Первая командировка - Василий Ардаматский

Самарин шел к Фольксштайну, который его ждал, чтобы снова отвезти к Граве.

Фольксштайн уже ждал в своем «оппеле» у подъезда интендантства. Но на этот раз он отвез Самарина на улицу Рупницибас и высадил у подъезда на вид очень скромного дома.

— Второй этаж, квартира шесть, — сказал Фольксштайн и умчался.

Здесь, по-видимому, жил Пухлый. Самарин до сих пор не знал, кто он. Квартира была громадной и роскошной. Фарфоровая люстра свисала в гостиной над круглым дубовым столом. В другой комнате — стильная мебель из карельской березы. Стеклянные горки с художественным фарфором и дорогим хрусталем. Но было видно, что все это не свезено сюда из разных мест, а давно и со вкусом подбиралось, очевидно, бывшим хозяином квартиры.

Пухлый и Граве провели Самарина в комнату, стены которой были закрыты книжными шкафами и увешаны картинами. Все уселись в кресла. Граве был в форме и, опустившись в низкое кресло, вытянул вперед лакированные сапоги. На Пухлом сегодня была охотничья, что ли, темно-зеленая куртка, бриджи, гетры и ботинки на толстой подошве.

— Что нужно делать? Давайте не затягивать, — холодно попросил Пухлый и, взяв со стола сигару, начал ее неторопливо приготавливать к курению.

Самарин достал из портфеля и положил на стол пачку долларов.

— Здесь пять тысяч, — сказал он спокойно. — Вторую половину я вручу вам максимум через две недели. Ее привезет мне отец, или мне придется съездить за ней в Гамбург. — И не давая им опомниться, продолжал: — Товар по вашему усмотрению: или вы сейчас, отдаете мне половину, или все, когда я вручу вам остальную сумму. Фирма не имеет права не доверять вам. Тем более мы верим, что наша сделка этим не ограничится. Как вы решаете?

Наступило долгое молчание.

— Я думаю, — заговорил наконец Пухлый, — лучше полный обмен произвести, когда у вас будет вторая половина суммы.

— Как хотите, — легко отозвался Самарин и, кивнув на доллары, сказал: — Это я могу оставить у вас, дайте только расписку — это элементарно.

Снова долгое молчание. Затем Пухлый подвинул к себе лежавший на столе большой блокнот, вырвал из него лист и размашисто написал расписку, сказав:

— Пишу, не пересчитывая деньги.

Самарин прочитал расписку, обратил внимание, что подпись неразборчивая, но спокойно сложил ее вчетверо и спрятал в бумажник.

— Я оставляю вам солидный задаток, — сказал Самарин с улыбкой, — и делаю это во имя расширения нашего дела. Не так ли?

Пухлый чуть шевельнулся в кресле:

— Так или иначе, за эти деньги вы можете быть спокойны.

— Еще бы... — Самарин уже совсем по-дружески простился с обоими, крепко пожав им руки: — Но все-таки, одна просьба — не можете вы дать мне те образцы, что я смотрел. Право же, я должен показать их отцу.

Снова продолжительное молчание, и потом Пухлый обернулся к Граве:

— Дайте... У нас остается хороший залог.

По руслу коммерции иногда приходила очень ценная информация.

В буржуазное время в Латвии действовала строительная фирма немца Фрелиха. В ее конторе тогда работал некто Лев Рар — русский по происхождению, сын эмигрировавшего в Латвию офицера царской армии. Перед войной семья Фрелиха, прихватив с собой и Рара, уехала в Германию, а когда гитлеровцы заняли Ригу, вернулась, и фирма продолжала действовать. Только Рар в ней был уже вице-директором.

И вот однажды в доме у Магоне Самарин встречается с главой фирмы Фрелихом. Они с Магоне знакомы давно. Немец пришел смотреть товар. Магоне поставил коньяк. Фрелих оказался большим любителем спиртного и за разговором один осушил почти полную бутылку. Разгорячившись, он начал хвастаться успехами своей фирмы и всячески старался показать Самарину, что, в отличие от него, он занимается делами настоящими. И вдруг заявляет:

— Если хотите знать, моя фирма напрямую связана с самим оберфюрером СС Ланге, и это открывает мне огромные возможности для получения любого строительного материала.

— Не понимаю, — усомнился Самарин, — как можно с трудным делом коммерции совместить какую-либо другую работу?

— Почему? У меня на этом деле сидит мой заместитель, Рар, Магоне его знает — весьма энергичный человек, хоть и русский, А то, что он русский, да еще из местных, людям Ланге и ценно. Но так как он еще и мой заместитель, он все, что надо, делает через эсэсовцев и для нашей фирмы. Вот как надо устраиваться, дорогой мой коллега и конкурент господин Раух! — хохотал Фрелих, победно смотря на Самарина.

Так был открыт один из тайных агентов гестапо по разработке оставшихся в Риге русских, и это многих из них впоследствии спасло...

Самарин немедленно сообщил о Раре Гунару Рудзиту, а тот — местным подпольщикам. Было решено провокатора и доносчика ликвидировать. Но сделать это им не удалось, однако провокатор был раскрыт. (Уже после войны Лев Рар объявился на Западе в качестве агента английской разведки и активного деятеля антисоветских организаций, в частности пресловутого НТС. На Западе такой «товар» не пропадает.)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Как и предлагал Центр, Самарин активизировал свою коммерческую деятельность — он понимал, что это укрепляло достоверность его жизни в этом городе.

Надо сказать, что компаньон Магоне не дремал — покупателей становилось все больше, среди немцев пошла молва, что у некоего Рауха можно за бесценок приобрести красивые вещи. О том, по какой цене он сам продает товар, Самарин своему компаньону не говорил, ему он называл наивыгоднейшие цены и с них исправно вручал ему его долю прибыли. Вот когда пригодился служебный запас рейхсмарок. Магоне старался изо всех сил.

Почти каждый день Самарин попадал в новые квартиры, узнавал новых людей и как они живут в оккупированном врагом городе. А покупатели, которые обращались к нему с рекомендациями Фольксштайна и Вальрозе, были немецкими военнослужащими, гестаповцами, штабными работниками, и общение с ними тоже было весьма ценным.

Радистка Ирмгардей уже не раз передавала его донесения Центру с ценной информацией, полученной от покупателей.

В гремучем трамвае Самарин и Магоне ехали к дирижеру Парубу.

— У него должна быть богатая коллекция картин, — говорил Магоне. — И сейчас он наверняка нуждается в деньгах — он из тех, кто любит жить широко и весело. Я уверен, он торговаться не станет...

Дирижер жил на главной улице города, но довольно далеко от центра. Утренний поток пассажиров уже схлынул, и в трамвае ехало человек десять, не больше. Кто были эти люди? По каким делам ехали? Поди узнай! Каждый сидит сам по себе, никаких разговоров — немцы уже научили их молчать. Тем более что в трамвае ехал и один из учителей — долговязый солдат явно штабной службы: сверкающие сапоги, шинель по фигуре и из сукна получше солдатского, в руках портфель. Он не отрываясь смотрел в окно. Пока он не вошел в вагон, Магоне переговаривался с Самариным, теперь замолчал.