Ралли «Конская голова» - Елена Ванслова

С первых же минут, увидев бегущую по красно-коричневому овалу стадиона коротко остриженную девочку, он понял, что ему достался для огранки редкий экземпляр. Ее пружинистый, летящий бег был поистине божьим даром, скорость которого необходимо было лишь старательно развить и довести до наивысшей отметки. Ежедневные напряженнейшие, в четыре этапа, тренировки она отрабатывала с недетской целеустремленностью, не жалуясь и не высказывая претензий, свойственных ранним примадоннам, способная в любую минуту, несмотря на усталость, рассмеяться своим звонким, переливчатым смехом. Она всегда была готова скорее увеличивать нормы и не искала легких путей к успеху. После первого года специальной подготовки Ганка по всем данным вышла на уровень европейской элиты и в этом году, по прогнозам вычислительного центра и секции, должна была получить за свои достижения одну из сверкающих медалей чемпионата.

Тренер запросил у памяти компьютера последовательно все результаты тестов и соревнований нынешнего года. Как он ни старался, в рядах цифр он не мог найти ни малейшей лазейки, никакого ключика к разгадке падения Ганкиной результативности. Еще на мемориале Рошицкого она повторила европейский рекорд — 10,38. И вот всего лишь двумя неделями позже — ушат холодной воды в Лиссабоне! Срыв в забеге был как фальшивая нота в скрипичном соло, внезапной дисгармонией в чистой музыкальной фразе. В подготовке они определенно не допустили ошибки — в этом он был теперь уверен. И рекорд на мемориале Рошицкого это подтвердил. По заключению врачей, Ганка в день старта была абсолютно здорова — ключик был спрятан не здесь. И все-таки она пробежала на пять десятых медленнее того, к чему была подготовлена, а для спринтера это то же, что метр для прыгуна в длину. Неясное ощущение несоответствия, затуманенное как отражение в запотевшем стекле, не давало Петру покоя. "Надо еще раз обстоятельно поговорить с Ганкой", — решил он и выключил ЭВМ.

Он направился прямо к ней. Ганка как раз старательно разминалась на искусственном газоне перед вечерней тренировкой. Они поздоровались, улыбнувшись друг другу, оба были искренне рады, что снова вместе. За эти два года совместного каторжного труда у них сложились дружеские отношения, словно и не было между ними семидесяти шести лет разницы. Петр не принимал всерьез свои восемьдесят четыре года, он чувствовал себя все еще на вершине тренерских сил. К этой непоседливой девчушке он привязался с самого начала, будто она была его собственной внучкой.

— Утром я был в Центре, — начал он как бы между прочим.

— У Явурека? — выдохнула Ганка и замерла, перестав высоко поднимать ноги.

— Да, у Явурека. На "ковре"…

— Что он говорил?

На ее лице явно промелькнул испуг.

— Бушевал. Он с удовольствием бы разорвал тебя на части. Хочет исключить тебя из лиги…

— А за что? Тебе он то же самое сказал? — Ганка всхлипнула.

В эту минуту она напоминала ему беззащитного кролика, загнанного в угол львиной клетки. Только и остается, что плакать.

— Ясное дело. Невыполнение установленной результативной нормы! Полное поражение.

— Не ему говорить! — с вызовом выкрикнула Ганка и гордо вскинула голову.

— Послушай, Ганка, — Петр вопросительно посмотрел ей в глаза, — откуда ты его знаешь? Он тебе что-нибудь сделал?

— Нет, еще чего… — неуверенно сопротивлялась маленькая бегунья.

— Я должен составить справку для Центра, проанализировать работу и сделать выводы по поводу нашей неудачи. Нам надо вместе еще раз все досконально разобрать!

— Что ты хочешь еще разбирать?

— Твой забег. У меня концы с концами не сходятся. Тесты были безупречными, форма прекрасная, робкой тебя не назовешь, так в чем же дело, черт побери? Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Что еще тебе говорить, дед? Ну, не получилось, — попробовала уйти от ответа Ганка.

На ее не по-детски напряженном лице он прочитал тревогу, а привычные звездочки в ее глазах погасли, как фонарики на ветру. Все-таки она что-то утаивает и борется с собой, — теперь тренер уже был уверен в этом. Она не может долго притворяться перед ним — слишком хорошо они знают друг друга.

— Мы вместе должны найти то место, где допустили ошибку! Иначе…

— Иначе что?

— Иначе меня тоже вышвырнут на улицу. Явурек здорово зол на нас обоих.

— Разве ты виноват?

— Как-никак я тренер сборной… Значит, и моя вина.

Ганка некоторое время молчала, понурив голову, и задумчиво пинала ногой камешек. Петр чувствовал, что приближается к цели, но не торопил — не хотел спугнуть ее понапрасну. Он должен был дать ей созреть, потому что видел — в девочке происходит внутренняя борьба, которая и даст ответ. Петр выжидал.

В глазах у Ганки заблестели слезы и беззвучно отправились в путь по маленькому личику.

— Я не хочу, чтобы ты… из-за меня… Знаешь, дед, я, наверное, очень глупая…

— Почему же?

— Это он во всем виноват! — вырвалось у нее с плачем.

— Кто?

— Да Явурек!

— Как это? — не мог понять тренер. — Что у него с тобой общего?

— Он отобрал у меня Ариэля!

— Кого?

Теперь он и вовсе ничего не понимал. Картина, вместо ожидаемого прояснения, замутилась. Явурек, Ариэль — что за головоломка?

— Знаешь, только не сердись, я сказала тебе не все… Я должна тебе признаться, вернее, должна, была…

Маленькая рекордсменка уже не сдерживала рыданий. Слезы, как прозрачные шарики, скатывались одна за другой и рисовали грязные дорожки на лице надежды легкой атлетики.

— У меня был такой маленький медвежонок, — начала она неожиданно свою исповедь. — Такой хорошенький, мягкий, лохматый и розовый. Мне дала его бабушка, когда я была еще совсем маленькой. А она получила его от своей бабушки, и всю жизнь он приносил ей счастье. Теперь уже таких лохматых не делают, это негигиенично или как там еще…

— Это верно, — подтвердил Петр.

— Вот видишь! Я с ним играла иногда, когда у меня была свободная минутка, и сшила ему рубашечку и брючки, такие клетчатые на бретельках, и шапочку с козырьком… И всегда брала его с собой на соревнования как талисман.

— Талисман? — не поверил Петр. — А зачем?

— Он меня тоже об этом спросил. Я понимаю, что это глупо, что все зависит от подготовки, я, конечно, на него не надеялась… Ты ведь мне веришь, дед? Или тоже нет?

— Но какая тут связь?.. — все еще не улавливал смысла Петр. Разноцветные осколки слов отказывались складываться в понятную картину.

— Перед стартом в мою раздевалку зашел Явурек. Начал говорить, что Центр в меня верит, что медаль мне обеспечена и все такое. И вдруг он увидел в сумке Ариэля. Ты бы видел, как он разъярился! Со злостью вытащил его и начал на меня кричать. Как здесь оказалось это барахло из прошлого века, и сколько в нем должно быть пыли и микробов, и что я рискую здоровьем и позорю доброе имя нашего спорта, и понимаю ли я, сколько средств вложило в меня общество, он не сказал — денег, а средств, и можно ли в наше время, в конце двадцать первого века, надеяться на какой-то идиотский талисман, если мало тренируешься?