Женат на собственной смерти (сборник) - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, понятно, — ответил Ворохтин. — Но я хотел бы узнать другое: кого — Лагутина или Ботаника — убийца намерен оставить жить?
— Имя победителя хотели бы узнать миллионы зрителей, — ответила Кира, следя за тем, как пожарный вертолет закладывает вираж и скрывается за лесом. — Саркисян объявил тотализатор: первые десять человек, которые дозвонятся в студию и правильно назовут имя, получат призы.
— Кому-то повезет. А я ни разу ничего не выигрывал, — признался Ворохтин.
— Я тоже, — ответила Кира.
— Так попробуй выиграть, — предложил Ворохтин и достал из кармана мобильный телефон.
— Вы что? — Кира с удивлением посмотрела на Ворохтина. — Серьезно?
— А почему бы нет?
Она с опаской смотрела на трубку, словно это был пистолет и Ворохтин предлагал девушке застрелить одного из робинзонов.
— Это ужасно, — произнесла она. — Знали бы зрители, что гадают на крови…
— И все же?
Кира долго не могла назвать имя.
— Ботаник, — наконец прошептала она.
— Что — Ботаник?
— Ботаник победит. А вы как думаете?
— Никак, — ответил Ворохтин. — Все равно ничего не выиграю, так зачем зря голову ломать. Мне не дает покоя другой вопрос.
— Какой же, если не секрет?
— Что связывает убийцу и того человека, который победит.
Глава 36. Прокол
Во второй половине дня Саркисян давал показания в районной прокуратуре.
— То, что Бревин не сгорел на острове, а был застрелен в гостинице — это для меня полнейшая неожиданность! — запальчиво лгал он. — В пьяном угаре такое не пришло бы мне в голову! В кошмарном сне не увидел бы!
Немолодой, высокий, с рыжими усиками и обширной лысиной следователь слушал его внимательно и не перебивая.
— А вот администратор гостиницы утверждает, что ваши сотрудники, в том числе и Гвоздев, дважды в день приезжали за Бревиным и куда-то увозили его на джипе.
— Это ужасно! — произносил Саркисян, прикрывал глаза и прижимал ладонь ко лбу. — Все это безобразие творилось за моей спиной. Люди, которым я бесконечно доверял, нагло пользовались моим доверием. Втайне от меня они вступили в сговор с Бревиным и занялись грандиозной профанацией. Если бы они обманули только меня! Так ведь жертвой этого обмана стали сотни тысяч доверчивых телезрителей!
— Но Чекота сказал, что вместе с Гвоздевым выполнял ваш приказ.
— Правильно! — часто моргая и растягивая пухлые губы в улыбке, подтвердил Саркисян. — А что он еще мог сказать? Что действовал по собственной инициативе? А зачем ему признаваться, если проще все свалить на руководителя. В нашей стране всегда и за все отвечает начальство. Работник пьет — виноват начальник. Работник ворует — виноват начальник. Работник…
— Хорошо, — прервал красноречие Саркисяна следователь и неторопливо вытащил из пачки сигарету. Так же неторопливо прикурил, выпустил струйку дыма, загасил спичку, смахнул со стола пепел. — Я смотрел несколько передач вашей «Робинзонады». Мне понравилось. Ловко вы все закрутили.
Саркисян скромно опустил глаза и заерзал на стуле.
— Спасибо. Очень приятно. Вы даже не представляете, насколько приятны вот такие простые, от души, слова нам, творческим работникам. А то ведь большей частью ругают. Дескать, не заботимся о морально-нравственном воспитании подрастающего поколения…
— Мне кажется, передача во многом бы проиграла, если бы не целый ряд трагических событий на островах.
— Увы, — вздохнул Саркисян и собрал на лбу морщины. — Это так. Но если бы вы знали, какие нравственные муки пришлось мне пережить, принимая решение ставить в программу или не ставить тот или иной эпизод. Поверите? Каждое такое решение — это бессонная ночь. Ведь это для зрителей — игра. А для меня — драма!
— Будь ваша воля, вы бы, наверное, остановили «Робинзонаду», чтобы не подвергать риску оставшихся людей?
— Безусловно! — очень стараясь казаться убедительным, сказал Саркисян и порывисто качнул головой. — Жизнь игроков — вот главная ценность, а не рейтинг передачи и не деньги от рекламы.
— Сохранение жизни игроков оправдает все и снимет любой моральный груз, — развил мысль Саркисяна следователь. — Хотите чаю?
— Совершенно с вами согласен! — все больше оживлялся Саркисян, чувствуя, что грозовые тучи над ним тают. — Вы просто читаете мои мысли… Да, чайку, если можно!.. Святая ложь! Не надо ее бояться, если за ней стоят богоугодные дела!
— Я сразу понял, что вы честный и благородный человек, — сказал следователь. Он стоял к Саркисяну спиной и наливал заварку в стакан. — Сколько вам кусочков сахара?
— Три, пожалуйста… Эх, товарищ следователь! Хоть вы понимаете наш неблагодарный труд! Я всегда готов войти в положение любого игрока, понять его, помочь! Это же игра! Вот, допустим, страдает человек, умирает. А я что — зверь? Мне его почки дороже, чем этот проклятый рейтинг! Ну, взял я грех на душу — пусть радуется жизни, если никому от этого хуже не будет…
— А разве у Бревина были больные почки? — спросил следователь, подавая чашку в руки Саркисяну.
— А то! — произнес Саркисян, отхлебывая из чашки. — Откуда здоровье, если он каждый вечер в баре гостиницы кутил? И наутро лицо его так опухало, что глаз не было видно. Ему перед камерой выступать, а он…
И тут Саркисян с ужасом понял, что проболтался. Он сильно побледнел, медленно поставил чашку на стол и со страхом взглянул на следователя. Тот снова закурил, пристально глядя на Саркисяна сквозь дым.
— Дальше! — произнес он. — Ему перед камерой выступать, а он глаза открыть не может. Так?
Саркисян судорожно сглотнул и неуверенно покрутил головой.
— Я хотел сказать… то есть…
— То есть вы снимали на камеру опухшего от разгульной жизни Бревина до тех пор, пока на Пятом острове не произошел пожар. И чтобы скрыть свою ложь, вы решили Бревина убить?
Страшное волнение охватило Саркисяна. Хватая ртом воздух и прикладывая руки к груди, он торопливо заговорил:
— Это не я! Клянусь вам! Это не я его убил! Я хотел, чтоб он куда-нибудь уехал… Я даже билет на самолет хотел ему купить…
— Почитайте, — оборвал его следователь и придвинул Саркисяну лист бумаги. — Это выписка из протокола допроса Гвоздева. Он утверждает, что именно вы приказали ему убить Бревина на месте проведения съемок. Что это была ваша идея заранее выкопать могилу в лесу. Что именно вы подсказали Гвоздеву, в какой момент тот должен ударить Бревина тесаком.
— Нет!! — дурным голосом закричал Саркисян. — Ложь!! Этот сопляк клевещет! Посмотрите на мои руки! На мои глаза! Молодежь теперь испорчена! Она глубоко порочна! Гвоздев лжет без зазрения совести!.. Я вам скажу! Я вам все скажу! Я знаю, кто застрелил Бревина! Этот человек наркоман, и он хочет бросить на меня тень! Он меня ненавидит и мечтает видеть меня в тюрьме!.. Его фамилия Ворохтин…
— Пишите! — сказал следователь, подавая Саркисяну тонкую стопку чистой бумаги и ручку. — Обо всем, что вам известно, и очень подробно.
Глава 37. Скатертью дорога!
К вечеру ветер стих, в зеркальной воде точечно прорисовались отражения берегов с белым березовым частоколом и темно-синее небо с кляксами розовых облаков. Туман сгущался незаметно, и над водой, не встречая препятствий, скользили хрустально-хрупкие колокольные перезвоны.
В раскладном шезлонге, водрузив ноги на пластиковый стол, сидел худощавый парень в синем джемпере, с коротко стриженной, выкрашенной в цвет огурца головой. В его руке время от времени тонко насвистывал мобильный телефон, парень включал его, подносил к уху и, выслушав, отвечал:
— Спасибо, ваш звонок принят!
Через несколько секунд все повторялось: звучал мелодичный сигнал, и парень, думая о чем-то своем, машинально говорил:
— Спасибо, ваш звонок принят…
Вскоре это занятие ему надоело. Не отключая трубки, он положил ее на стол и наполнил пивом большую керамическую кружку с карельским узором. Он любовался закатом и смаковал пиво, в то время как тысячи наивных людей накручивали телефонные диски и нажимали на кнопки, надеясь дозвониться, чтобы попасть в первую десятку и выиграть приз.
Тут в лагерь прикатил запыленный джип, из него выкатился злой и красный Саркисян и с ходу принялся делать разнос:
— Что вы ходите руки в брюки? Делать нечего? Полчаса до начала связи! Все по своим местам!
Люди засуетились и забегали. Парень с огуречной головой убрал ноги со стола, поставил кружку под стол и снова занялся телефоном.
— Ты с генератором разобрался? — накинулся Саркисян на инженера, который отвечал за всю электрику на базе.
— Вчера на радиостанциях все аккумуляторы сдохли! — переключился Саркисян на связиста. Тот попытался объяснить, что ничего подобного не было, но режиссер не дал ему договорить: — Чтобы на каждой станции по два комплекта было! По два!