Кодекс пацана. Назад в СССР - Василий Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вставай, пацан! Не хрен притворяться!
Глава 30
Жесткие руки схватили меня за шиворот и резко тряхнули, словно рьяная хозяйка попыталась вытрясти коврик при генеральной уборке. Голова мотнулась, а затылок больно ударился об лежащую доску. В голове к обжигающей боли прибавились краски нового дня…
Я открыл глаза и уставился на Коржева. Тот хмуро смотрел на меня и в глазах его был всего один приговор: «Смерть!»
Меня тоже не выпустят, так как я слишком много видел и слышал… Но мне сейчас на себя было наплевать. Гораздо больше занимал другой вопрос. Я с трудом сглотнул и просипел:
— Что с мамой и Аленкой?
— Тебя это должно…бать в самую последнюю очередь! — процедил следователь. — Вставай! Поднимайся, ублюдок!
— С ними всё нормально, Лось, — послышался негромкий голос Гурыля.
— А ты завали е…льник! Будешь вякать, когда я скажу! — зыркнул в его сторону Коржев.
Гурыль что-то хотел ещё сказать, но сдержался. Похоже, что в этой шаечке и в самом деле лидером является Коржев.
Я с трудом поднялся. Скула болела адски, во рту ощущался металлический вкус крови. Вряд ли меня так можно было вырубить кулаком — скорее всего Ковальков использовал какой-нибудь кастет или свинчатку. Ну не может так жестко штормить от простого удара, даже от самого неожиданного.
Мы находились в каком-то заброшенном коровнике. Полуразрушенные кирпичные стены, обрушившаяся крыша, кругом разгром и запустение. Бутылки, следы от костров и обрывки сигаретных пачек. Заброшка…
— Откуда ты взял деньги? — спросил Коржев, когда я выпрямился.
— Там их уже нет, — буркнул я в ответ.
Ха!
От короткого, но жесткого удара я согнулся пополам. На этот раз места для размаха было много, но Коржев предпочел ткнуть коротко, но точно. Воздух выбило из легких, и чтобы заставить его войти обратно пришлось потратить немало усилий.
— Повторю — откуда ты взял деньги? Третий раз повторять не буду, а вопросы начнет задавать сталь, — слегка с пафосом произнес Коржев. — И знаешь, ей ты расскажешь гораздо быстрее, чем мне.
Меня бил кашель. Воздух входил с трудом, но всё-таки входил. Я кое-как принял вертикальное положение. Хотел как в фильмах про партизанов харкнуть в ненавистную рожу этого мерзавца, но взгляд упал на Карася.
Старшак пацанов с Серовки лежал возле небольшого костерка. Отблески плясали на остроскулом лице, где между бровями чернела маленькая дырочка. Из этой дырочки лениво сочилась кровь. Казалось, что Карась устал и уснул возле костра с насаженными на веточки кусками хлеба, вот только положение тела говорило о том, что ему не совсем удобно спать. Да и не проснется он уже никогда…
— Так что? — спросил Коржев и вытащил из кармана небольшой перочинный ножик.
Таким ножиком обладали почти все уважающие себя пацаны — лезвие не сказать, что большое, зато есть пилка, шило, ножнички и отвертка. Мальчишки всегда любили играть с тем, c чем запрещали. Мамы говорили: «Не бери ножик, порежешься». А пацаны всегда таскали в кармане какой-нибудь перочинный ножик, чтобы в те же «ножички» поиграть, какую-то стрелку заточить для лука, рогатку выстрогать. И просто хотелось в чём-то подражать взрослым.
И вот сейчас взрослый показал мне тот самый ножичек с крестиком на гербе. Небольшой, но, судя по лезвию, очень остро заточенный. И таким лезвием можно натворить немало дел…
— С ними точно всё нормально? — я через плечо Коржева взглянул на Гурыля.
Тот просто склонил голову. Коржев же коротко взмахнул рукой и мою шею обожгла резкая боль.
Я отшатнулся и невольно зажал щеку рукой. Под ладонью сразу же намокло. Я озадаченно посмотрел на ладонь — она сразу же покраснела от крови.
— Надо же, промазал, — словно сочувственно проговорил Коржев. — А ведь метился в глаз… Ну да ничего, в следующий раз буду точнее…
— Да что ты творишь? — просипел я.
— Повторить? Я с радостью, — невозмутимо ответил следователь. — Моё терпение на исходе.
— Я покажу, где они… Покажу…
— Ну вот, и нужно было доводить до греха? — скривился в подобии улыбки Коржев. — Всё с твоими родными в порядке, но если ты нас обманываешь, то всё может измениться. Грохнут и всех дел… Выдвигаемся!
Последнее слово он адресовал уже Ковалькову и Гурылю. После этого двинулся на выход, брезгливо переступив через лежащего Карася.
— А как быть с этим? — Гурыль кивнул на старшака с Серовки. — Его тут пацаны местные могут найти.
— Грузи его в «буханку». По дороге скинем в овраг.
— Но, если нас остановят… — проговорил Гурыль.
— Ты меня бесишь, племяш! Всё тебе объяснять надо — грузи его в схрон, откуда недавно этого перца достали, — он показал на меня. — А если остановят, то ксивы нам на что? От комаров отмахиваться?
Гурыль опустил голову и двинулся к Карасю. Он один взвалил на себя тело бывшего подельника и потащил к стоявшей неподалеку «буханке». Ковальков даже не двинулся с места, с грустью глядя на меня.
— Как же так? — спросил я, прижимая к лицу ладонь.
— Да вот так, Александр. Вот так… Идем. Сядешь в кабину и не делай глупости. Вон, приложи подорожник, чтобы не сильно текло.
Я сорвал крупный лист, слегка обтер его и приложил к порезу. Не сказать, что сильная помощь, но всё-таки лучше, чем ничего.
Гурыль кое-как завалил Карася внутрь машины и накрыл его пологом. Карась лег в то самое место, где недавно лежал я. Коржев сел в стоящие неподалеку неприметные «Жигули» бежевого цвета. Я оглянулся на полуразрушенный коровник. Тропинка к нему почти что заросла, а вот разбитая дорога ещё оставалась, угадывалась сквозь буйно разросшуюся траву.
Вряд ли меня увезли далеко, так что это может быть где-то рядом с селом Преображенское. Надо будет запомнить, чтобы при счастливом случае можно было рассказать милиции.
Вот только будет ли этот самый счастливый случай?
Слишком много смертей в последнее время произошло, чтобы меня так просто могли отпустить. Слишком много молодых людей никогда не увидят внуков… Слишком много…
Я назвал пункт назначения. Следователи переговорили о чем-то, а потом Коржев сел за руль и повел «буханку» в сторону выезда из невысокого кустарника. «Жигули» поехали следом. Оно и правильно — проходимость у первой машины гораздо больше, а если вторая застрянет,
