Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова

— Знаешь, у меня там документы и винтовка, — произнес он смущенно, стараясь не смотреть в сторону своей спасительницы.

Девушка вновь засмеялась, зазвенела голоском, так звенят сосульки в марте, исходя щедрой капелью.

— Подожди, не спеши! Я тебя провожу. — Она свистнула, и из тени выступила лошадь. Молочно-белая, с темными Гривой и хвостом, с расшитым чепраком и седлом необычной формы.

Девушка, не касаясь стремян, птицей взлетела в седло и подала ему руку.

— Иди сюда, мерген!

И он, подчиняясь ей, вскочил в седло позади нее. Обняв девушку рукой за тоненькую талию, второй он дернул поводья, и лошадь помчала их по степи, и настолько мягок и плавен был ее бег, словно она не бежала, а летела по воздуху. Он оглянулся и присвистнул от удивления. След в след за ними неслась стая волков. Пригнув головы, они не отставали от них ни на шаг. Звериные шубы казались белыми в лунном свете, и лишь иногда они задирали головы, и глаза их отсвечивали красным.

— Волки! Нас догоняют волки! — крикнул он Девушке.

Но она лишь засмеялась:

— Ничего страшного! Это мои волки!

— Твои? — поразился он. Но больше ничего не успел спросить. Лошадь вознесла их на вершину высокого холма, под которым он заметил темное строение и догадался, что это юрта Хатанги. Выходит, холм этот — Самбыкский курган? Он пригляделся и заметил два менгира, казавшихся огромными парусами в мерцающем свете луны.

Алексей зябко поежился. Холодный ветер развевал гриву коня и плащ девушки. Он придержал его рукой. Она вновь засмеялась и щелкнула плеткой.

— Хай, хай, харахай! — прокричала она весело, и лошадь вдруг встала на дыбы и сделала полный оборот вокруг оси, словно и не было на ней двух всадников.

Девушка опять щелкнула кнутом, и вновь раздался этот озорной и странный клич. И Алексей увидел, как волки, настигшие их на холме, образовали полукруг и вытянули морды в сторону луны. Тонкий вибрирующий звук расколол тишину ночной степи. Никогда в жизни Алексей не слышал, чтобы так выли волки. Их голоса то опускались вниз, и в них слышался рев зимней пурги и шорохи снега, а то взмывали вверх, и в них журчали потоки весенних ручьев, и шелестел первый дождь. Нет, никогда он не слышал, чтобы так выли волки…

— Что это было? — спросил он, когда звери замолчали и легли, положив крупные головы на лапы.

Девушка повернула к нему лицо, и он осекся на полуслове.

Глаз у нее не было, лишь два отливающих золотом пятна — две овальные бляшки. Те самые, что закрывали глаза древних пок… Алексей вытаращил глаза, обо всем догадавшись.

Но она лишь улыбнулась, поняв его испуг.

— Иди! — приказала она и протянула вперед руку с кнутовищем. — Иди и не оглядывайся!

Алексей покорно спрыгнул с лошади. Она переступала рядом с ним длинными стройными ногами, и он заметил, что сквозь них просвечивает трава, а через сапожок девушки — стремя. Озноб вновь охватил его тело. Нет, все ему только снится, поэтому просто непозволительно впадать в панику…

— Как тебя зовут? — спросил он, не поднимая головы.

— Чечек, — ответила она. — Цветок — по-вашему. — И протянула ему руку. — Возьми амулет, мерген. Только никогда не приходи в мой дом.

Алексей разжал ладонь. В ней лежала золотистая ленточка.

— Не потеряй, мерген! — проговорила над ним Чечек. — Это из моей косы. Тебе на удачу.

— Спасибо, — прошептал он и положил ленточку в нагрудный карман.

— Прощай! — крикнула Чечек и пришпорила коня.

Порыв ветра взлохматил его волосы и бросил в лицо горсть крупного песка. Волки, как послушные псы, снялись со своих мест и бросились за хозяйкой. И он с ужасом разглядел, что у них всего один глаз. Во лбу. Желтый и круглый, как у филина. Он попытался перекреститься, но тело сковало неимоверной» усталостью, и Алексей повалился на траву, удивляясь, что ему даже во сне безмерно хочется спать.

И отключился с той легкостью, какая бывает только в детстве после безмерно долгого и счастливого летнего дня.

Проснувшись, он некоторое время лежал, страшась открыть глаза. А вдруг это очередная горячечная фантазия, вызванная изрядной порцией алкоголя, и он по-прежнему в той же мрачной ловушке, из которой ему никогда не выбраться? Но солнце припекало совсем уже по-настоящему.

Алексей открыл глаза и зажмурился от обрушившегося на. него света. Он лежал у дверей в юрту Хатанги. А напротив его головы застыл в стойке суслик и самым нахальным образом его разглядывал.

— Ах ты, сусло поганое! — прокряхтел он, обращаясь то ли к суслику, то ли к себе самому, вспомнив вдруг прозвище североеланских сыщиков.

С трудом, но он сел и ощупал голову. Папахи на ней не было. И он вспомнил, что она осталась в провале. Вспомнил и огорчился. Это же подарок Егору от Арины…

Но был ли провал? Или все ему приснилось? Может, он просто обронил папаху в степи? Он коснулся рукой груди и нащупал что-то твердое. Бутылка из-под казенки! И — совершенно пустая! Судя по запаху, внушительная часть содержимого пролилась на рубаху. Но и в рот ему попало достаточно… Алексей покачал головой. Вот к чему приводит злоупотребление спиртным, нажрался, как болдох на ярмарке, вот и привиделось черт-те что!

Постой! Он дернул себя за ухо, чтобы окончательно прийти в себя. А как же?.. И полез в карман. Червонец был на месте. Выходит, он на самом деле обнаружил труп Хатанги и пытался его похоронить? Но тогда и обвал тоже был? Но каким образом ему все же удалось выбраться из той ямы?

Нет, наверняка ему все привиделось! Труп Хатанги был, а обвал — всего лишь плод его воображения, рожденный чрезмерной дозой спиртного.

Он поискал глазами лошадь. Но ее не оказалось поблизости, и он решил подняться на ноги, но вскрикнул от боли и, как тогда в провале, упал на колени. Нет, все-таки странно: как он мог добраться до юрты без лошади да еще с больной спиной? До кургана версты две с лишним, неужто он полз или тащился на четвереньках? Алексей оглядел колени, полы сикпена. Нет, не похоже, хотя они и затрушены пылью и сухой травой, но это не те следы, которые остались бы, проползи он на пузе подобное расстояние.

А как же старуха и эта странная девушка? Как ее звали?

Ах да, Чечек, вспомнил он одновременно ее имя, а также об амулете. Он полез в карман и вытащил сначала червонец, а потом тонкую золотую полоску и уставился на нее в изумлении. Неужто это ленточка, что подарила ему Чечек? Он ошарашенно разглядывал ее, подносил к глазам, поворачивал на свет. Совершенно ничего особенного — обыкновенная пластинка золота с выбитым на ней рисунком, а может, клеймом — березовым листиком…

Нет, выходит, не привиделась ему Чечек. Но разум твердил ему обратное: наверняка он подобрал пластинку в провале, сам того не заметив. Только сдавшись доводам рассудка, он тут же отмел их с негодованием. Нет, что было, то было!

Пусть останется в его памяти Чечек, и ее волки, и мелочно-белая лошадь с темными гривой и хвостом, равно как и амулет, подаренный ею… Ведь она сама сказала, чтобы он не терял его. И он загнул края полоски, как у браслета, и надел его на руку. Возможно, подарок девушки с множеством косичек и вправду принесет ему удачу? Только бы скорее выбраться отсюда!

Постанывая от боли, он добрался до небольшого камня и сел на него, решая, оставаться ли ему в юрте и ждать помощи от тех, кто ринется его искать. Или все-таки отправиться пешком? Возможно, этим самым он даже выиграет время?

За его спиной кто-то тяжело вздохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Он оглянулся. Верховой верблюд Хатанги смотрел на него сонным взглядом и, оттопырив толстые губы, флегматично пережевывал жвачку.

— Эй, ты, — крикнул ему Алексей, — иди сюда!

Но верблюд отвернул в сторону большую голову и, переступая мосластыми ногами, двинулся в степь. И Алексей растерялся. Ведь он совсем не знал, как надо обращаться к верблюдам. Цоб-цобе! — всплыло вдруг в памяти. Но так, кажется, кричат, погоняя быков, но никак не верблюдов?

А верблюд уходил, и Алексей не знал, как его остановить. Догнать просто не было сил. И тогда от отчаяния и от злости одновременно он подхватил с земли пустую бутылку из-под казенки и запузырил вслед уходящему кораблю пустыни. Бутылка глухо шмякнула по одному из свисающих горбов верблюда. И он медленно, будто нехотя, неожиданно повалился на землю, подогнув под себя передние ноги.

И Алексей захохотал. И продолжал хохотать до тех пора, пока, согнувшись в три погибели, почти ползком не добрался до верблюда, а затем взгромоздился меж его горбов и, шлепнув по шее, прокричал:

— Цоб-цобе!

И тот, ничуть не расстроившись из-за не слишком галантного обращения, вскинулся поначалу на задние ноги, отчего Алексей чуть не загремел вниз головой, потом на передние и пошел по степи в одном только ему известном направлении, мерно покачиваясь и тяжело вздыхая. И, как Алексей ни пытался направить его на уже известную ему тропу, верблюд неизменно заворачивал в сторону гор, пока не выбрался на широкую проселочную дорогу.