Реквием по солнцу - Элизабет Хэйдон

— Не понимаю, что ее держит, — пробормотал он, усаживаясь в седло Лавины. — Она уже должна была добраться сюда.

— Соблюдай осторожность, когда будешь проходить мимо поселений рудокопов на западе, — попросила Рапсодия, вручив ему какой-то подарок, завязанный в чистый платок. — Там дикие места.

— Ой уже дрожит.

Рапсодия рассмеялась:

— Ладно, просто будь осторожен. А на кандеррской границе ситуация улучшится. Тамошние жители весьма дружелюбны. В восточной части провинции много ферм, они напоминают мне о тех местах, где я выросла.

Грунтор протянул руку и погладил ее по щеке своей огромной ладонью.

— Береги себя, герцогиня, и не забывай о нас. Почаще приходи в Илорк. Разве ты не скучаешь по Элизиуму?

Рапсодия лишь вздохнула, вспомнив о чудесном домике под землей, который стоял на островке посреди прекрасного озера, где они с Эши любили друг друга. Настоящий рай для них обоих, место, где их не касались тревоги большого мира.

— Да, скучаю. Но еще больше мне хочется повидать обитателей Илорка. Я постараюсь навещать вас, Грунтор, но, к сожалению, не знаю, когда смогу к вам вырваться. Некоторое время я должна буду оставаться в Хагфорте.

— Ну и ладно. Всего тебе хорошего, мисси. Веди себя хорошо.

— Не могу обещать.

— Поцелуй за меня мисс Мелли и передай привет моему другу, юному герцогу Наварнскому. Скажи ему, что при нашей следующей встрече я покажу ему, как вырывать зубы волосами поверженного врага. Конечно, можно и своими, но чужими веселее.

— Я обязательно передам ему.

Рапсодия стиснула зубы, не в силах бороться с грустью, — она испытывала это чувство всякий раз, когда расставалась с великаном фирболгом или с Акмедом, ее лучшими друзьями и единственными людьми, которые знали про ее прошлую жизнь.

— Кстати, а что ты мне подарила на прощание? — спросил Грунтор, одной рукой поднимая завязанную в платок небольшую коробочку, а другой взявшись за поводья.

— Память о Яриме, только для тебя, ведь ты вел себя прекрасно и даже не съел никого из местных жителей. Хотя мне точно известно, что тебе очень хотелось.

— Проклятье, ты опять меня раскусила, — рассмеялся Грунтор. — Когда они целыми днями торчали на площади, Ой ужасно страдал. Вроде как проходишь мимо лавки пекаря, а зайти не можешь.

Рапсодия, все еще стоявшая на балконе, улыбнулась, вспоминая тот разговор. Она надеялась, что Грунтору придется по вкусу человечек из хлеба с имбирем, украшенный рогатым шлемом, какие носили стражники Ярима, и маленькая записка: «Съешь хотя бы этого». Она не сомневалась, что Грунтор оценит шутку.

Дверь у нее за спиной бесшумно открылась, и она почувствовала, как на нее упала тень Эши, — он часто приходил послушать ее вечернюю молитву. Лирингласы, народ ее матери, в час, когда на землю опускались сумерки, прощались с уходящим днем и пели реквием опускающемуся за край мира солнцу. И точно так же неизменно они приветствовали его на рассвете, вознося благодарность в утреннее небо. Присоединившись к Рапсодии, Эши всегда молчал, наслаждаясь бесконечно прекрасным голосом своей жены. По материнской линии в жилах Эши текла кровь лириков, но не из племени лирингласов. Тем не менее всех лириков называли Детьми Неба, поэтому он с удовольствием разделял с Рапсодией молитвы, которые она, как и другие Дети Неба, пела солнцу, луне и звездам.

Она начала прощальную песнь, древнюю мелодию в нежных мажорных тонах, быстро сменявшихся минором, печальную песня о закате дня, в конце которой вновь возникал мажорный мотив, полный ожидания, обет всю ночь хранить надежду, чтобы утром встретить восход солнца. Эту песню передавали в семьях лиринов от родителей к детям. Рапсодия узнала ее от матери, дважды в день повторяла ритуал, и всякий раз он приносил ей радость и утешение.

Отец Рапсодии был человеком. Обычно он, как и Эши, стоял где-то рядом, в тени, наслаждаясь пением жены и пока что неумелыми попытками дочери повторить прекрасную мелодию. Однако ее братья, для которых лиринское происхождение не имело такого значения, игнорировали ритуал, начиная работать в золотых потоках утреннего солнца и продолжая свой нелегкий крестьянский труд в алых лучах заката.

По щеке Рапсодии скользнула незваная слеза. Теплый ветерок тут же ее высушил.

Сильные нежные руки обняли ее.

— Замечательно, как и всегда. Вернемся в комнату?

— Постоим еще немного.

Рапсодия тесно прижалась к груди Эши, положила руку ему на бедро. Она закрыла глаза и ощутила на своем лице ветер — жар дня отступал, на землю опускалась ночная прохлада.

Даже с закрытыми глазами она помнила, где на небе находится вечерняя звезда, самая яркая среди всех остальных, — она была удивительно похожа на ту, которая сияла над Серендаиром и к которой обращали свои молитвы люди, давно покинувшие этот мир.

Эши погладил ее по волосам, вдыхая их аромат.

— Тебя что-то беспокоит? Ветер принес тревогу?

Не открывая глаз, Рапсодия внимательно прислушалась. Ветер почти стих, лишь изредка налетали слабые порывы, но тут же, обессиленные, умирали в знойном летнем воздухе, а потом оживали вновь. Она сосредоточилась, пытаясь различить его вибрации.

Как и легкий ветерок, обдувавший ее, когда она стояла на вершине холма возле Хагфорта, ветер Ярима нес в себе предупреждение — что-то приближалось. Но если в Наварне она ощутила наступление зла, то здесь ветер был предвестником чего-то доброго.

Предчувствие радости охватило Рапсодию, кожу приятно покалывало.

Она продолжала прижиматься к Эши, вслушиваясь в голос трехкамерного драконьего сердца. Эти звуки действовали на нее успокаивающе, медленные, музыкальные, подобные плеску волн в море. Вибрация воздуха, ощущение мира и удачи, сливались с ударами сердца избранника ее души — ошеломляющие чувства, заставившие ее раскраснеться в сиянии заходящего солнца.

Она попыталась успокоиться, понимая, что если сейчас же не придет в себя, то надолго погрузится в блаженные грезы, из которых будет до боли трудно выбраться. И тогда они останутся на балконе до полного наступления темноты, наслаждаясь звуками ночи, теплым ветром и присутствием друг друга. Пряные ароматы лета мешались с острыми запахами рынка.

Рапсодия осторожно высвободилась из объятий Эши и подняла к нему сияющее лицо. Эши заморгал и улыбнулся.

— Хорошо, я вижу, что ветер не принес тебе тревог.

— Верно. И вообще сейчас ничто меня не тревожит.

— Чудесно.

Он взял ее руку и нежно поцеловал тонкие пальцы, а потом повел в комнату, где уже успели зажечь множество тонких ароматизированных восковых свечей.

Повсюду были расставлены фарфоровые вазы с благоухающими летними лилиями огненных оттенков, туберозами и другими цветами, оказывающими благотворное влияние на людей. Посреди комнаты, на краю стола стояла деревянная тарелка с сочными красными ягодами, облитыми белым и черным шоколадом, рядом — бутылка кандеррского бренди, два хрустальных бокала, на тонкой поверхности которых играли отсветы мерцающего пламени свечей. В центре стола весело журчал крошечный фонтан, проливавшийся на стеклянный цилиндр, внутри которого плясал маленький огонек, посылая волны света по комнате и превращая ее в волшебный грот.