Стихотворения (сборник) - Алексей Толстой

Смысла совсем не видал, а слышал простые лишь звуки,

Ныне ж, как сделался серной, то все ему стало понятно:

"Бедный ты, бедный король,- ему говорили деревья,

Спрячься под ветви ты наши, так дождь тебя не

замочит!"

"Бедный ты, бедный король,- говорил ручеек

торопливый,

Выпей струи ты мои, так жажда тебя не измучит!"

"Бедный ты, бедный король,- кричал ему ветер

сердитый,

Ты не бойся дождя, я тучи умчу дождевые!"

Птички порхали вокруг короля и весело пели.

"Бедный король,- они говорили,- мы будем стараться

Песней тебя забавлять, мы рады служить, как умеем!"

Шел однажды король через гущу и видит, на травке

Чижик лежит, умирая, и тяжко, с трудом уже дышит.

Чижик другой для него натаскал зеленого моху,

Стал над головкой его, и начали оба прощаться.

"Ты прощай, мой дружок,- чирикал чижик здоровый,

Грустно будет мне жить одному, ты сам не поверишь!"

- "Ты прощай, мой дружок,- шептал умирающий

чижик,

Только не плачь обо мне, ведь этим ты мне не поможешь,

Много чижиков есть здесь в лесу, ты к ним приютися!"

- "Полно,- тот отвечал,- за кого ты меня

принимаешь!

Может ли чижик чужой родного тебя заменить мне?"

Он еще говорил, а тот уж не мог его слышать!

Тут внезапно счастливая мысль короля поразила.

Стал перед птичкою он, на землю упал и из серны

Сделался чижиком вдруг, вспорхнул, захлопал крылами,

Весело вверх поднялся и прямо из темного леса

В свой дворец полетел.

Сидела одна королева;

В пяльцах она вышивала, и капали слезы на пяльцы.

Чижик в окошко впорхнул и сел на плечо к королеве,

Носиком начал ее целовать и песню запел ей.

Слушая песню, вовсе она позабыла работу.

Голос его как будто бы ей показался знакомым,

Будто она когда-то уже чижика этого знала,

Только припомнить никак не могла, когда это было.

Слушала долго она, и так ее тронула песня,

Что и вдвое сильней потекли из очей ее слезы.

Птичку она приласкала, тихонько прикрыла рукою

И, прижав ко груди, сказала: "Ты будешь моею!"

С этой поры куда ни пойдет королева, а чижик

Так за ней и летит и к ней садится на плечи.

Видя это, король, иль правильней молвить, изменник,

Тотчас смекнул, в чем дело, и говорит королеве:

"Что это, душенька, возле тебя вертится все чижик?

Я их терпеть не могу, они пищат, как котенки,

Сделай ты одолженье, вели его выгнать в окошко!"

- "Нет,- говорит королева,- я с ним ни за что не

- "Ну, так, по крайней мере, вели его ты изжарить.

Пусть мне завтра пораньше его подадут на закуску!"

Страшно сделалось тут королеве, она еще больше

Стала за птичкой смотреть, а тот еще больше сердитый.

Вот пришлось, что соседи войну королю объявили.

Грянули в трубы, забили в щиты, загремели в литавры,

С грозным оружьем к стенам городским подступил

неприятель,

Город стал осаждать и стены ломать рычагами.

Вскоре он сделал пролом, и все его воины с криком

Хлынули в город и прямо к дворцу короля побежали.

Входят толпы во дворец, все падают ниц царедворцы.

Просят пощады, кричат, но на них никто и не смотрит,

Ищут все короля и нигде его не находят.

Вот за печку один заглянул, ан глядь!- там,

прикрывшись,

Бледный, как тряпка, король сидит и дрожит как осина.

Тотчас схватили его за хохол, тащить его стали,

Но внезапно на них с ужасным визгом и лаем

Бросился старый Полкан, любимый пес королевский.

Смирно лежал он в углу и на все смотрел равнодушно.

Старость давно отняла у Полкана прежнюю ревность,

Но, увидя теперь, что тащат его господина,

Кровь в нем взыграла, он встал, глаза его засверкали,

Хвост закрутился, и он полетел господину на помощь...

Бедный Полкан! Зачем на свою он надеялся силу!

Сильный удар он в грудь получил и мертвый на землю

Грянулся,- тотчас в него перешел трусишка изменник,

Хвост поджал и пустился бежать, бежать без оглядки.

Чижик меж тем сидел на плече у милой хозяйки.

Видя, что мнимый король обратился со страху в

Полкана,

В прежнее тело свое он скорей перешел и из птички

Сделался вновь королем. Он первый попавшийся в руки

Меч схватил и громко вскричал: "За мною, ребята!"

Грозно напал на врагов, и враги от него побежали.

Тут, обратившись к народу: "Послушайте, дети,- он

молвил,

Долго монах вас морочил, теперь он достиг наказанья,

Сделался старым он псом, а я королем вашим прежним!"

- "Батюшка!- крикнул народ,- и впрямь ты король

наш родимый!"

Все закричали "ура!" и начали гнать супостата.

Вскоре очистился город, король с королевою в церковь

Оба пошли и набожно там помолилися богу.

После ж обедни король богатый дал праздник народу.

Три дни народ веселился. Достаточно ели и пили,

Всяк короля прославлял и желал ему многие лета.

* * *

ВИХОРЬ-КОНЬ

В диком месте в лесу...

Из соломы был низкий построен шалаш.

Частым хворостом вход осторожно покрыт,

Мертвый конь на траве перед входом лежит.

И чтоб гладных волков конь из лесу привлек,

Притаясь в шалаше, ожидает стрелок.

Вот уж месяц с небес на чернеющий лес

Смотрит, длинные тени рисуя древес,

И туман над землей тихо всходит седой,

Под воздушной скрывает он лес пеленой.

Ни куста, ни листа не шатнет ветерок,

В шалаше притаясь, молча смотрит стрелок,

Терпеливо он ждет, месяц тихо плывет,

И как будто бы времени слышен полет.

Чу! Не шорох ли вдруг по кустам пробежал?

Отчего близ коня старый пень задрожал?

Что-то там забелело, туман не туман,

В чаще что-то шумит, будто дальний буран,

И внезапно стрелка странный холод потряс,

В шуме листьев сухих дивный слышит он глас:

"Вихорь-конь мой, вставай, я уж боле не пень,

Вихорь-конь, торопися, Иванов уж день!"

И как озера плеск и как полымя треск,

Между пний и кустов словно угольев блеск,

Что-то ближе спешит, и хрустит, и трещит,

И от тысячи ног вся земля дребезжит.

"Встань, мой конь, я не пень, брось, мой конь, свою лень!

Конь, проворней, проворней, в лесу дребедень!"

Страшен чудный был голос, конь мертвый вскочил,

Кто-то прыг на него, конь копытом забил,

Поднялся на дыбы, задрожал, захрапел

И как вихорь сквозь бор с седоком полетел,

И за ним между пнев, и кустов, и бугров

Полетела, шумя, стая гладных волков.

Долго видел стрелок, как чудесным огнем

Их мелькали глаза в буераке лесном

И как далей и далей в чернеющий лес

Их неистовый бег, углубляясь, исчез.

И опять воцарилась кругом тишина,

Мирно сумрачный лес освещает луна,

Расстилаясь туман над сырою землей,

Под таинственной чащу сокрыл пеленой.

И, о виденном диве мечтая, стрелок

До зари в шалаше просидел, одинок.

И едва на востоке заря занялась,

Слышен топот в лесу, и внимает он глас:

"Конь, недолго уж нам по кустам и буграм

Остается бежать, не догнать нас волкам!"

И как озера плеск и как полымя треск,

Между пнев и кустов, словно угольев блеск,

И шумит, и спешит, и хрустит, и трещит,

И от тысячи ног вся земля дребезжит.

"Конь, не долго бежать, нас волкам не догнать.

Сладко будешь, мой конь, на траве отдыхать!"

И, весь пеной покрыт, конь летит и пыхтит,

И за ним по пятам волчья стая бежит.

Вот на хуторе дальнем петух прокричал,

Вихорь-конь добежал, без дыханья упал,

Седока не видать, унялась дребедень,

И в тумане по-прежнему виден лишь пень.

У стрелка ж голова закружилась, и он

Пал на землю, и слуха и зренья лишен.

И тогда он очнулся, как полдень уж был,

И чернеющий лес он покинуть спешил.

* * *

ТЕЛЕСКОП

Баллада

Умен и учен монах Артамон,

И оптик, и физик, и врач он,

Но вот уж три года бежит его сон,

Три года покой им утрачен.

Глаза его впалы, ужасен их вид,

И как-то он странно на братий глядит.

Вот братья по кельям пошли толковать:

"С ума, знать, сошел наш ученый!

Не может он есть, не может он спать,

Всю ночь он стоит пред иконой.

Ужели (господь, отпусти ему грех!)

Он сделаться хочет святее нас всех?"

И вот до игумена толки дошли,

Игумен был строгого нрава:

Отца Гавриила моли не моли,

Ты грешен, с тобой и расправа!

"Монах,- говорит он,- сейчас мне открой,

Что твой отравляет так долго покой?"

И инок в ответ: "Отец Гавриил,

Твоей покоряюсь я воле.

Три года я страшную тайну хранил,

Нет силы хранить ее доле!

Хоть тяжко мне будет, но так уж и быть,

Я стану открыто при всех говорить.

Я чаю, то знаете все вы, друзья,

Что, сидя один в своей келье,

Давно занимался механикой я

И разные варивал зелья,

Что силою дивных стекол и зеркал

В сосуды я солнца лучи собирал.

К несчастью, я раз, недостойный холоп,