Рискнуть и победить (Убить демократа) - Андрей Таманцев

— Садись, — кивнул Нифонтов. — Можешь курить.

И закурил сам, хотя не курил уже почти месяц и о каждом дне без сигареты рассказывал с нескрываемой гордостью.

— Что ты знаешь о Профессоре? — спросил Нифонтов, с отвращением давя сигарету в пепельнице и тут же закуривая новую.

— Не больше того, что мне положено знать, — ответил Голубков, не понимая причины волнения, в котором находился его начальник.

С Нифонтовым у Голубкова с самых первых дней совместной работы в УПСМ сложились нормальные, почти дружеские отношения, и они даже называли друг друга на «ты», хотя и по имени-отчеству.

— Давал ли ты кому-нибудь информацию о Профессоре?

— Нет. Никому, никогда и никакой. В чем дело, Александр Николаевич?

— Практически полный объем информации о нем ушел к третьему лицу. Профессор пытается выяснить, от кого произошла утечка.

— Серьезное дело, — подумав, согласился Голубков.

— Он вызывает всех, кто в курсе, и расспрашивает самым подробным образом.

— У нас в Управлении о Профессоре знаем только ты и я. Значит, мы здесь ни при чем.

— Все так, — согласился Нифонтов. — Кроме одного «но». Дело в том, что этот третий человек, который получил о Профессоре почти исчерпывающе полную информацию, — твой Пастухов.

— Сергей Пастухов?! — изумленно переспросил Голубков. — Да он и не подозревал о существовании Профессора!

— А теперь знает. Когда ты имел с ним контакт последний раз?

— Месяца три назад. В связи с китайской темой[2].

— Он расспрашивал тебя о Профессоре?

— Ни полусловом… — За эти три месяца ты виделся с ним?

— Ни разу. У меня днями были контакты с одним из его людей. Бывший старший лейтенант Семен Злотников. Артист. Не исключаю, что он действовал по поручению Пастухова. Более того, я уверен в этом.

— Содержание контактов?

— Он просил помочь ему получить кое-какую информацию. Проверить по нашим учетам личность некоего Салахова, жителя города К., бывшего афганца. И главное — проверить его по учетам МВД. Я это сделал. Зафиксирована связь этого Салахова с одной из наших спецслужб. И главное — с криминалитетом Москвы. Он был наемным убийцей. Про наши спецслужбы я Злотникову ничего не сказал. Хотя думаю, что он сам догадался. Про криминал — сказал.

— Почему ты дал Артисту эту информацию?

— Ты забыл, Олег Николаевич, сколько эти ребята сделали для нас. Они делали то, чего не мог сделать никто. Понятно, что они работали не за «спасибо», но риск, на который они шли, не окупишь никакими «зелеными». И ты это прекрасно знаешь. Я не видел причин, почему я должен отказать им в этом небольшом одолжении. Если ты считаешь, что я не прав, проводи служебное расследование. Подробный рапорт представлю.

— Погоди ты со своим рапортом! — отмахнулся Нифонтов. — Тут дела посерьезнее.

Какую еще информацию ты дал Артисту и почему думаешь, что он действовал по поручению Пастухова?

— Артист попросил проверить через Управление разрешение на ТТ венгерской модели «Токагипт-58». Оно было выдано Пастухову. Он работает сейчас начальником охраны одного из кандидатов в губернаторы города К. Я провел негласную проверку.

Разрешение на этот «тэтэшник» никогда никому не выдавалось, а сама бумага оказалась превосходно сделанной липой. Наши эксперты это подтвердили. Я сообщил об этом Артисту. Нет никаких сомнений, что он выполнял задание Пастуха. Ты считаешь, что и в этом случае я превысил свои служебные полномочия?

— И ни слова о Профессоре?

— Ни слова, — подтвердил Голубков.

— Откуда же Пастухов получил о нем информацию?

— Есть очень простой выход. Спросить об этом самого Пастуха.

— Думаешь, скажет?

— Может сказать. Мы всегда доверяли друг другу. Иначе не могли бы вместе работать. А может и не сказать, если у него есть на то причины. Но спросить стоит. Профессор сам сказал, что информация о нем ушла к Пастуху?

— Нет. Сначала он спросил, известна ли мне фамилия Пастухов. Как я понял, он задавал такой вопрос всем, с кем беседовал на эту тему. Я подтвердил, что Пастух — наш человек. После этого он и сказал. Ты давал кому-нибудь наводку на Сергея?

— Ни единой живой душе. Ведь для нас главная ценность этих ребят в том, что из них никто нигде не засвечен.

— Значит, люди Профессора вышли на него сами? — предположил Нифонтов. — Как?

— Об этом нужно спросить Профессора.

— У него спросишь! — проговорил Нифонтов. — Насколько я понял, Пастухов задействован в какой-то их комбинации с городом К. И что-то у них не ладится — в частности, как раз из-за Пастухова. Профессор затребовал все установочные данные на него и все его связи.

— И ты дал?

— Как я мог не дать?

Голубков нахмурился:

— Эти ребята — наши агенты. По сути, секретные сотрудники. А ведь даже в милиции ни один опер не откроет имя своего агента самому высокому начальству!

— Ситуация необычная. Пастухов не просто получил полную информацию о Профессоре, но попытался передать ее третьим лицам. Криминальным авторитетам очень крупного полета. Их пришлось ликвидировать.

— Резонно было начинать с Пастуха.

— Резонно, — согласился Нифонтов. — Но он им зачем-то нужен живым. Есть у тебя предложения?

— Только одно, — подумав, ответил Голубков. — Поскольку мы не имеем права задать даже полвопроса об операции, которую проводят люди Профессора, я вижу единственный выход. Мне самому поехать в этот город К. и поговорить с Пастуховым.

— Думаешь, много скажет?

— Много или не много, но что-то скажет. А остальное сами поймем. А что еще мы можем сделать? Это наши ребята. Мы не имеем права стоять в стороне.

— Имеем, — возразил Нифонтов. — Более того, обязаны. Не мне тебе об этом говорить, но в нашей работе свои законы.

— Сделаем по-другому, — согласился Голубков. — У меня накопилось несколько отгулов. Я хочу их использовать.

— Полетишь в К.? — спросил Нифонтов.

— Может быть. Но я тебе об этом не докладывал. Имею я право на личную жизнь?

— Вылетай ближайшим рейсом. И держи меня в курсе, — подвел итог Нифонтов и пошел наконец в заднюю комнату переодеваться.

Полковник Голубков был человеком обстоятельным и все делал обстоятельно.

Прилетев в город К. и остановившись в скромном пансионате возле железнодорожного вокзала, он два дня провел в якобы праздных прогулках по городу. На самом же деле он издалека, очень осторожно, присматривал за Пастуховым. Благо предвыборные митинги шли один за другим и специально выискивать Пастухова не пришлось. Голубков отметил мимолетные и внешне вполне безобидные контакты Сергея с Хохловым и Мухиным, служившими в охране губернатора; гораздо трудней ему удалось зафиксировать почти мимолетные встречи Пастуха с Артистом, который был сам на себя не похож, а напоминал почти бомжа с вокзала. Не явного, к каким цепляется милиция, а поизношенного и потертого молодого человека — небольшого бизнесмена, которому не повезло или который не нашел еще своего дела. Знакомства с Хохловым и Мухиным Пастухов не скрывал, свою же связь с Артистом берег пуще глаза — если бы не опыт Голубкова, он бы ее не заметил. Из чего полковник Голубков сделал естественный вывод, что Артист прикрывает Пастуха со стороны.

Но гораздо больше заинтересовали Голубкова ребята из охраны кандидата Антонюка и их старшой — тридцатипятилетний, уверенный в себе человек со шрамом на левой брови и губе. Голубков мог поклясться, что уже видел его. И знал, где видел — в Чечне. И в ситуации совсем не домашней. Наоборот — в чрезвычайной. Это была какая-то операция, которую люди Голубкова прикрывали, а руководил ею этот, со шрамом на брови. И полномочия у него были побольше, чем у начальника контрразведки полковника Голубкова. В таких делах не принято представляться, поэтому Голубков так и не узнал, с кем он имел дело. Да он особо об этом и не задумывался: в Чечне не было времени особо задумываться, только успевай поворачиваться.

И лишь теперь, в городе К., этот малый со шрамом на брови заставил полковника Голубкова включить на полную мощность всю свою феноменальную память, которой он отличался с детства и которая помогла ему сделать не ахти какую блестящую, но все же карьеру. Человек со шрамом был кадром Профессора, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять это. Равно как и для того, чтобы понять, что именно он является фактическим руководителем того дела, которое здесь затевается. Если в Чечне ему доверяли руководство очень серьезными операциями, то глупо было думать, что сюда его послали в качестве мелкой сошки.

Но внимательнее всего Голубков приглядывался к команде человека со шрамом. Чтобы понять, что это именно его команда, Голубкову и дня не потребовалось. И кое-что в этих ребятах Голубкова серьезно насторожило. Он далеко не сразу понял что. Тем более что вели они себя как нормальные молодые люди, в меру веселые, в меру озабоченные своим делом охраны кандидата в губернаторы Антонюка. Но тридцать лет службы в разведке и контрразведке вырабатывают у человека какое-то особое зрение. Или даже не зрение, а интуитивное ощущение всей ситуации. И это ощущение Голубкову очень не нравилось. Очень.