Завоевание - Джуд Деверо

— Я решил немного потянуть время, потому что нутром чуял, что, пожив некоторое время вдали от своих братьев, ты вполне можешь перевоспитаться и перестать видеть во мне чудовище. — Он взял ее руку и поцеловал. — Я хотел тебя с тех самых пор, как увидел твое сражение с моими людьми. И я был очень тронут, когда ты вернулась обратно посмотреть, жив ли я, несмотря на то, что я Говард, а в тебе уже изначально заложена ненависть ко мне.

Она не сводила с него глаз, а он целовал кончики ее пальцев.

— Я боялась, что ты истечешь кровью и что это навлечет еще больше бед на мою семью. А на тебя самого мне было наплевать.

Его взгляд, обращенный на нее, был затуманен страстью.

— Но мне, кажется, удалось изменить положение вещей в свою пользу и заставить тебя проявлять обо мне чуточку больше заботы. — Он прижал ее маленькую ручку к своей щеке и начал надвигаться на нее. Зарид следила за его маневрами, откинувшись на подушки.

— Ни одному Говарду не дождаться от дочери Перегринов стонов наслаждения.

Он на секунду оторвался от ее ноги, которую в это время покрывал поцелуями, и поднял голову.

— Да что ты знаешь о стонах наслаждения?

— Я кое-что слышала об этом от любовниц моих братьев, но тебе не исторгнуть из моего горла ни единого звука. — Она смотрела на него с вызовом, а на губах у нее играла хитрая улыбка.

— Да? — Он принял ее вызов. — Что ж, давай проверим.

Он снова принялся целовать ее, уже не отвлекаясь ни на какие посторонние разговоры и провокационные выходки с ее стороны. Он ласкал ее до тех пор, пока не почувствовал, что больше не выдержит, потому что его страсть достигла апогея. Когда он входил в Зарид, то ожидал вскрика боли, но она даже не дрогнула.

— Мне понравилось, — заявила она позже, когда Тирль отдыхал в ее объятиях. — Может, повторим? Только я бы предпочла, чтобы на этот раз это было подольше.

Тирль взглянул на нее, слегка приподняв одну бровь.

— Будет исполнено. Только всему свое время.

— Ага, — глубокомысленно заметила Зарид. — Понимаю.

Если бы он услышал эти слова от любой другой женщины, то, вероятно, поверил бы в то, что она действительно «понимает», но в отношении Зарид, исходя из ее жизненного опыта, он сильно в этом сомневался.

— Что ты понимаешь?

— То, что ты — вялый, мягкотелый Говард, а в моих жилах течет орлиная кровь. Интересно, когда у нас пойдут детишки, они будут такими же рохлями, как ты?

В ответ на это он схватил ее и подмял под себя.

— Посмотрим, сколько раз тебе придется умолять меня о пощаде, пока не минет эта ночь.

Глава 13

Зарид смирно сидела на стуле, который был придвинут к столу. Муж смотрел на нее с таким выражением собственного превосходства, что она сделала гримаску. Но она была счастлива, очень, очень, счастлива.

Тирль улыбнулся ей.

— Чем мы сегодня займемся?

— Научи меня читать, — попросила она, не задумавшись ни на секунду, и его улыбка стала еще шире.

Последние две недели для Зарид были похожи на земной рай. Она словно переродилась. Казалось, она стремилась за эти дни наверстать упущенное за долгие годы жизни в обличье мальчика и овладеть всеми женскими премудростями. Тирль, так непохожий на мужчин, которые окружали ее всю жизнь, стремился всячески помочь ей в этом.

Он помогал подбирать туалеты, давая советы, что ей идет, а что нет. По вечерам он расчесывал ее волосы, поскольку оба верили, что это стимулирует дальнейший рост ее гривы.

Они играли в салочки друг с другом и со всеми, живущими в доме, они прогуливались верхом и охотились, а временами просто бездельничали. Он начал учить ее читать и показывал простейшие приемы игры на лютне. Они вместе сочинили несколько стихотворений, Тирль очень хвалил ее и сказал, что у нее врожденный поэтический дар.

А в промежутках между всем этим они занимались любовью. Теперь для них все приобретало игривый подтекст, вызывало сексуальные ассоциации. Плач младенца напоминал им о том, что неплохо бы ускорить появление на свет собственных детей, музыка тоже заставляла их бегом мчаться в спальню, да и совместное чтение стихов до крайности возбуждало обоих, особенно когда содержание некоторых произведений было откровенно неприличным Зарид показывала Тирлю некоторые приемы обращения с кинжалом, и доводила его при этом до исступленного желания, потому что демонстрацию Зарид проводила в костюме Евы.

Как-то раз они целый день играли в прятки, когда дождь лил как из ведра, и, когда находили друг друга, до изнеможения занимались любовью в любых, даже самых неудобных позах.

Тирль, которому до этого приходилось держать свои мимолетные связи с женщинами в строжайшем секрете, теперь упивался свободой, которую получил. Жена в его распоряжении в любое время дня и ночи. А Зарид была для него самой обольстительной женщиной. Она никогда не осаживала его, говоря, что то, что он предлагает, не подобает делать настоящим «леди». Она соглашалась на любые эксперименты. Была просто неутомима, а его временами заставляла чувствовать себя дряхлым и немощным. Она карабкалась на вершины деревьев с обезьяньим проворством, а когда он догонял ее, они занимались любовью прямо там, выбирая сучья покрепче. Она не знала страхов и сомнений, которые прививались «благородным» барышням еще с пеленок, не боялась ни высоты, ни оружия, ни диких вепрей, ни мужчин.

Однажды ночью, когда они лежали в объятиях друг друга, удовлетворенные и покрытые капельками пота, Тирль спросил ее, как она чувствует себя, живя вместе с ним.

— Разве ты не видишь, что я чувствую себя абсолютно свободной и раскрепощенной. У меня будто крылья выросли. Твоя жизнь всегда была безоблачной, и ты не представляешь, что значит чувствовать себя, по сути, пленницей. Ты такой мягкий.

— Это только сейчас. А вообще-то не такой уж я и мягкий, — пробормотал он немного обиженно.

— Да нет, глупый гусь, я не бесхарактерность имею в виду. Я хотела сказать, что ты не злобный и не жестокий по натуре, и ненависть для тебя ничего не значит.

— Это звучит так, как будто я и не мужчина вовсе, а пустое место. Но ты же видела шрамы на моем теле. Я в любом бою не дрогну.

— В турнирном бою — да, но способен ли ты убивать? Сможешь ли ты посмотреть в глаза человеку, а потом хладнокровно уничтожить его?

Он взял ее руки в свои.

— Я убью любого, кто посмеет хоть пальцем тебя тронуть.

— В этом случае, возможно, — вздохнула она, не зная как еще попытаться втолковать ему, что имеет в виду. Он понятия не имел, что такое — сгорать от ненависти. Слово «ненависть» было для него пустым звуком, тогда как другие ради нее готовы истребить все живое на своем пути.