Элайзабел Крэй и Темное Братство - Крис Вудинг

Кларис Бэнбери, жене копировщика из Челси, привиделся кошмар. С криком ужаса она проснулась и села на постели. Но кошмар продолжился и наяву: застывшим от страха взором она наблюдала, как ее супруг медленно воспарил над кроватью. Простыня, которой он был укрыт, соскользнула на пол, и Кларис заметила, что глаза у него закрыты и он по-прежнему спит. В ушах у нее звенело от собственного крика. Все еще не вполне отдавая себе отчет в реальности происходящего, она оглядела комнату. В дальнем углу неслышно шевелилось какое-то существо: горбатая худая старуха, совершенно голая, с длинными седыми космами, которые полностью скрывали ее лицо, и копытами вместо ступней. Существо стояло на четвереньках, перебирая ногами и помахивая длинным изогнутым хвостом. У Кларис всегда было слабое сердце. Захлебнувшись криком, она рухнула навзничь на свою постель и потому не успела увидеть, как ее муж плавно вознесся к самому потолку и был в считанные секунды проглочен сгустившимися там тенями. Не почувствовала она и теплых струек крови, которые брызнули сверху на ее грудь и лицо и алыми пятнами расплылись по белоснежным простыням.

Кладбище Степни. Островок покоя и забвения, покрытый зеленой травой и отгороженный от окружающего мира каменной стеной. Белые мраморные надгробия и памятники жертвам Vernichtung. Густой и тяжелый туман, безраздельно царящий в городе, по странной прихоти природы преобразовался над этим местом вечного упокоения в едва различимую нежную дымку. Корбис Тэллоу, широко известный в определенных кругах гробокопатель, гордившийся своей репутацией профессионала самого высокого класса, как раз собирался выполнить заказ одного весьма амбициозного молодого врача и выкопать для него очередное мертвое тело. Направляясь к нужной могиле, он прошел мимо нарядного надгробия восьмилетней Китамины Форрест, дочери богатого аристократа, скончавшейся от полиомиелита. Слева от Корбиса сквозь мрачные облака проглядывал желтый диск полной луны. О том, что кладбищенские духи чаще всего облюбовывают себе для жительства именно детские могилы, не знают даже многие из специалистов, занимающихся изучением повадок нечисти. Где уж было догадаться о подобных тонкостях старине Корбису, человеку простому и в науках несведущему. Он и о самом существовании таких духов слыхом не слыхивал. И спокойно прошагал дальше, оставив свою лунную тень в когтях монстра и не подозревая, что жизнь его в эту самую минуту подошла к концу.

Бэрроу Смиту, настоящее имя которого было Борис Дункель, эмигранту из Тевтонских штатов, в Лондоне жилось нелегко. Он старательно скрывал свой акцент и свое происхождение, поскольку после Vernichtung лондонцы горячо возненавидели его соотечественников. Впрочем, это не всегда ему хорошо удавалось, и в первые годы после бомбардировок он не раз бывал жестоко бит прохожими на улицах. До чего же он ненавидел этот город, где поселился пятнадцать лет назад! Лондон отнял у него все: сперва достоинство, затем работу — он в течение нескольких лет занимал должность помощника адвоката с Бонд-стрит, — а напоследок и жилище. Пятнадцать лет он прожил здесь, а каков итог? Лишившись всего, что привязывает человека к жизни, сам Борис за эти годы превратился в развалину, в жалкий обломок человека. И вот теперь он бесцельно бродил по пустоши на окраине Поплара. В эту темную вечернюю пору ему не спалось: внезапно наступивший холод был мучительным испытанием для его больных суставов, их словно жгло раскаленными иглами. Подняв воротник пальто, Дункель все шел и шел вперед, и редкие клочья тумана обвивали его колени, хватали за рукава, облизывали лицо. В душе его всколыхнулась смутная надежда, что когда-нибудь, вот так же блуждая по улицам без смысла и цели, он выйдет на торную дорогу, на заветную тропу, где ему встретится удача, и тогда все в его жизни изменится к лучшему, и он снова почувствует себя человеком.

Проблуждав весь вечер в узких переулках, где видна лишь узкая полоска неба над головой, он не мог видеть странных и жутких явлений над Старым Городом. И только когда туман немного рассеялся, Борис вышел на открытое пространство.

Над пустошью внезапно послышался пронзительный собачий вой. У Бориса кровь застыла в жилах, так это было неожиданно и страшно. Он остановился и прислушался. Вой повторился снова, в нем звучала отчаянная мольба существа, которое нуждалось в помощи и защите. Впереди виднелся небольшой овражек. Борис с трудом различил в окружающей мгле узкую, словно прорезанную ножом, щель в толще земли и над ней, на самом краю оврага, высокое дерево, чьи корни проросли сквозь пустоту и погрузились в землю у противоположного края впадины. Вой раздался в третий раз, и Борис понял, что несчастный пес застрял под сплетением корявых корней и без посторонней помощи ему никак оттуда не выбраться.

Случись такое в прежние, более счастливые для него времена, и Борис наверняка сразу же представил бы себе, как он вытаскивает пострадавшего пса из западни, в случае необходимости его лечит, сытно кормит и тот делается его товарищем, незаменимым спутником в одиноких прогулках. Но воображение уже долгие годы не рисовало перед ним никаких отрадных картин, вернее, оно попросту давно не давало о себе знать, поэтому Борис вряд ли сумел бы внятно ответить на вопрос, зачем ноги понесли его к овражку. Ясно было одно: что-то неодолимо влекло его туда.

— Эй, парень, — произнес он на безупречном кокни. — Поди-ка сюда. Ну, где ты там?

Он присел на корточки и заглянул в овражек. Вой перешел в рычание, и Борис вдруг понял, что существо, из чьей глотки вырывается такой чудовищный звук, никак не может быть собакой. Но было уже слишком поздно. И ошибка эта стоила ему его беспросветной, полной невзгод жизни.

Джимли Поттер, уличный мальчишка, состоявший в банде Пита-Ножа, был классным карманником. Теперь, намаявшись за день, он спал на своем тюфяке в полуразрушенном здании бывшего склада, где вместе с ним ночевали еще шестеро таких же мальчишек из той же банды. Жизнь у них была вполне сносная — они крали кошельки и отдавали большую часть обнаруженных в них денег старику Питу, оставляя понемногу и себе. Если бы не риск быть пойманными и повешенными, лучшей доли они себе не пожелали бы.

Во сне ему привиделась петля и одинокая виселица у Йоркширских болот. Веревка раскачивалась под ветром туда-сюда. Джимли часто снилось подобное, но, проснувшись, он об этом не вспоминал, как не вспомнил бы и нынешний сон, если бы не одна деталь. У подножия виселицы стоял ребенок, маленькая девочка в черном траурном платье и темном плаще с капюшоном, наброшенным на совершенно лысую голову. Сперва взгляд ее был опущен долу, но после, когда она подняла глаза на Джимли, он заметил, что зрачки у нее кроваво-красные, а лицо бледное и застывшее, словно неживое.