Цирк 'Гладиатор' - Борис Александрович Порфирьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Домой приехали под утро, но она всё не хотела распрощаться с графом. Коверзневу, в конце концов, это надоело, и он ушёл спать. Лёжа в постели, он воображал, как корнет обнимает и целует его жену. Он так ярко представил эту картину и так разбередил своё самолюбие, что не выдержал и, взяв одеяло и подушку, ушёл в другую комнату и закрылся на ключ.
Потом пришла Рита и стала стучаться в дверь.
— Нам надо объясниться, — говорила она в замочную скважину. — Не делай вид, что ты ревнуешь. Что это значит?.. Никогда ни слова, а сегодня — изволь радоваться… Валерьян, слышишь? Открой.
— Разбудишь прислугу.
— Не откроешь, так разбужу.
Он не выдержал и открыл дверь. Шагая в одном белье из угла в угол, говорил взволнованно:
— Нет! Я больше так не могу! Ты превращаешь меня в истерика! Я не знаю, до чего ты можешь меня довести! Это ужасно, но мне иногда хочется ударить тебя. Так жить нельзя. Мы должны объясниться. Живи одна. Хочешь, я отдам тебе квартиру и все деньги, какие у меня есть?
— Ну прости, прости, милый. Хочешь, я никуда не буду ходить? Хочешь? Мы будем жить тихо, как отшельники.
Как обычно, всё закончилось откровенными ласками в постели. Но эти ласки не казались ему выражением страсти, а заученными приёмами опытной развратницы.
36
Никита был в зените славы. Получение звания чемпиона мира, почётной ленты и золотой медали было уже простой формальностью. Ещё несколько дней, и всё будет закончено. Последний противник — Алек Корда — не был страшен после Вахтурова и Омера де Бульона.
Памятуя о том, что он всем обязан Верзилину, Никита решил ему сделать дорогой подарок. Выбор его остановился на золотом подстаканнике. Никита решил, что он выгравирует на нём какую–нибудь тёплую надпись и преподнесёт его в тот день, когда получит звание чемпиона мира.
У ювелира произошла странная встреча. Там сидел Корда. Положив свой мощный обтянутый пикейным жилетом живот на стол, он рассматривал какой–то золотой кружок, держа его в вытянутой руке и откинув голову в сдвинутом на затылок цилиндре. На толстом стекле перед ним лежало ещё много кружочков и металлических пластинок.
Увидев Никиту, он закрыл своими лапищами стекло и тяжело засопел.
Ненависть его не была в диковинку Никите, и он, договорившись с ювелиром о подстаканнике, ушёл, не придав значения происшедшему.
В цирк он явился, как обычно, перед десятью часами. Борцы уже надевали свою форму. Одни встретили его радостными приветствиями, другие — молча, третьи — неприязненно.
Заняв два стула, сидел огромный Вахтуров, рядом с ним стоял всегда весёлый Тимоша Медведев, квадратный бельгиец Стерс расправлял перед зеркалом свои усы. Оплывший жиром, с длинными, как у женщины, волосами, Луи Телье раскладывал пасьянс.
Корда, в чёрном трико, увешанный иностранными медалями и жетонами, стоял насупившись. Он потрогал свою волосатую грудь, подошёл к Никите. Сказал:
— Я имею пара слов поговорить к вам.
— О чём? — спросил Никита, ожидая подвоха.
— Мы будем выходить раздевалка. Коридор. Там имею разговор я.
— Не о чем нам с тобой говорить, — сказал с улыбкой Никита. Сказал громко, чтобы слышали все.
— Очшень, очшень важная разговор, — настаивал Корда. И, потянувшись к Никитину уху, прошептал: — Речь идёт о ваша судьба.
— Не пойду, — упрямо отказался Никита.
Тогда Корда властно притянул его шею и прохрипел в ухо:
— Если послезавтра будешь молчать, я даю тебе большой деньги.
Никита оттолкнул его и произнёс громко, сердито:
— Ишь, какой купец нашёлся!
— Не согласишься — плохо будет!
— Не распускай руки, урод! Отойди!
Никита резко толкнул его ладонями.
Ударившись о стену, Корда сжал кулаки и, нагнув голову, пошёл на него.
Несколько человек бросились к чемпиону и оттащили ею в сторону. Он отбросил их от себя, сказал Никите веско, словно ударил молотом:
— Пожалеешь!
И вышел из общей раздевалки в свою.
Никита остался. Тяжело дыша, сказал:
— Мне Омер не предлагал… А этот… толстопузый… Да я его, Якуня — Ваня!
— Ты вот что, Никита, — произнёс Вахтуров, тяжело наклоняясь, зашнуровывая башмак. — Того… осторожнее будь послезавтра… чтоб руку тебе не сломал… Ты везучий, в сорочке родился… однако… в нашем деле всё бывает…
— Да что он, не знает, что ли? — сказал Медведев. — Верзилин уж ему всё обсказал. Но ты это, правда, Никит, держись послезавтра… чтоб там руку или ногу…
— Ишь, как он по–русски–то заговорил, — сказал Уколов. — Всё тихо–мирно около нас, бочком, бочком, а сам всё понимает…
В дверях показалось озабоченное лицо арбитра.
— На манеж! Пошевеливайтесь!
Вахтуров тяжело поднялся со стульев. Неуклюже повернув могучую шею к борцам, сказал:
— Пошли, братва.
В коридоре их догнал Омер де Бульон, без маски, не страшный, не таинственный.
Из боковых дверей вышел Корда, плечом прижал Никиту к стене. Некоторые из борцов обернулись, замедлили шаги. Корда посмотрел на них угрюмо — они ушли.
— Уходи из цирка! — прохрипел он в лицо Никите.
— Да что ты ко мне пристал? Я и других кладу, не только тебя, — тяжело дыша, сказал Никита.
— Уходи! Нет нам вдвоём места здесь!
— Почему?
— Уходи… Не то не сдержу себя — убью… Знаю тебя, праведника… Всё по закону тебе надо, а ты попробовал бы…
Нагнув голову, Корда приближался к Никите, взгляд его был безумен. Никите стало страшно,
— Уйди! — вскрикнул он.
— Знаю! Разболтать всем хочешь!
И вдруг Никита вспомнил ювелирную лавку и блестящие кружочки и понял всё.
— Дура! Так бы и сказал, — обрадованно заговорил он. — Да никому я не скажу. Заказывай себе медали, сколько хошь…
Никитина улыбка окончательно вывела Корду из себя. Приблизившись, он ударил парня в скулу, навалился всей тушей, приговаривая:
— Праведник чёртов… Маменькин сынок… Удачник… Любимец публики…
Никита старался вырваться, объясняя:
— Да не говорил я никому про твои медали. Пусти!
Но Корда не пускал, царапал его в кровь.
Наконец Никита изловчился и ударил его головой в подбородок.
Корда грохнулся, сломав деревянные декорации, подняв тучу пыли.
Сидя, держась за ухо, рычал:
— Лучше бы сказал всем… Все бы поняли — каждый заказывает себе медали… Все грешные… Один ты с пустой грудью… Праведник, а хуже всех. Не хочу от тебя зависеть, сволочь… Ложиться под тебя… Подо всех лягу, а под тебя не буду…
— Тьфу ты! — плюнул Никита на пыльный пол. Отирая со щеки кровь, взволнованно дыша, он подошёл к борцам, толпившимся у занавеса, и на их вопрос: «Что случилось?» — ничего не ответил, только махнул рукой.
Они уже выстроились, когда появился Корда.
— Поправьте причёску, —
