Два гения и одно злодейство - Лариса Соболева

– Подожди! – бросилась к нему Лина, но дверь захлопнулась перед носом, щелкали замки, а она кричала и колотила в дверь: – Это не все! Ты убил на вилле человека, который к тебе не имел отношения. Он даже не знал о твоем существовании. А тот, настоящий, жив. И он обязательно придет, чтобы поквитаться с тобой. Ты сдохнешь в страшных мучениях! В страшных!..

– Слышите этот бред? – обратился Марк к врачу так, чтобы его слышала и Лина. – Все ее фантазии связаны с убийствами. Она невменяемая. Вы уж последите за ней, а я со своей стороны в долгу не останусь.

– Будь ты проклят! – огласил коридор вопль Лины, затем, опустившись на пол у двери, она зашлась в беззвучных и бесполезных рыданиях.

Марк еще переговорил с врачами, Леха дожидался его в машине, а когда тот упал на сиденье и закурил, телохранитель сказал с сожалением:

– Надо было на вилле прикончить обоих. Алисы нет в живых, ты еще не понял? Она специально так говорила, чтоб причинить тебе боль. Смирись, Марк. Ты слышишь? О чем думаешь?

– Считаю. Алиса уже должна родить. Почему Лина не упомянула об этом?

– Марк, – покачал головой Леха с безнадежностью, – нет ее, нет.

– Да, я понял, – удрученно согласился Ставров. – Просто все потеряло смысл. Мне стукнуло тридцать шесть, а в душе семьдесят. Не помню, когда по-настоящему радовался. Даже Алисы боялся, не открывался ей, хотя мне с ней было… уютно. Знаешь, она делила все на «уютно» или «неуютно». Смешно, правда? И просто. Так случилось, что Алиса и стала смыслом моего существования, а я этого вовремя не понял. Я тогда вообще ничего не понимал. И что теперь? Зачем работать, кому оставить после себя дело? С кем, как говорится, век коротать? Разве что с Симой. Одна гадюка заползла в мой дом и перевернула там все. Да, Алисы нет, надо это принять. Дай детективу отбой.

– Почему не поинтересовался о деньгах, которые отец снял до гибели?

– А ты не догадался, куда они делись? Она лежала в дорогих клиниках, ездила во Францию, покупала лучшие шмотки, приобрела в Париже квартиру и виллу. Деньги она потратила, а что осталось, покоится на ее счету в швейцарском банке. Ладно, поехали. Я так и не узнал, что они сделали с Алисой. Наверное, никогда не узнаю.

– Она не сбежит? Помнишь, ты этого боялся.

– Об этом я позаботился, перечислил круглую сумму на нужды больницы и наличкой дал главврачу. У Лины отдельный «люкс» психушки с сейфовой дверью. У нее нет возможности оттуда выбраться и не будет, здесь хорошо помнят их похождения. Ее заново обследуют и признают невменяемой. Честно говоря, я не знаю, что с ней дальше делать. Черт, сердце давит…

– Брось, пройдет.

Леха выехал на трассу.

РОССИЯ, КОНЕЦ ИЮНЯ

Полина сбилась со счета. Дни похожи один на другой, мало-помалу они слились в ее сознании в бесконечный, однообразный день с перерывом на ночь. Ничего не случалось, не менялось, разве что дождь изредка наполнял тишину размеренным шуршанием. Иногда с ней беседовали, что больше напоминало допрос, и поначалу Лина отвечала на вопросы внятно. Затем все как-то смешалось: прошлое, настоящее, – она стала путать даты, события. Позже и отвечала вяло – лень. После ухода Марка реагировала на заточение буйно, кричала, доказывала, теперь не помнит что. Ее кололи и запирали. Только сейчас поняла, что чувствовал Лазарь после инъекций – боль и ужас, потому что тело теряло волю, а мозг и нервы обострялись. А потом, когда оставляли ее одну, наступала тишина, от которой разрывало перепонки в ушах, словно от оглушительного звука, длившегося день и ночь.

А день и ночь кричали: это могила. Поначалу свет не гасили на ночь, Лина не могла спать при электричестве, умоляла выключить. Ей пошли навстречу, но стало еще хуже. Теперь ночами чудилось, что она и впрямь в могиле, что стоит слегка приподняться, как лоб упрется в доски, а сверху досок тонна земли. От ужаса шевелились волосы, невидимая рука сдавливала горло. Лина страдала от удушья, уговаривая себя, что придет день и рассеет страхи, но не решалась вскочить. Она крепко зажмуривалась и считала секунды с минутами, путалась, начинала снова. Но вот проступали стены, утро расслабляло сознание, Лина засыпала. Намеренно не возвращалась к прошлому, давила в себе воспоминания, так как они вызывали бешенство. Ничего ведь не изменить, ничего не вернуть. Не раскаянием наполнялась ее душа, а досадой на себя за то, что не уничтожила Марка вовремя. Когда-то не могла жить без него, теперь так же страстно ненавидела его, а ненависть искала выхода. И тогда Лина в ярости рвала на части простыни, за что ее наказывали – пеленали, как мумию, и лежала так долго-долго, пока не вспоминали о ней.

Однажды она поняла, что действительно сходит с ума. Открытие это на несколько дней полностью отключило ее. Она не реагировала на санитаров и врачей, машинально ела, ночью перестала мучить клаустрофобия, потому что мозг был занят поиском выхода. И нашла его. Выдергивая тонкие нити из ветхой простыни, Лина усмехалась, представляя себе лицо Марка. Как он тогда говорил: не сможет? Марк слишком самоуверенный, Лина все может! Тоненькие и короткие нити клала под подушку. За день удалось скрутить шнурок сантиметров десять длиной. Этого хватит. Осталось лишь решиться… решиться…

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ИЮЛЯ

Бушевала гроза, ветер гнул деревья, гонял плотную стену ливня. Лазарь долго ждал грозы, бродил ночами вокруг психиатрической больницы, не рискуя проникнуть в нее. И вот природа пришла на помощь. Дождь смоет следы, как однажды их замела метель.

В два часа он пробрался к корпусу, заглянул в окно кабинета дежурного врача – только в этом окне горел слабый свет настольной лампы, а женщина спала на тахте, прикрывшись пледом. Лазарь стукнул в окно три раза, она пошевелилась, приподнялась:

– Кто там?

– Сторож. Провода оборвало, откройте, мне щиток посмотреть.

– Какие провода? Какой щиток? – недовольно ворча, она встала.

Лазарь метнулся к входу, достал самопал и слился со стеной. Он давно придумал план, рассчитывал на беспечность. В этом корпусе мало людей, не то что в других, где пациентов много, он почти не рисковал. Едва приоткрылась дверь, потеснил женщину средних лет и сунул под нос самопал:

– Ни звука! Знаешь, что это? Поджига. Полголовы снесет.

– Что вам нужно? – до смерти перепугалась та, с ужасом косясь на самопал, похожий по форме на пистолет, но обмотанный изоляционной лентой.

– Кто еще в корпусе есть, кроме тебя?

– Санитар и сиделка, – тряслась та. – Они спят…

– Где Лина? – нетерпеливо перебил он. – Ее сюда определил Марк Ставров. Быстро веди к ней! Не вздумай шумнуть. Поняла?

– Хорошо… Я отведу… я все сделаю… не убивайте…

– Заткнись! – процедил сквозь зубы Лазарь и подтолкнул ее: дескать, веди.

Женщина взяла ключи, поднимаясь по лестнице впереди Лазаря, скулила от страха и умоляла не трогать ее. У железной двери возилась, не попадая ключом в замочную скважину. Лазарь нервно подгонял ее, но вот оба замка отперты, дверь со скрипом подалась. Удар! Женщина, глухо охнув, упала к его ногам. Лазарь втащил ее в палату, прикрыл дверь и достал фонарик. Луч запрыгал по стенам, остановился на кровати. Лина лежала на спине, жмурилась от света.

– Это я, – сказал Лазарь, приблизившись к ней.

Она узнала его голос, но странно, вовсе не испугалась.

– Ты… пришел… зачем? – сонно пробормотала.

– Вставай, пойдешь со мной.

Сверкнула молния, отчетливо проявилось лицо Лазаря, решительное, суровое. Лина не то рассмеялась, не то заплакала – непонятно. Но не двигалась.

– Слышала, что сказал? – Лазарь сдернул одеяло.

– Не могу… – Раскат грома перекрыл ее слабый голос. – Я умираю.

– Что? – Лазарь плохо расслышал, наклонился к ней.

– Я умираю, – повторила Лина. – Нога…

Он осветил ноги Лины и медленно выпрямился. Такое он видел. Похоже на гангрену. Правая ступня по щиколотку выглядела черной и распухшей, чернота распространилась на голень, пятнами выступала до колена. Лазарь поднял одеяло с пола, прикрыл ноги Лины, теперь не знал, что делать.

– Отчего это?

– Я сама… сама сделала… – Лина говорила прерывисто, с короткими паузами, тяжело дыша. – Мне говорили, что я навечно здесь… и не смогу… себя… а я смогла. Перевязала палец на ноге крепко нитками… больше суток держала… может, неделю… или месяц… не помню. Он стал черным. Потом… потом развязала… Я слышала, что трупный яд от застоя крови… убьет. Я хотела быстро… но так медленно… мне очень плохо… больно… горит все тело…

– А что врачи?

– Не знают. Я не показывала. Лежала, говорила, что больна. Им все равно.

– Я на мотоцикле. Хочешь, отвезу в город, там отрежут ногу…

– Думаешь, я захочу жить калекой? Нет! Да и поздно, поздно… А ты? Пришел убить меня? – спросила с безразличием. Только сейчас он заметил, что Лина дрожала, мокрые волосы облепили обескровленное лицо.

– Может быть… – выговорил тихо и присел на край кровати. – Наверное… нет. Я хотел увидеть тебя и… Почему ты тогда так поступила?