Чеченский капкан: между предательством и героизмом - Игорь Прокопенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывает заложник Григорий Фарниев :
«У одной женщины из них вот тут была взрывчатка, и пистолет она держала. Кнопку вот так, а пистолет так. А у другого был завязан пояс, куда деньги кладут. И там тоже была взрывчатка».
Поздно вечером 2 сентября Хучбаров взрывает двух шахидок. Главарь избавляется от лишних людей.
Рассказывает руководитель Управления ФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев :
«С 7.30 утра в ходе продолжительных переговоров была достигнута договоренность о том, что бандиты готовы выдать тела погибших заложников».
Утром третьего сентября президент Северной Осетии Александр Дзасохов официально сообщает, что в школе более тысячи заложников.
В полдень сотрудники МЧС начали эвакуацию тел погибших.
В 13.05 в школе прогремели два взрыва. Началась перестрелка.
Рассказывает заложница Инга Чеджемова :
«И взрыв прямо на нас вот! Скотч оборвался, который взрывчатку держал, и взорвалось. Они не взрывали, боевики».
Ее рассказ продолжает заложница Заира Бердигова :
«Внутри сначала два взрыва было, второй взрыв сильный, мощный произошел у нас. Вот тогда погибли люди».
Началась паника. Ополченцы прорвали кольцо оцепления и побежали вперед. Раздался третий взрыв. И тогда произошло то, чего не должно было произойти. Спецназ пошел на штурм школы вперемешку с обезумевшими от горя родителями.
Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев так описывает происходившие в тот день события:
«Самое опасное, когда огнем никто не управляет. Ведь надо же огнем управлять. Кто-то должен не стрелять, кто-то должен замолчать. Кто-то должен вести прицел. А там сплошное та-та-та-та-та по всему двору».
Из школы выбегает группа заложников. Обезумевшие от страха дети разбегаются в разные стороны.
К пятнадцати часам в больницы Беслана доставлено свыше 150 раненых заложников.
Валерий Андреев , руководитель Управления ФСБ по Северной Осетии , сообщает:
«Только сейчас пришла информация, что еще 27 детей из здания школы, под шквальным огнем бандитов, было вынесено и спасено».
Спецназ производит маломощный взрыв, чтобы проделать отверстие в стене и создать еще один путь для освобождения людей. В здании школы сильный пожар. Туда наконец прорывается «Альфа».
Рассказывает заложница Инга Чеджемова :
«И вот этот альфовец, без бронежилета, он стоит, а другой ему кричит: «Саша, куда? Бронежилет надень!» А тот прямо матом: «Какие там бронежилеты! Дети, говорит, здесь, их надо спасать!» И они втроем вот так встали и сделали щит. И мы под ними, под их ногами ползли через окно».
Группа боевиков вырывается из школы и пытается смешаться с ополченцами.
Вспоминает бывший президент Ингушетии Руслан Аушев :
«Для меня это была какая-то жуть. Как для человека военного, понимающего, что в месте, где проводится такая операция, муха не должна была пролететь. А там ходят люди в гражданской форме, с оружием. Я спрашиваю: «Это кто такой?» Мне отвечают: «Ополченец». Какой ополченец?»
Между спецназом и ополченцами едва не вспыхивает бой. Командование спецназа принимает решение блокировать зону боя.
Из школы выносят умирающих заложников. Врачей мало. Над всем этим кошмаром стоит непрерывный стон.
Вспоминает Валерий Цебиров , отец пропавшей без вести Тамерис:
«То, что я там видел, это... Если где-то есть ад, он рай по сравнению с тем, что я видел в этой школе».
Рассказывает Инга Чеджемова :
«Заходит боевик, говорит: «Куда, за мной все, сейчас стрелять буду». А уже все произошло, все мертвые в спортзале. И вот через этих мертвых нас гнали туда, в столовую. Оттуда стреляли, отсюда. Боевик рядом с нами на колени встал и кричал: «Сейчас будет Аллах акбар! Сейчас все будем в крови. Сейчас будем умирать!» Возле боевика мы лежали с Ляной. Она мне даже кричала: «Мама, ты, говорит, меня задуши». Я говорю: «Лучше пусть я тебя задушу, чем ты от пули умрешь, от ихней».
Кто-то уже нашел своих погибших детей. Кто-то мечется между машинами, пытаясь отыскать сына или дочь. Примерно в 16.30 бой в районе школы прекратился.
Родственники заложников искали своих. Шоковое состояние детей, многие из которых не могли говорить, тяжело раненные малыши, в которых родителям трудно было опознать своего ребенка, и бесформенные груды обгоревших тел усложняли эти страшные поиски.
Вспоминает Валерий Цебиров , отец пропавшей без вести Тамерис:
«Амагу мы нашли, нашли ее третьего числа, еще штурм шел, она была раненая. Ее оттуда вынес альфовец, которого впоследствии убили. Младшую искали, искали, искали – найти не могли».
К вечеру четвертого сентября появились первые списки. Кто-то кричал от счастья – ребенок жив. Кто-то начинал выть от горя. Кто-то растерянно разводил руками – нет ни в одном списке. Люди буквально осаждали больницы.
Рассказывает жительница Беслана Лидия Цкаева :
«Нам сказали: ночью, на рассвете, у нас много детей умерло. Ищите его теперь в морге. И тогда побежали все мужчины. И сын первый нашел его. Он, говорит, самый крайний лежал. Он еще был теплый».
Над городом стоял зловонный трупный запах. Прикрываясь носовыми платками, люди ходили от тела к телу, пытаясь в обожженных останках узнать своих близких.
Вспоминает Инга Чеджемова , мама погибшего Зелима Чеджемова :
«Мы искали Зелима и нашли. Я по ногам его узнала. Сразу по ногам я его узнала. Тогда его вынесли. Я хорошо посмотрела на руки: да, это Зелим, я говорю, это Зелим».
5 сентября весь город переоделся в черный цвет. Начались первые похороны. В этот день было похоронено более ста человек. Вместе с цветами к детским гробам несут игрушки и бутылки с водой. Большинство гробов закрыто.
В маленьком Беслане так много траурных процессий, что остановлено движение транспорта. Детей хоронят всем городом. Знакомые или незнакомые, православные или мусульмане, людям все равно.
Свидетельствует Заира Бердигова , мама погибшего Альберта Бердигова :
«Почти месяц я ребенка не находила. Во сне приходил: «Мама, 235-й номер посмотри». Я его, когда погибших в Ростов увозили, я с дороги сняла его».
Однако многие так и не нашли своих детей. Их фамилии оказались в списках без вести пропавших.
Вспоминает Валерий Цебиров , отец пропавшей без вести Тамерис:
«В морге я прокопался до половины восьмого утра. На следующий день опять пришли. Видимо, какие-то тела привезли. Опять пришли. Опять смотрели. Вот так было 3 или 4 дня. 7 дней».
По всему городу были расклеены детские фотографии. К десятому сентября списки пропавших без вести насчитывают 260 человек.
В моргах много неопознанных трупов. Выстраиваются очереди для сдачи крови на анализ ДНК.
Валерий Цебиров рассказывает:
«Я спрашивал, когда сдавали кровь, спрашивал специалистов: «Сколько времени это займет?» Они говорят: «От 3 месяцев до полугода». А через 8 дней они мне звонят и говорят: «Валера, так и так, мужайся, твою дочь опознали».
Тамерис похоронили на бесланском кладбище. А спустя какое-то время Валерий наткнулся в Интернете на фотографию девочки, освобожденной из лагеря подготовки шахидок. Девочка была очень похожа на его Тамерис. Он стал звонить в лаборатории, где проводят анализы ДНК. «За неделю анализ провести невозможно», – отвечали ему.
Валерий Цебиров убежден:
«Все, что связано с Бесланом, никогда не будет людям открыто, ни через 10 лет, ни через 20 лет, ни через 25 лет».
Официальные данные, обнародованные следствием, таковы: всего в результате теракта погибло 334 человека, из них 186 детей. Количество раненых превысило 800 человек; из них 72 ребенка и 69 взрослых стали инвалидами.
Когда прошел первый шок после трагедии, люди стали требовать, чтобы им назвали имена убийц. «Мы хотим, чтобы прекратили говорить о каких-то арабах или неграх, а точно сообщили жителям Осетии, кто конкретно там был, – говорили на встречах с представителями властей жители Беслана. – Фамилию, имя, отчество и так далее».
Житель Беслана, ополченец Сослан во время беседы со мной заявил:
«Я осетин, но мне жалко будет этих детей. Но как они с нашими поступили – я точно так же поступлю».
А вот что заявила Сусанна Дудиева , председатель комитета «Матери Беслана»:
«Это вина властей в том, что происходят теракты. Люди виноваты в своем равнодушии, а власти виноваты в том, что теракты происходят».
Прошел первый шок, и теперь было очень важно не допустить кровной мести. Чтобы понять, кто виновен в этой трагедии, бесланцы начали собственное расследование.
Говорит вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев :
«Есть чересчур много вещей, которые скрываются под понятием государственной тайны. Например, родственники заложников обнаружили осколок реактивного танкового снаряда. Кто давал команду танкам стрелять – непонятно».
