтобы тот разлил спирт по посуде, пластиковым одноразовым стаканчикам.

Матрос разлил очень оперативно.

— Прежде, чем завести разговор о деле, я хочу поздравить вас, коллеги, с тем, что вам удалось пережить катастрофу, аналогов которой не было на памяти человечества.

Терехину с трудом успевал переводить речь командира. Татарчук взял в руки стаканчик и протянул его в середину стола. Американцы, не привыкшие к таким традициям, не растерялись и чокнулись с командиром российской подлодки. Российские переговорщики сразу накинулись на горячий борщ. Американцы пытались заесть сладкими консервированными персиками, но видя, как русские офицеры уплетают борщ, последовали их примеру. Они обменялись между собой мимикой, признавая, что такая закуска вполне подходящая. «Банкующий» матрос снова разлил спирт по стаканчикам.

— А теперь, я хочу помянуть тех, кто погиб в этой катастрофе. Ради памяти о них, мы должны поступить так, чтобы тем, кто уже никогда не будет с нами, не было стыдно за нас. За тех, кто не снами, не чокаясь. — Татарчук выпил одним махом.

Офицеры уже раскраснелись, от алкоголя и горячего борща. Командир американской субмарины Джон Коннелли дождался, когда матрос обновит посуду. Он взял в руки стаканчик. Долго смотрел в его дно, как будто там было написано, то, что он хотел сказать. Наконец, он выдал:

— Офицеры, сейчас мы остались без стран, которые защищали, без родных и близких, без всего, ради чего пошли на эту службу. Все, что у нас сейчас осталось, это наши жизни. Нас мало, и надо как-то распорядиться ими, чтобы род человеческий не прервался. Мы хотели начать миссию, по поиску оставшихся в живых. Ведь где-то они есть? Давайте сделаем так, чтобы это хранилище не стало новым яблоком раздора. Давайте станем умнее.