Без пощады - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вариантов было три. Первый: выйти на связь с врагом, обнаружить свое местоположение и сдаться в плен. Второй: покончить с мучениями сразу при помощи табельного оружия. Третий: понадеяться, что в радиусе действия их ракет случайно окажется какая-нибудь клонская посудина, разнести ее в клочья и погибнуть героями.
Третий вариант был, конечно, предпочтительнее всего, но он же представлялся и наименее вероятным.
Случилось, однако, нечто четвертое. Второй пилот и стрелок сговорились за спиной Марицына, разоружили и заперли старшего лейтенанта в крошечной каюте для отдыха, вслед за чем вышли на связь с клонами. Те не ответили. Но еще через сутки из-за центральной звезды выполз… индийский фрегат!
О! Второй пилот и стрелок не могли поверить своему счастью! Они немедленно освободили Марицына и повинились. Они заверили его, что имитировали сдачу в плен, а на самом деле готовились расстрелять приблизившееся клонское судно ракетами в упор. Но если уж вместо клонов появились наши – значит, жизнь прекрасна!
Марицын сказал им, что так и так они заслуживают трибунала. В случае честной сдачи в плен – за мятеж на борту боевой единицы флота и за измену Родине. В случае вероломного открытия огня по клонам – за нарушение обычаев войны. Но принимая во внимание… ситуацию… стресс… и все такое… он предпочитает забыть «об этом эксцессе».
Вскоре индийский фрегат совершил Х-переход и оказался от «Грифа» совсем близко. На приберегавшемся специально для такого случая топливе истребитель проделал стыковочные маневры, и когда шлюз открылся… внутрь ворвалась конкордианская группа захвата!
После быстротечной перестрелки Марицын и оба его товарища были ранены и пленены.
Оказалось, что клоны не такие дураки. И, располагая несколькими трофейными кораблями Объединенных Наций, используют их в качестве троянских коней для ликвидации изолированных очагов сопротивления и таких вот заблудившихся единиц флота, как «Гриф» Марицына.
В чем мораль? В том, что наряду с кавторангом Щеголевым старлей Марицын слыл у нас в лагере чемпионом невезухи. И уж если кто-то клонов ненавидел – так это он и двое других членов его экипажа.
Кстати, этих двоих – я знал их в лицо, но не более – я что-то не заметил ни на борту «Сухуми», ни на Большом Муроме. Впрочем, ну и что? Мало ли кого я не заметил! С тем же Щеголевым я первый раз после 20 февраля пересекся только на «Камчадале».
Когда наш ковчег вышел из Х-матрицы, мы все бросились в кают-компанию, где были самые большие иллюминаторы и хорошие мониторы. Мы сгорали от нетерпения. Где? Где мы? Это Восемьсот Первый парсек или что?
Да, мы вышли из Х-матрицы там, где и ожидалось: возле номерной планеты С-801-7. Эту глыбу голубого хрусталя ни с чем не спутаешь.
Совсем скоро увижу Кольку! Кожемякина! Готовцева! Всех наших!
И вдруг, отчетливо выделяясь на фоне всеобщего возбужденного гомона, у меня над ухом раздался напряженный голос:
– Бесконечная пустота, заполненная крошечными шариками. Не могу понять…
– Что? – спросил я машинально и оглянулся.
У меня за плечом, пристально вглядываясь в иллюминатор, стоял Марицын.
– Не могу понять… – повторил он. – Зачем? Каким должен быть Творец, чтобы находить смысл в подобном творении?
– А что вас не устраивает?
(На «ты» мы с Марицыным никогда не переходили, он вообще терпеть не мог, когда ему тыкают.)
– Тупое самодовольство всего этого. – Старлей по-прежнему смотрел в иллюминатор, и следовало понимать, что его претензии адресованы всему Большому Космосу. – Я заметил, что материя упряма. Но это не просто упрямство. Это нескончаемое самоупоение собственной косностью, своей приверженностью к так называемым законам природы.
Ну и выбрал он время для диспута! Что – с Кирдэром на Глаголе не начирикался?
– Все это, – сказал я, – сотворил Ахура-Мазда в неизреченной благости своей. Если вам не нравится – значит, вы просто невнимательно читали «Ясну».
Любой нормальный человек, прошедший через лагерь нравственного просвещения, понял бы, что я хочу сказать: отцепись ты от меня со своей теологической космогонией!
Но Марицына, видать, крепко торкнуло еще тогда, когда он на своем «Грифе» пытался вручную попасть с полумиллиарда километров в Новосатурн – то есть в цель с угловыми размерами игольного ушка. Он думал о чем-то таком, что мне представлялось в высшей степени несущественным. А то, что казалось мне в ту минуту действительно важным – возвращение к родным пенатам военфлота, – он воспринимал лишь как очередное изменение своих координат в «бесконечной пустоте, заполненной крошечными шариками».
– Ахура-Мазда? – с сарказмом переспросил он. – Ахура-Мазда? Такой мир и такую материю?
К моему великому облегчению, в наш разговор неожиданно вклинился каперанг Гладкий.
– Лейтенант Пушкин! Прошу вас, вы мне нужны для безотлагательного дела… Извините нас, старлей. – Это Марицыну.
Гладкий вывел меня из кают-компании и, убедившись, что рядом никого нет, вполголоса сказал:
– Саша, никакого дела у меня к вам нет. Я просто хотел вас предупредить: ни в коем случае не поддерживайте подобных разговоров с Марицыным. И вообще я вам настоятельно рекомендую: поскорее выкиньте из головы весь зороастрийский мусор. Я понимаю, вы молоды, вам жаль потраченного в плену времени, вы невольно вынуждены оправдывать себя тем, что на месте знакомились с враждебной идеологией… Сделали все, чтобы узнать врага как можно лучше… И, вооружившись этим знанием, бить его крепче… Я сам иногда думаю так же, но поверьте: контрразведчики и пресс-офицеры могут не оценить вашего юмора, если вы даже вскользь помянете Ахура-Мазду или Амэша-Спэнта. Время сейчас не то. Вы меня поняли, Саша?
Я смутился, как мальчишка. Он прав! Тысячу раз прав!
– Так точно, товарищ капитан первого ранга. Спасибо за добрый совет… Никтополион Васильевич, а можно вопрос? Неудобный?
– Прошу.
– С Марицыным что-то не так? Или мне кажется?
– Ну как же! На долю Марицына, да будет вам известно, выпало очень невеселое приключение. Его «Гриф»…
– Нет-нет, это я знаю. А в лагере, после 23 февраля, ничего такого не случилось? Когда меня уже не было?
– Аааа… Ну да, вы же не в курсе… Очень неприятное дело. Вот о нем-то уж точно впредь говорить не надо… В общем, так: два человека из его экипажа, с которыми он попал в плен, они… добровольно отреклись от Родины. И остались на Глаголе.
– Ничего себе! А причина?
– Мне неизвестна. С ними говорил адмирал Тылтынь. Как вы понимаете, он передо мной не отчитывался.
– Да, дела-а-а… Но почему?! Учитывая их историю, они должны ненавидеть клонов по-настоящему! А тут такое!
– Не берусь судить, Саша.
– Ну да, а Марицын, конечно, воспринял их измену как личную недоработку… Ведь еще тогда, когда они дрейфовали на «Грифе», они уже один раз его предали? Черт, да я бы на его месте мечтал только об одном: вернуться туда, на борт «Грифа», и пристрелить обоих мерзавцев!
– Это война, Саша, а не роман о войне. Боюсь, Марицын вовсе не пристрелить их мечтает… И вообще думает не столько о предателях, сколько о различных… хм… материях. Ладно, не будем. Запомните: все, что я вам сказал, не предназначено для обсуждений. А наоборот, для того, чтобы вы усвоили, какие темы обсуждать ни в коем случае не следует.
– Я усвоил, Никтополион Васильевич…
«Внимание! Стыковка через десять минут! Всем, кроме рабочей вахты, разойтись по каютам и пассажирским салонам!»
– С кем это мы стыкуемся? Разве мы не садимся в Городе Полковников?
– Не знаю. Идемте, Саша. Требования безопасности надо выполнять.
Что правда, то правда. Перед стыковкой все двери и люки задраиваются автоматически. Если же стыковка застанет человека в коридоре, старшие офицеры будут вынуждены подать на него рапорт. Ибо по распорядку все проходы корабля во время выполнения тесных маневров требуется оставить свободными. А ты, баран пассажирский, только под ногами будешь путаться, если не дай бог что.
Вместо долгожданной посадки в Городе Полковников началась какая-то ерунда.
«Камчадал» пристыковался к могучему лайнеру «Емельянов». В иллюминаторе пассажирского салона, возле которого сидел я, возникла громадная буква «Ь», проглядывающая из-под матовой камуфляжной краски. Разумеется, лайнер был мобилизован для воинских перевозок со всеми вытекающими последствиями для своих некогда голубых боков. Наряду с многим прочим название мирного времени было закрашено.
В иллюминаторах же по левому борту показались еще два транспорта и госпитальное судно с грандиозным красным крестом во всю высоту жилых палуб. На пределе видимости маячили несколько неприметных крошек: эскортные корабли.
Эге, да здесь целый конвой собирается… А ведь заметим: если командование было вынуждено ввести громоздкую и неудобную в оперативном отношении систему конвоев, значит, есть чего бояться. Выходит, нападения неприятельских легких сил возможны и здесь, в системе С-801, и там – на рейде Земли…