Забытый легион - Бен Кейн

Ничто, если не считать избранного круга посетителей, не объясняло, почему гадания вновь и вновь указывали на Лупанарий как ключевое место. Каждые несколько дней Тарквиний жертвовал курицу Юпитеру Капитолийскому. И каждый раз приметы говорили одно и то же: этот публичный дом неразрывно связан с его прошлым. И с его будущим. Этруск определенно видел, что Руф Целий, его бывший господин, тоже был как-то связан с этим местом. Из этого можно было сделать логический вывод, что рыжий толстяк рано или поздно объявится в Лупанарий. Однако Тарквиний не мог понять, каким образом этот дорогой бордель повлияет на его будущее после того, как Целия настигнет месть.

Разве что это было как-то связано с Фабиолой…

— Женщины среди твоих клиентов имеются?

Ростовщик зачем-то потрогал пальцем пухлые губы и испытующе посмотрел на Тарквиния.

— Возможно, — коротко ответил он. Низкорослого толстого надменного грека вопрос, похоже, позабавил. — И кто же именно тебя интересует?

— Девушка по имени Фабиола, — сказал гаруспик. — Черноволосая. Стройная. Очень красивая.

Грек снова ухмыльнулся и скосил глаза на своих телохранителей: двое могучих мужчин, бывших гладиаторов, стояли у него за спиной совсем рядом.

— Вы, случайно, не видели кого-нибудь в этом роде?

— Кого-нибудь в этом роде я бы обязательно запомнил, — сказал один, сделав непристойный жест.

Второй захихикал.

Тарквиний был готов к этому.

— Сведения могут стоить неплохих денег, — спокойно заметил он.

Грек сразу же прищурился и вновь посмотрел на гаруспика, пытаясь определить причину его интереса. А также толщину кошелька.

В огромном крытом рынке на Форуме гомонил народ. Шел обычный день. На Тарквиния мало кто обращал внимание, да и с какой стати замечать одного из бесчисленных граждан Рима, впавшего в бедность и пришедшего просить в долг.

Этруск ожидал. Молчание порой может оказаться сильным оружием.

Ростовщик сделал тот самый ход, какой от него ожидался.

— Сотня сестерциев могла бы взбодрить мою память. Тарквиний громко рассмеялся и отвернулся.

— Погоди! — Ростовщик понял, что перегнул палку. — Пятьдесят.

На стоявший перед ним низенький столик со звоном упало двенадцать денариев. Это было на два сестерция меньше, чем просил грек, но он решил не торговаться.

Серебряные монеты сразу же исчезли.

— Она шлюха, — презрительно бросил он. — Принадлежит той старой лахудре, которая заправляет в Лупанарий. Это тебе известно?

Тарквиний кивнул:

— Продолжай.

— Приходит раз в месяц, чтобы пустить в рост деньги, которые ей дарят. Всегда с безмозглым болваном наподобие вот этих. — Он дернул головой, указывая на стоявших позади телохранителей.

Оба возмущенно передернули плечами и переступили с ноги на ногу, но выразить недовольство вслух не осмелились. Им хорошо платили, и, лишившись места, они вряд ли смогли бы найти подобное.

— Она говорила что-нибудь о своей семье? — спросил гаруспик. — О друзьях?

Грек брезгливо скривился:

— Это же жалкая рабыня. До нее никому дела нет.

Тарквиний немного наклонился и взглянул в глаза толстяку.

— Мне есть.

Ростовщик почувствовал, что у него вдруг вспотели ладони.

— Ну?

Грек сглотнул вставший в горле ком. Телохранители могли бы без труда избавить его от этого надоедливого незнакомца. Сломать ему что-нибудь по приказу хозяина. Но по какой-то непонятной причине он понял, что поступить так было бы серьезной ошибкой.

— Она как-то раз сказала, что копит деньги, чтобы выкупить брата, — неохотно сообщил он. — Его продали в Большую школу.

Тарквиний слышал о крупнейшей из римских школ гладиаторов. И улыбнулся в ответ на эти слова. Все-таки выяснилось, что след, ведущий к Лупанарию, не был ложным.

Брат Фабиолы был гладиатором.

Он обвел всех троих долгим тяжелым взглядом и пошел прочь.

Грек шепотом пробормотал ему вслед проклятие и решил выкинуть случившееся из головы. Никакого желания запоминать этот краткий разговор у него не было. В глазах незнакомца он увидел отражение Гадеса.

Тарквиний не спеша шел по рынку и, воспаряя духом, вспоминал давние слова Олиния. Они обретали все больше и больше смысла.

«Твоими друзьями станут два гладиатора».

Боги между тем продолжали улыбаться Тарквинию.

Прошел еще один день. Смеркалось, и Секунд собирался отправиться на поиски еды. Как правило, вечерами он шел в одну из грязных харчевен, которых на улицах города было без счета, и покупал там на полученную за день милостыню кусок жареной свинины и несколько чаш кислого, как уксус, вина.

— Пошли со мной, — вдруг предложил он, хлопнув ладонью по всегда висевшей поверх его туники бронзовой фалере — единственному, что осталось у него от военной службы. — Я ведь еще не рассказал тебе, как заслужил ее.

Тарквиний улыбнулся. Теплый ветерок говорил ему, что нужно оставаться на месте.

— Куда ты пойдешь? — спросил он.

— В тот клоповник, что на углу через улицу. Ты его знаешь. Ну, а если окажется, что там ошивается слишком много подонков из коллегии, — добавил он, нахмурившись, — ищи меня в таверне, что возле Овощного форума.

— Займи для меня место, — попросил этруск. — Я скоро приду.

Однорукий ветеран понимал, что слишком рьяно допытываться, чего ради его новый друг торчит возле Лупанария, не стоит. Тем более что на все свои осторожные вопросы он так и не получил ни одного ответа. А поскольку белокурый торговец продолжал платить по десять сестерциев в день, Секунд решил, что любопытство должно уступить скромности. Он кивнул, ловко скрутил одеяло одной рукой и бросил на ходу:

— До встречи.

Калека быстро зашагал прочь. Сумерки сгущались, и он единственной рукой крепко стискивал рукоять ножа, который носил в ножнах, прикрепленных к переброшенному через левое плечо ремню. Порядочных людей на улицах уже оставалось мало, зато на смену им выползала всякая сволочь, предпочитавшая для своего малопочтенного ремесла ночные часы.

Тарквиний нисколько не боялся оставаться в одиночестве на ночной улице. Местные грабители и хулиганы не решались связываться с худощавым незнакомцем. Неделей раньше четверо из них попытались напасть на него впотьмах, но получили отпор такой силы и ярости, что выжившие потом даже не смогли толком рассказать, что же произошло. Один из негодяев ушел сразу, выдыхая из перерезанной глотки вместо воздуха кровавые пузыри. Пока остальные удивленно пялились на своего товарища, гаруспик молниеносным ударом гладиуса вскрыл грудную клетку второму. Третий отделался глубокой раной в левом бедре, и лишь одному удалось удрать целым и невредимым. Тарквиний при этом не получил ни царапины, а вот местные воры теперь старались держаться от него подальше, если встречали его на улице.