Ночные ведьмы - Раиса Аронова

— Подсчитала, — говорю, — с Таманской земли сделала 208 боевых вылетов в Крым. Значит?..

— Значит, четыреста с лишним раз пересекала Керченский пролив, заключает Руфина. — И это тебе-то! Ведь ты боялась воды, — припоминает она мне старые грехи.

— А ты разве не боялась? Ну признайся, по-честному?

— Неприятно, конечно, лететь на сухопутном самолете над морем, — не скрывает Руфа и пристально смотрит в зеленовато-синюю глубь. — Бывало, как начнут обстреливать, так стараешься уйти в море, но потом, когда отстанут, опять жмешься к берегу. Земля, хоть там и враг, — все-таки земля. Притягивает…

Руфу, вижу, клонит ко сну — сегодняшнюю ночь мало спали. Ну, пусть подремлет. Я выбралась из машины, подошла к борту, где стояло несколько «пеших» пассажиров.

— Вы из Керчи? — спрашиваю стоящую рядом женщину.

— Нет, из Жуковки.

— Давно там живете?

— Да почти всю жизнь! — весело отвечает собеседница. Вот находка! Я навострила уши.

— Ив войну там жили?

— Жила… — она почему-то перестала улыбаться. Паром скоро подойдет к причалу. Нужно спешить!

— Вы не помните, здесь летали «кукурузники» во время войны? Слышали о таких?

— Как же! Они по ночам летали. Немцы дю-юже их не любили.

Уж какая там любовь!

— А вам от этих «кукурузников» не доставалось?

— Ни, они аккуратно бросали бомбы. Вот, помню, как-то немцы привезли в Жуковку прожектор, новенький, и поставили его возле штаба. В ту же ночь «кукурузник» разбил его. Мы так обрадовались! На другой день и штаб уехал. У нас стало тихо.

Женщина была, очевидно, твердо убеждена в том, что для ПО-2 попасть в прожектор — раз плюнуть. Мне не хотелось разрушать ее иллюзий. Зачем общипывать свой лавры? «Эх, тетечка, — подумала я, — знала бы ты, как мы однажды на Северном Кавказе всем полком две ночи напролет бомбили переправу у Хамидии, а она все стояла целехонькая, как заколдованная!»

— Скажите, около вашей Жуковки не падал ночью сбитый «кукурузник»? — с затаенной надеждой задаю вопрос.

Это о Жене Рудневой спрашиваю, о нашем штурмане волка, о «девушке-сказке», как называю ее про себя. Тогда, в апреле сорок четвертого года, так и не удалось найти даже обломков самолета. Неужели и она, и летчица Прокопьева сгорели дотла?

— Ни-и! Николи не было такого! Немцы не умели сбивать их.

«Умели, к сожалению. Не видела, значит, как горел самолет. Ярко, словно шаровая молния».

Паром начал пришвартовываться. Пассажиры заволновались. Женщина торопливо поправила платок на голове, попросила меня поднять ей на плечи поклажу и двинулась к выходу. А через несколько минут и мы съехали на крымский берег.

Ни в Керчи, ни в Эльтигене наши самолеты никогда не касались земли, это не базовые точки. Тем не менее мы решили обязательно там побывать.

«Эльтигенские ночи» — явление исключительное в боевой работе полка. В этот период мы стали транспортной авиацией. Возили продукты, медикаменты, патроны — все это было так необходимо нашим десантникам в Эльтигене! Отрезанные с моря и суши, они жили и боролись только благодаря помощи с неба.

Нам очень хотелось увидеть при дневном свете тот белый прямоугольник школьного двора, куда мы сбрасывали груз. Мысленно я представляю его всегда отчетливо, ясно. Но хочется постоять там, посмотреть вверх, на небо — как ПО-2 выглядели для десантников? И еще хочу выяснить долго мучивший меня вопрос: почему несколько раз случалось так, что трасса пуль от наземного (а не зенитного!) пулемета проходила дугой над моим самолетом? Именно «над», а не «под». По моим представлениям, для этого нужно было, чтобы пулемет стоял приблизительно на уровне высоты полета самолета, то есть не ниже, чем метров на тридцать-сорок. Где же находилась эта вражеская огневая точка?

Я высказала свои недоумения Руфине.

— Подожди немного, на месте уточним, — отклоняет она все мои «где?» и «почему?», уткнувшись в карту.

Асфальт выводит нас почти на берег. Впереди — широкая полоса песчаного пляжа, на котором маячат редкие фигуры отдыхающих.

— Извините, вы здешняя? — останавливаем идущую с пляжа купальщицу.

— Да, я керчанка.

— Подскажите, пожалуйста, как проехать в Эльтиген?

— А какой вам нужен — первый или второй?

— Разве их два? Нам нужен тот, где во время войны высаживался десант.

— Тогда поезжайте вон по той дороге, в Эльтиген-II. А этот поселок Эльтиген-I. Простите за любопытство — почему вы им интересуетесь?

Пришлось коротко объяснить.

— На ловца и зверь бежит! — обрадовалась керчанка и стала торопливо доставать из сумочки блокнот. — Давайте знакомиться. Я сотрудница газеты «Керченский рабочий», Маркелова Людмила Даниловна. Сегодня же постараюсь сделать материал в газету.

Людмила так за нас уцепилась, так настойчиво (ни очень вежливо и мило) просила и расспрашивала, что мы волей-неволей выполняли все ее желания: надевали Звезды (прямо на дорожные платья), отвечали на многие вопросы, позировали перед фотоаппаратом.

— Это мои первые в жизни снимки, только начинаю осваивать профессию фотокорреспондента, — призналась Людмила.

На прощанье обменялись адресами.

Эльтиген-II оказался совсем близко. Из-за поворота дороги открылся вид на знакомые очертания берега, и напряженный волнением взгляд сразу же остановился на том, чего мы с нетерпением ожидали — здание школы, обнесенное низким белым забором.

— Это она! — воскликнули мы с Руфой и одновременно схватили Лешу за плечи.

Он прибавил обороты мотору.

Как бы я ни описывала сейчас те чувства, которые высокой волной выплеснулись из сердца, все равно понять меня до конца сможет лишь только тот, кто летал сюда осенними ночами 1943 года. Вы, мои однополчанки. Помните?

…Самолет идет над морем. Впереди, на темной прибрежной полоске крымской земли, оранжевым глазом мерцает костер. «Сюда, сюда, — зовет он, я горю, у меня есть силы, но нужно поддержать их. Нужна пища, патроны, лекарства. Сюда, сюда…» Самолет бесшумно снижается, летит мотыльком на огонь. Вокруг костра падают, как спелые яблоки с дерева, мешки, ящики, почта. Вражьи пули стараются настичь ночной мотылек, но он, мелькнув легкой тенью, тает во мраке. Иной раз с неба вдруг раздается звонкий голос: «Полундра, бросаю патроны!» Тогда во дворе восторженно летят кверху шапки и бескозырки…

Мы стоим сейчас на том месте, где горел костер. Он давно погас, вместе с пожаром войны. Но в уме опять вдруг вспыхнул предупредительным желтым светом. Природа мудро поступила, наделив человека памятью. Жаль только, что некоторых она обошла. Но большинство людей помнят о военных кострах и, наверно, не допустят, чтобы они опять вспыхнули.