Семь корон зверя - Алла Дымовская

Шахтер же в целом не разочаровал своего опасного компаньона, условия сделки выполнял добросовестно, не считаясь по мелочам. Работы хватало, пригодились и юридические Мишины достоинства. Последние месяцы верный «архангел» разрывался между Москвой и присмотром за сочинским бизнесом, но доход стоил усилий. Куда труднее было удержать мадам в рамках безопасной неизвестности, ограничить хотя бы словесным убеждением ее тягу к светским мероприятиям и богемным тусовкам. Не пробыв и полугода в столице, юркая, состоятельная и красивая женщина, бесстрашно уверенная в себе, Ирена стала узнаваемой и приглашаемой на элитные сборища. К тому же созданный ею с разрешения Яна Фонд помощи молодым талантам был щедр на спонсорство не только молодым, но и звездным грандам искусства. Первый же клиент фонда, доснявший на щедрое пожертвование мадам зависший было отечественный блокбастер, превозносил дающую руку до небес, но делиться с каждым встречным своим открытием не собирался, а потому лично ввел Ирену в те круги, куда тщеславная мадам так жаждала попасть. И понеслось – приглашения, банкеты, юбилеи, собственная свита из не обученных просить с достоинством полузвезд. Денег на благотворительность у конторы хватало с избытком, и «архангел» был не промах – использовал фонд для общинных коммерческих нужд. Ян пришел в неописуемую ярость, лишь когда Сашок простодушно похвастался популярным еженедельником, где на первополосных фото с днем рождения поющей и знаменитой дивы присутствовала хоть и не на первом плане, но вполне узнаваемая мадам. Состоялся тяжелый, не вынесенный за кулисы разговор и последующее предупреждение прикрыть лавочку, буде впредь безобразие повторится. Ирена побесилась втихомолку, однако более промахов не допускала. Правда, вынужденная скромность не пошла ей во вред, а совсем наоборот: за мадам укрепилась репутация серьезного ценителя прекрасного, не разменивающегося на мишуру. Отчего последовали приглашения на достойные и закрытые для журналистов деловые рауты, постепенно превращавшие Ирену в уважаемую и труднодоступную столичную бизнес-леди, не подающую кому попало.

Однако Яну приходилось считаться с неугомонной натурой мадам, которая повадилась в возмещение тусовочных убытков таскать его по злачным местам. Но ночная жизнь, на удивление, пришлась ему по вкусу, словно вернула дни его развеселого венецианского периода, и Ян шел на поводу, в действительности получая от вылазок удовольствие. Клубные знакомые мадам, коих было превеликое множество, встречая ее в обществе странноватого и явно денежного мужчины, понимающе кивали и отводили глаза в сторону, хотя на деле не понимали ничего, да и не могли понять. Ночное общество принимало ее зловещего, несмотря на вполне добродушный вид, который мало кого мог обмануть, спутника за «крышу», которую необходимо время от времени прогуливать, и, в общем, было недалеко от истины. Ошибаясь лишь в скрытом и ехидном презрении псевдоинтеллигентов к его криминальному образу. Но снисходительное отношение к себе со стороны новоявленных приятелей мадам только забавляло Яна и играло ему на руку. Ему, рожденному вампом, никогда даже в глубине души не отождествлявшему себя с человеческим родом, было глубоко наплевать, что может думать о нем какая-то «корова».

Частенько Ян Владиславович выбирался в город и сам, в одиночестве погружаясь в суету вечерней жизни, которая, в чем он ни за что не признался бы и самому себе, заполняла вечернюю пустоту его существования. Ибо, в сущности, преданные ему братья и сестры общины как-то само собой разбились на устойчивые пары и оставили своего хозяина в гордом одиночестве, как церковного Христа на кресте, которому молятся и поклоняются, но не зовут третьим на бутылку. Для общения оставалась лишь мадам да изредка, для ночных удовольствий, глупенькая Тата. Стас, как истый волк-одиночка, примитивный и малоразговорчивый, далекий от лишних рассуждений, тем более в компанию не годился. Ян временами даже жалел о Рите, подумывая, не зря ли так опрометчиво дал ей отставку, уступив девушку ближайшему помощнику. Но возвращать Риту теперь было никак нельзя – приходилось держать марку.

В тот памятный осенний вечер Москва праздновала свой 850-летний юбилей, гуляла и шумела, цвела огнями и местами уже пьяно икала. Гулял с гражданами столицы и Ян Владиславович, на сей раз в гордом одиночестве. Откушав с мадам на плавучем «Викинге», дальше, однако, по заведениям ехать не пожелал, а, отмежевавшись от захмелевшей спутницы, углубился в веселую концертную толпу позади Блаженного собора. Там Ян и расслабился душой, рассекая, подобно крейсерскому ледоколу, плотные, вопящие людские массы. В руке он сжимал плоский коньячный «мерзавчик» «Мартеля», вызывая мимолетную зависть отоваренной низкосортным пивом молодежи. Ян и в мыслях не имел предаваться «крутому выпендрежу», а просто терпеть не мог пиво, ни в дорогом, ни в дешевом розливе. К тому же, чтобы напиться всерьез, требовалась ему куда большая емкость французского изысканного напитка.

Толпа вокруг Яна Владиславовича, напротив, изрядно умудрилась захмелеть и с пива. Кое-где ловкие руки, потихоньку от дозорных, умудрялись солидно бодяжить налитую в пластиковые стаканчики пенистую пивную массу традиционной водочной отрадой. Драк покамест не наблюдалось, но отдельные словесные перепалки доносили эхом вероятность их возникновения в близлежащих переулках поукромнее, вдали от бдительного милицейского ока.

Щекочущих застоявшиеся нервы приключений должно было хватить до утра, но для разминки можно было начать и с тинейджеровских потасовок. После можно было бы ввязаться и в рукопашные отношения с самоуверенными патрулями ОМОНа, а потом сгинуть в неизвестном направлении, оставив поверженных противников в озабоченном состоянии. Затеи шутейные и для храброго рыцаря Яноша жалкие и недостойно унизительные. Но что поделать, если на крохотных останках мощенных камнем улочек и площадей не звенят более ни мечи, ни шпаги, не ломаются в безрассудных поединках копья. И нынешние человеки, полагающиеся более на пистолеты, газовые шашки и водометы, чем на крепость собственных рук и ног, никакие не противники, а только простые «коровы», неверующие и оттого легкодоступные.

Выбравшись на волю с пьяной площади, Ян, немного осмотревшись кругом, отправился претворять в жизнь ночные свои планы. Была и потасовка с цепями и кастетами, были и милицейские свистки, и даже непредусмотренная полноценная погоня. Отдых удавался, и Яна не расстроила и порча любимого кожаного плаща, продранного от пояса до кармана о неведомый гвоздь. Столица рокотала волнами, и ночь могла иметь в запасе еще некоторые сюрпризы. Ян навестил ближайший круглосуточный «Континент» на Лубянке и запасся еще одним «мерзавчиком», неожиданно для себя прикупив здоровую плитку черного шоколада, хотя закусывать коньяк обыкновения не имел. Вид для посетителя фешенебельного супермаркета он имел престранный, но ни кассирша, ни охранник у выхода напротив кассы удивления вслух не выразили. Лишь уважительно кинули взоры на увесистую денежную пачку, извлеченную Яном из травмированного кармана и плотно стиснутую золотой громоздкой прищепой с клеймом «Дюпон», насильно врученную Иреной для солидности. И то сказать, мало ли в Сумасшедшем Городе свихнувшихся миллионеров, которые обожают ходить в свежепродранных кожаных плащах, рубашках с оторванными с мясом пуговицами и с разлохмаченными модельными стрижками. Однако Ян отметил и полный нехорошего интереса взгляд магазинного стража, проследивший за ним на улице и удовлетворенно отметивший отсутствие собственной машины у подвыпившего миллионера. Назревало очередное приключение, и Ян Владиславович провидчески нарочно замедлил шаг и, слегка юродствуя, стал заплетать ногами. Пройдя несколько домов за светофор по направлению к Садовому кольцу, провокатор, замешкавшись на углу, свернул в нехороший, темный переулок.