Путеводитель по миру Братства черного кинжала (ЛП) - Дж. Уорд

Дж.Р.: Это правда, что Кормия создает дизайн для нового клуба Ривенджа?

Фьюри: Да, и она уже закончила. Пока мы разговариваем, они уже начинают строительство. И Роф поручил ей проект нового помещения для Безопасного Места. Она в восторге. Я купил ей архитектурную программу, научил, как ей пользоваться… но она предпочитает работать на бумаге. У нее есть кабинет на вилле Ривенджа с архитекторским столом… без кресла, она стоит, когда делает чертежи. Я покупаю ей каждую книгу по архитектуре, которая только приходит мне в голову, и она читает их запоем.

Дж.Р.: Как думаешь, остальные Избранные найдут себе супругов?

Фьюри:  (хмурится) Да… но каждый мужчина, который захочется увиваться вокруг них, сперва должен будет иметь дело со мной.

Дж.Р.: (смеется) Ты будешь таким же плохишом, как и Зи, когда дело касается Наллы?

Фьюри: Они – мои женщины. Каждая из них. Кормия – моя супруга, и моя любовь к ней глубокая, совсем другая, но я также и ответственен за будущее остальных.

Дж.Р.: Что-то подсказывает мне, что ты прекрасно справишься с этой работой.

Фьюри:  Поживем-увидим. Надеюсь на это. Скажу одно, когда дело коснется их хеллренов, я буду выбирать исходя из характера, а не кровной линии.

Повисла длинная, обоюдоприятная пауза, и спустя какое-то время я падаю на траву и смотрю на небо. Синева неба на самом деле сияет, а белизна хлопковых облаков настолько ярка, почти ослепляет. Они вместе напоминают мне о свежевыстиранной одежде, может потому, что все настолько чистое и сияющее, и меня освещает теплое солнце, и все пахнет так приятно…

Да, думаю я про себя, я помню эти цвета… родом из детства, их четкость усилена чудом и восхищением простой возможностью видеть их.

Дж.Р.: Спасибо, что привел меня сюда.

Фьюри: Я ничего не сделал. Ты просто хотела пойти сюда. И, кстати, путешествие было приятным.

Дж.Р.: Не могу не согласиться.

Остальные вопросы, которые я могла задать ему, улетучиваются из моей головы в чистое небо над нами. Когда я слышу шорох травы позади меня, то понимаю, что он тоже лег на лужайку. Мы растянулись на траве, руки – над головами, ноги скрещены в лодыжках.

В конечном итоге мы возвращаемся в особняк, в спальню, в которой мы были, и говорим о всяких пустяках. Я понимаю, что Фьюри дает мне возможность прийти в себя, и очень ценю его заботливость.

Когда, наконец, приходит время уходить, мы идем вниз по коридору, к кабинету. Я прощаюсь с Рофом и Бэт, а Фьюри остается для разговора с королем и королевой. Спускаюсь по парадной лестнице и слышу голоса додженов, которые опять выходили из столовой. Они накрывают стол для Последней трапезы, для Братьев и их шеллан.

Выходит Фритц, открывает дверь вестибюля и провожает меня назад к Мерседесу. Прежде чем сесть в седан, я поднимаю взгляд на серый фасад особняка. Свет горит в каждом окне,  очевидное доказательство того, что, несмотря на серый, напоминающий бастион экстерьер, внутри царит жизнь и радость.

Я сажусь на заднее сиденье машины, и когда Фритц закрывает за мной дверь, я вижу, что на месте, где я должна сидеть, лежит черный кожаный мешочек. Когда дворецкий садиться за руль, я спрашиваю его, что это, и он говорит, что это подарок для меня. Я начинаю благодарить его, но Фритц качает головой и говорит, что подарок не от него.

Когда между нами поднимается перегородка, я беру мешочек, снимаю узел и высыпаю содержимое на свою ладонь.

Это маленький черный кинжал, все еще теплый от печи. Качество исполнения захватывает дух… каждая деталь, от рукоятки и до бритвенно-острого кончика, все идеально выковано, и миниатюра оружия сияет. Его творцу потребовалось много времени на ее создание… и ему был важен результат, очень важен.

Я сжимаю ладонь с подарком, когда Мерседес начинает движение вперед, и мы спускаемся с горы, направляясь назад в «реальный мир».

Дж.Р.Уорд о «Священном любовнике»

Я люблю Фьюри. Писать книгу о нем – просто предел мечтаний, я серьезно. И, как уже упомяналось, о Боже мой, я даже в отдыхе не ощущала необходимости.

И на этой ноте, я приведу некоторые из моих мыслей о проделанной работе.

Мой писательский график нерушим. Я пишу семь дней в неделю без каких-либо отговорок или компромиссов: неважно, болею я или в отпуске, путешествую ли – моя задница всегда прикована к писательскому креслу. Так продолжается уже почти десять лет, и я думаю, что за это десятилетие я прогуляла всего дня три, и то по крайне важной причине. Для того чтобы писать, я встаю в полпятого утра в номере Манхэттенского отеля. Сажусь за стол сразу после визита к стоматологу. Не выхожу из дома, даже если на улице отличная погода. Моя позиция такова – нет ничего важнее написания книги, и я довожу до сведения всех окружающих, что время, проведенное за написанием романов не подлежит обсуждению. Я не утверждаю, что я – супер-героиня. Я просто очень дисциплинирована, это во-первых, а во-вторых – мне это нужно. Если я не пишу – я не существую. Меня трясет, если я этого не делаю.

Предполагает ли все вышеперечисленное шедевральность моих работ? Абсолютно нет. Я могу написать дерьмо, как иногда это делают другие. Но я упорно тружусь над текстом, переделываю его и безжалостно вырубаю ненужное, словно топором, пока слова не займут свои места. Часто этот процесс протекает медленно и утомительно. Во  время работы над первым черновым вариантом, я могу писать лишь шесть-десять страниц в день. Проверка написанного еще на начальном этапе, как правило, двигается со скоростью не более десяти страниц в день. Потом пятнадцать. Затем двадцать. После того, как мой редактор ознакомится с рукописью, я перечитываю текст снова и снова, но не более двадцати пяти страниц в день. Если я вношу правки редактора, то могу сделать и сорок. Каторжный труд? Тяжелая правка для меня означает более пятидесяти или семидесяти пяти страниц в день.

Дело в том, что я не тороплюсь – пишу медленно, что означает многочасовую работу.

Мой обычный день начинается тогда, когда я добираюсь до компьютера в кабинете верхнего этажа. Как правило, это происходит часов в восемь утра. Работаю в течение двух часов. Делаю перерыв, чтобы выпить еще кофе (в это время иногда проверяю электронную почту внизу), а затем возвращаюсь наверх еще часа на два. После этого у меня пробежка, а затем я провожу остаток дня за редактированием и решением деловых вопросов. Но этот график меняется, если я не вписываюсь в установленные сроки, и это означает, что ничего, кроме пробежки, не может оторвать меня от работы.