Турнир четырех стихий - Диана Шафран

Лея подумала несколько минут, а потом ответила:

— Если он будет считать, что так будет лучше для кого-то, он может принести себя в жертву.

— Я так и думала, — сказала Фанни.

— Мне стоит беспокоиться? — спросила Лея.

— Нет, все стало на свои места, — ответила Фанни.

Глава 30. Традиции родом из детства

Фанни рассказала Лее о произошедшем. Она невольно вспомнила детство. В те времена часто, когда дверь в их комнату закрывалась, и полагалось спать, они тихо, чтобы никто не услышал, обсуждали события ушедшего дня, мечтали, стоили планы по захвату мира, которые почему-то решили воплощать с дневного набега на яблоневый сад. Тогда было сложно представить, что они, уже взрослые, будут участвовать в Турнире и вместо того, чтобы придумывать, как ловко отвлечь внимание Митрофана и стащить несколько румяных и сочных яблок, будут обсуждать будущих противников и разбитое сердце Фанни. Конечно, они часто говорили о первой любви и представляли ее как-то… не так.

Фанни всегда верила в сказки и мечтала о принце, или о милом и красивом парне, на худой конец, который совершит ради нее тысячи романтичных поступков: от пения серенады под окном, до создания красной дорожки из лепестков роз. В конце они обязательно должны будут жить долго и счастливо, воспитывая своих детей и несколько приемных. Лее отчетливо помнила о том, как Фанни настаивала на 40 воспитанниках, а она тихо над ней посмеивалась. Но говорить о том, что это невозможно не стала. Фанни всегда была слишком доброй, ее желание помочь всем и каждому иногда доходило до абсурда, но на взгляд Леи это ее не портило.

Реальность оказалась далека от детских мечтаний Фанни, маленькая часть ее детских грез воплотилась в жизнь, поэтому ей было так тяжело обо всем забыть. Лея с опаской посматривала на подругу, но та держалась лучше, чем она могла себе представить. Правда, озорные искорки, которые всегда веселили Лею, стали появляться в ее глазах значительно реже, взгляд стал более серьезный. Когда Фанни думала, что ее никто не видит, она, сосредоточенно размышляя, смотрела в одну точку, чем-то напоминая Рину. Но когда обнаруживала чье-то присутствие, на ее губах появлялась привычная улыбка, и она вскакивала с типичной для нее скоростью и импульсивностью. Конечно, обмануть Лею она не могла, но та решила не акцентировать на этом внимание. Это был способ Фанни не унывать, она делает для этого все, что может, поэтому не стоит ей мешать.

Фанни была единственной из них, которая выросла приюте, и плохих воспоминаний из прошлого у нее не было. Все, что она помнила, было связано с магистром Астериусом, ее друзьями и приютскими детьми. Конечно, ее детство не можно было назвать нормальным в привычном понимании этого слова, но Фанни была счастлива. Лея иногда завидовала ее беззаботности и веселости. Ей бы тоже хотелось быть такой. Поэтому когда подруга рассказала ей о произошедшем, она испугалась, что прежней Фанни больше не будет, исчезнет ее непринужденная легкость, веселость, которая всегда бодрила и поддерживала, сотрется улыбка, а глаза больше не будут сверкать золотисто-карим блеском.

Частично это произошло. Фанни и Родерик поговорили, но общались уже не так, как раньше. Внешне все было вроде бы нормально, но Лея, которая почти все время наблюдала за людьми из тени, а поэтому понимала их лучше других, знала, что за этой показной веселостью и добродушием скрывается большая проблема и если ее не решить, она повлечет за собой много других. Лея подумала, и приняла единственно возможное в этой ситуации решение — подошла к дубу, сорвала с него четыре листа и подбросила их своим друзьям. Так они часто делали в детстве, оповещая о ночном собрании в лесу.

Это была тайна, которая объединяла их. Было что-то волнующее, запретное в том, чтобы встать ночью, босыми ногами ступать по полу, невзирая на холод и сквозняки, и передвигаться тихо-тихо, минуя скрипучие половицы, слыша, как быстро бьется собственное сердце. А потом, как только, оказываешься за дверью, одним ловким, быстрым движением, надеть обувь и стремглав помчаться в лес, и успокоиться лишь тогда, когда ночная тьма скроет тебя от всего мира.

Они все вместе собирались на поляне, ее заливал лунный свет, отчего трава казалась серебряной, словно сотканной из тумана.

Говорили они тихо, будто боясь разрушить царившую здесь атмосферу спокойствия и таинственности. В этом месте Лея и Рина рассказали историю своего детства, тут делились своими тайнами, мечтами и надеждами, здесь Родерик впервые применил магию и показывал девушкам фокусы, вернее так они это называли, в его понимании это были серьезные магические манипуляции. Здесь царили совсем другие законы, нельзя было показаться наивным, глупым или смешным.

Они выросли, а традиция осталась. Несмотря на то, что можно было беспрепятственно покидать Академию ночью, не боясь гнева магистра Астериуса, они все равно босыми ногами ступали по полу, стараясь не ступить на скрипучую половицу, а сердце билось часто-часто.

Так случилось и в этот день. Оказавшись на залитой лунным светом поляне, Лея посмотрела на своих друзей, увидев их серьезные, сосредоточенные лица, она поняла, что собрала их сегодня не зря.

— Родерик, — обратилась к нему Лея. — Ты ничего не хочешь нам рассказать?

— Вы и так уже все знаете, — холодно ответил он. — Не хочу повторяться.

— Ты же сам знаешь, что факты — это еще не все, — ответила Лея. — Их можно интерпретировать как угодно, я хочу услышать твою версию.

Родерик нахмурился, посмотрел на звездное небо, а потом тихо проговорил.

— Ты же сама знаешь, начиная разматывать нить прошлого, уже нельзя остановиться.

— Тем не менее, я прошу тебя об этом, — сказала Лея. Она редко говорила так прямо и открыто, но когда это делала, ей было сложно отказать.

— Легко жить и принимать решения, когда тебя не держать ни воспоминания, ни раны, — сказал Родерик после паузы. — У меня они есть, я не отрицаю.

Он внимательно посмотрел на их лица, которые при лунной свете приобрели голубоватое свечение.

— В детстве, мне, одинокому и лишённому надежды, было темно и холодно, — продолжил Родерик. — Я ничего не делал и просто смотрел, как тьма сгущается. Мне потребовалось много смелости, чтобы пустить в него свет, но сделать это в одиночку я не мог, мне нужны были друзья. Мне не страшно двигаться дальше, зная, что вы рядом. Мне страшно идти вперед, зная, что кто-то из вас отпустит мою руку.

— Ведь это нормально, ухватиться на чью-то руку, если тебе ее протянули, — тихо сказал Фанни.

— Нормально, — подтвердил Родерик.