Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быть может, ему осточертел отдаленный приход, где он служил. А может быть, в Скерне не зря ходили слухи, что он алкоголик.
Так или иначе, но и он спешил на празднество. Спешил увидеть товарищей, которых ему очень недоставало и эти долгие годы.
На юбилейной вечеринке были одни мужчины. Его жене туда вход закрыт. Ох, уж эта жена! Ох, уж эта супружеская жизнь! Они стали притчей во языцех всего Скерна. И смех и горе!
— Но я должен терпеть эту гиену, — говаривал полицмейстер, сидя в кабачке «Гармония», где любил играть в карты и пить грог в обществе начальника станции, почтмейстера и доктора.
Когда переезжали на пароме через Большой Бельт, полицмейстер затеял очередную перепалку из-за места у одного из столиков на палубе.
— Место занято, — заявил какой-то коммивояжер. — Я положил на него пальто и чемодан.
— Меня это не касается, — ответил полицмейстер. — Чемодан стоит на полу, а пальто вовсе не доказывает, что здесь кто-то сидит.
— Но я же вам объясняю, что это я положил пальто, — вспыхнул коммивояжер.
— Объясняете? Подумаешь! Можете держать свои объяснения при себе! Слишком много о себе воображаете, милейший!
— Я вам не милейший! — закричал коммивояжер. — Это мое место. Немедленно освободите его!
— Угрожать мне? Мне? Я тебе покажу, молокосос!
— Молокосос?! Я?! Нахал! Убирайся с моего места!
— Ах, так! Оскорбления! Брань! Угрозы применить насилие! Погоди, наглец! — И, схватив трость, полицмейстер начал яростно ею размахивать. — Я тебя проучу, мерзавец!
— Очень досадно, что некоторые люди не умеют культурно вести себя на пароме, — заметила почтенная дама.
Скандал привлек группу зевак. Вдруг какой-то высокий худой господин взволнованно крикнул полицмейстеру:
— Рольд! Рольд! Ты с ума сошел! Перестань! Иди сюда! — Протиснувшись сквозь толпу, он схватил обезумевшего от ярости полицмейстера за руку. — Да опусти ты, наконец, трость! Опомнись! Неужели ты не узнаешь меня, старина?
С большим трудом, несмотря па протесты и сопротивление полицмейстера, высокий господин увлек его с поля битвы.
— Ладно! Хорошо! Это тебе даром не пройдет! — рычал им вслед коммивояжер.
— Мужлан! — шипел, отступая, полицмейстер.
— Пойдем в салон, ты там покуришь и успокоишься, — уговаривал высокий господин. — Отчего ты так разбушевался?
— Я вовсе не разбушевался, — объявил Рольд. — Я был совершенно спокоен. Совершенно. Но я не потерплю, чтобы надо мной издевались. Я не позволю мужичью помыкать собой.
— Ладно, хватит, садись на этот диван. Здесь гораздо удобней, чем на палубе. Рассказывай, как ты живешь.
— Уф, да! Здравствуй! Здравствуй, Гернильд! Я рад встретить порядочного человека среди этого мужичья. Вот тебе прелести демократии: терпи хамство и наглость всякого сброда!
— Ну, рассказывай, как дела. Что у тебя в Скерне? Ты, конечно, на юбилей?
— Ну, конечно! Мечтаю повидать образованных людей! Уф! Ты спрашиваешь, что в Скерне? Гм, как тебе сказать? Хорошо. Все нормально.
— А жена? Как она поживает?
— Прекрасно! Отлично! Всегда всем довольна. Превосходная женщина. Прямо скажу, превосходная... А ты пo-прежнему холостяк?
— Да, все еще. Хотя мне уже сорок три. Ох, как время бежит!
— А живешь, как и раньше, в Хольстебро?
— Да, в Хольстебро, на реке Сторо.
— По-прежнему судебный исполнитель?
— Да.
— Работы много?
— Хватает. Описи, арест имущества. Я это дело люблю. У нас в Хольстебро очень приличная публика.
Приятели заказали по чашке кофе.
— А как насчет коньяку? — предложил полицмейстер.
— Спасибо, я не пью коньяка, — ответил судебный исполнитель. — Предпочитаю слоеные пирожки. Они здесь великолепны.
— Встречаешь кого-нибудь из ребят, Гернильд?
— Редко. Хольстебро все-таки в стороне. Правда, сам я иногда наезжаю в Копенгаген. Тогда захожу к Амстеду.
— A-а! Ну, что он поделывает? Кажется, тоже окончил юридический?
— Да. Служит в военном министерстве. В четырнадцатом отделении. Мы с его женой дальние родственники. Она урожденная Масен. Ее дядя — генерал Масен, двоюродный брат моего дядюшки Бракберга, ф о н Бракберга. Помнишь, у него поместье Мункедаль, в южной Ютландии? Вообще замечательный человек. Отец его был амтман15, дед командовал голштинским полком кирасиров, а прадед получил дворянскую грамоту от Фредерика Пятого.
Рассказывая, Гернильд уписывал слоеный пирожок, а полицмейстер Рольд наслаждался ароматным коньяком. Мало-помалу он пришел в хорошее расположение духа, и ему захотелось пооткровенничать.
Глава 10
— Ты вот спрашивал о моей жене, — начал Рольд. — Вообще-то она ни на что не жалуется. Она, конечно, превосходная женщина. В Скерне все считают, что мы живем душа в душу. Но это не совсем так. Она больна. Очень больна. Дело из рук вон плохо.
— Что с ней?
— Нервы или что-то в этом роде. Трудно сказать. Между нами говоря, она просто ненормальная. Это кошмар. У меня нет больше сил терпеть. Началось с того, что она стала набожной. Ты пойми, я совсем не против религии. Наоборот. Я всегда считал, что общество без религии погибнет. Христианская вера — основа всякой морали. Но жепа впала в крайность. По вечерам стала ходить к миссионерам и прочее в этом духе. Ни с того ни с сего начинала вдруг молиться, кричать и каяться. Страшное дело. Представляешь, каково это мужу? А потом она вдруг убоялась греха и решила вести целомудренную жизнь. Отказалась спать со мной в одной комнате и стала запираться на ночь. Куда это годится? А дальше пошло еще хуже. Она уверовала в злых духов, занялась спиритизмом и к тому же еще пристрастилась к ликеру. Прямо хоть из дому беги. У нас вся мебель ходила ходуном.
— Мебель?
— Ну да, господи прости, они занимались столоверчением. Столы колесили по всему дому. Просто беги куда глаза глядят. Тогда я обратился к Роберту Риге, помнишь, из нашего класса, он теперь врач.
— Какой он врач! Он не получил диплома. Засыпался на первом же экзамене.
— Знаю, слышал. Но потом он все-таки стал врачом где-то в Германии. Сначала массажистом, потом хиропрактиком. А потом, когда в моду вошел этот психоанализ, он занялся им.
— Ого!
— Вот именно «ого»! Знаешь, что такое психоанализ?
— Я видел газеты, которые издают эти психоаналитики. В суде видел. Их конфисковали в
